Половцев вздрогнул и поднял глаза. Стоявший над ним Кузя качнулся в сторону и, описав дугу, тяжело рухнул навзничь — прямо в обломки ящиков и осколки стеклотары в полуметре от раненого лейтенанта, гулко стукнувшись о землю.
Литератор медленно встал и подошел к своему палачу.
Рот мертвеца был оскален, словно у попавшего в западню зверя, а уже стеклянные широко открытые глаза — полны смертного ужаса и какого-то восторга перед той вдруг открывшейся ему страшной и великой правдой.
— Это ты?! Ты его?! — закричал с порога Кирюха и замер. Он стоял у открытой двери и, вытаращив глаза, смотрел на Кузю, безжизненно лежащего головой в маслянистой и все прибывающей дымящейся лужице крови.
Литератор медленно обернулся и строго, как на провинившегося ребенка, посмотрел на остолбеневшего Кирюху. Он в самом деле не мог понять, откуда вдруг взялся этот курчавый парень с испуганным лицом, и что здесь только что произошло, и кто эти люди, лежащие у него под ногами. И главное, он не мог вспомнить, где его сын…
* * *
А тем временем, придя в себя и внутренне собравшись, Кирюха осторожно двинулся на литератора, словно боясь вспугнуть его. От этого чокнутого, который застрелил Кузю (а Кирюха не сомневался в этом!), можно было всего ожидать.
«Кузя сам виноват! — думал Кирюха. — Не мог обойтись без своих штучек. Приставил бы ствол к затылку — и дело с концом. Сам, дурак, нарвался…»
— Ты кто? — Половцев неожиданно резко выбросил руку вперед, пальцем указывая на Кирюху, приблизившегося на расстояние двух шагов. Кирюха замер. — А это кто? — спросил литератор, указывая на лежащих.
— Слушай, дядя, успокойся. Я тут живу, я тебе ничего не сделаю, — Кирюха придвинулся к Половцеву вплотную и полез в карман за ножом.
— Не надо этого делать, — сказал литератор, не глядя на Кирюху. — Это для тебя плохо кончится… Беги домой.
Пока Половцев нес этот бред, Кирюха, стараясь не дышать, извлекал из кармана нож. Наконец он резко поднял руку с ножом вверх и, подумав: «Теперь не успеет!», ухмыльнулся, обнажая щербатый рот.
С лязгом выскочило стальное лезвие.
Отведя руку назад и целя Половцеву в шею, он с силой послал вперед кулак, сжимающий нож. Но кулак только описал полукруг в полумраке подземелья, так и не найдя шеи. Литератор при этом обернулся и гневно посмотрел на Кирюху.
В страхе Кирюха отступил назад, нутром понимая, что произошло что-то сверхъестественное. Что произошло? Когда Кирюха уже собрался вонзить нож в горло этому литератору, его словно кто-то ударил в плечо: по крайней мере в плечо тупо вошло что-то инородное.
— Ты чего это, мужик?! — Кирюха пятился к выходу, на всякий случай держа перед собой нож. — У тебя крыша поехала, да?
— Беги домой, — бормотал Половцев. — Домой… Быстрей!
Не отвечая на жалкие вопросы испуганного противника, литератор двинулся на него, по-бычьи опустив голову. Дважды Кирюха делал выпады. Первый раз лезвие блеснуло у самого живота противника, а вот второй — вошло до самой рукоятки ему в бедро…
Но за этим ничего не последовало.
Половцев все так же шел на Кирюху. Но ведь Кирюха-то отлично чувствовал, как оно входило в бедро литератора. Он все ждал, когда идущий на него наконец вскрикнет и остановится, чтобы со стоном прижать ладонь к ране…
Но Половцев не остановился, словно не почувствовал удара. И самое главное: кровь из раны не пошла, словно колол Кирюха не живого, а мертвого.
Половцев все теснил Кирюху, не обращая никакого внимания на отчаянно прыгающее перед носом стальное лезвие.
У самой двери Кирюха, которым уже овладела паника, запнулся ногой за выступ ящика и упал затылком на край старой бочки. Охнув, он обмяк и затих у входа.
Литератор еще некоторое время стоял посреди землянки, напрягая все свои извилины… Вдруг он почувствовал, что бедро его левой ноги горит огнем. Половцев опустил голову и увидел, как на брючине расплывается красное пятно. И тут ощущение тяжелого сна схлынуло с литератора, и он ощутил ясность, и одновременно с ясностью пришла ноющая боль в ноге и во всем теле.
* * *
В землянке лежали трое, и Половцев вспомнил их.
Неожиданно откуда-то с пола раздался слабый дребезжащий звонок. Литератор определил, что звук идет из-под Кузи. Он нерешительно встал над его телом.
— Это телефон, — еле слышно сказал лежащий рядом с Кузей лейтенант. — У него в кармане телефон.
Литератор вытащил из кармана Кузи радиотелефон и передал его Валентину, который, приподнявшись на локте, тревожно смотрел на литератора.
Раненый взял трубку в руку и поднес ее к лицу. В подземелье вошел чей-то далекий, но очень знакомый голос. Половцев узнал голос водилы.
Лейтенант поспешно протянул трубку литератору, морщась от боли и знаками показывая, чтобы говорил именно он…
— Ну, Кузя, что молчишь? Зарыл клиентов? — водила хрипло смеялся.
— Зарыл… А как там, — Половцев замялся, подыскивая нужные слова, — наши дела? Что… мальчик этот…
— Какой мальчик, какие дела? Нет никакого мальчика и не было!… Ты, Кузя, часом не заболел? Или стакан лишний на грудь принял? — водила перестал смеяться.
— А пошел ты, — тихо сказал Половцев и бессильно опустил руку с телефонной трубкой.
— Ладно, Кузя, не ной. Через пять минут отбой. Сидите пока в землянке. Сейчас примерно без трех минут семь. Ровно в семь контрольный звонок: расскажу вам, где ваши два «куска» лежат. А мешки-то с «мясом» поглубже зарой, а то вокруг солдаты да собаки бродят. Не ровен час пронюхают! — Пахомов засмеялся и прервал разговор.
— Как это вам удалось? — спросил лейтенант Половцева, когда тот протянул ему радиотелефон.
— Что удалось?
— Да вот так говорить с ним. Странно: и как он только не узнал вас? У того, — лейтенант кивнул на Кузю, — голос скрипучий был: ваши голоса совсем не похожи. Но это-то ладно. Как вам удалось этого бандита на тот свет отправить?! Я ведь все слышал.
— Что слышал?
— Ну все, что вы ему говорили, — лейтенант впервые едва заметно улыбнулся.
— А что я ему говорил? Я не помню, — Половцев озадаченно смотрел на раненого.
— Вы ему много наговорили… Скажите, вы действительно это… ну, про Бога?
— Не знаю…
— Странно! Как же так? Вы же сами его…
— Подождите, Валентин, что-то здесь не так! — сказал Половцев глядя на свои часы-луковицу. Часы встали. — Что-то не так, а что — понять не могу! Он сказал, что позвонит в семь. Почему в семь? Нет, здесь что-то не так.
И вдруг он понял, что не так!
Часы, его часы стояли… но он прекрасно слышал тиканье часов где-то совсем рядом. Да, рядом тикал часовой механизм!
Половцев подскочил к лейтенанту.
— У вас часы механические? — спросил он.
— Мои часы встали, когда я рыб кормил, — ответил лейтенант.
— А у того? — Половцев кивнул на Кузю.
— У него электронные, — лейтенант недоуменно смотрел на Половцева.
— У курчавого тоже, — сказал литератор и замер.
— А что такое? — насторожился лейтенант.
— Тикает! — шепотом произнес Половцев и посмотрел на Кирюхины часы. — Без десяти секунд семь. А в семь… Скорей!
Половцев схватил лейтенанта за шиворот и потащил его вон из землянки. Лейтенант, понимая, что сейчас произойдет что-то страшное, помогал ему изо всех сил. Литератор вышвырнул лейтенанта из землянки. Оставалось еще около двух секунд… Склонившись над Кирюхой, Половцев обнял его под мышки и буквально вынырнул из-под земли, накрыв Кирюху собой. И земля дрогнула.
Грянул взрыв. Вырвавшийся из-под земли огонь отбросил Половцева и Кирюху от землянки. Взрывная волна подняла в воздух горящие обломки и что-то круглое. Раздался тонкий надрывный писк, резко запахло паленым мясом.
Откатившийся от землянки опаленный шар вдруг развернулся и оказался большой крысой. Шерсть на крысе почти полностью сгорела, и синеватое в прожилках тело ее покрылось пузырями ожогов.
Но крыса была еще жива. Издавая непрерывный писк на самой высокой ноте звучания, она уползала в кусты…
Половцев не потерял сознания. Огонь, только лизнув его тело и опалив одежды, вынес его из-под земли и положил в прохладную траву.
— Вы уже дважды спасли меня, — прошептал удивленный лейтенант. — Почему?
— Послушайте, Валентин, — Половцев сидел на земле рядом со сладко «почивавшим» Кирюхой, — надо догнать этого вашего водителя, — лицо литератора выражало решительность.
— Как же мы его догоним? Ведь мы не знаем, где он. И потом, я не могу идти…
— А мы и не пойдем. Мы поедем, — Половцев вновь с крайним удивлением прислушивался к себе. Это были не его слова и не его поступки. Кто-то посторонний (потусторонний?) властвовал в нем.
* * *
Патологоанатом Миша Бурков все поглядывал на своего нового клиента.
«Молодой еще, — думал он вполне равнодушно, — жира совсем нет. Это хорошо…» Мысли патологоанатома постепенно приходили в норму после его утренней стычки с семьей. После чая жена потрясла у его ничем не выдающегося носа театральными билетами и угрожающим тоном заметила, что если только он (гад такой!) заставит ее ждать хотя бы минуту, то грянет буря, потому что она, видите ли, женщина, а женщина любит, чтобы ее саму ждали где-нибудь с букетом цветов.
