– Молотят нас! От души!.. – Он плеснул в кружки еще немного спирта. – Что хотят, то и творят, суки!.. В гарнизоне есть потери... Я сам уже четверых из взвода «трехсотыми» на Родину отправил...
– Постреливают?
– Тут почище, чем в Карабахе, будет!.. Тут не постреливают, а конкретно стреляют!.. Сегодня вам повезло – тихо! А так чуть ли не каждую ночь... Да и днем на патрули постоянно наскакивают... Саперная группа вообще пашет без отдыха – постоянно что-то новенькое находят, каждый день!.. Сейчас-то еще ничего... По снегу искать следы легче. А что будет, когда снег сойдет? Даже думать не хочется!..
– М-да... Не сладко...
– Так ведь и стрелять-то толком тоже нельзя! Сплошное блядство!.. Тут в городочке Новы Пазар хохлы стоят...
– Хохлы?
– Ну да! Аэромобильные войска! Короче, десантура украинская... Две роты. Ничего так, нормальные мужики... Так вот, Новы Пазар... Это километров двадцать с копейками от Рашки. У них там бодяга была совсем недавно... Понимаешь, в чем дело, Андрюха... Наскоки эти совершают албанцы! Причем довольно серьезно подготовленные коммандос.
– А почему думаешь, что албанцы?
– А кто ж еще? Ну, может, не именно албанцы, тут всяких хватает – боснийцы, хорваты... Главное, что мусульмане!.. Наскакивают на сербские деревни или поселки, особенно на те, где есть церкви, устраивают расколбас и сваливают! А иногда и не сваливают, а начинают в войну и с ооновцами играть... Да, так вот хохлы... Там километрах в пяти-семи есть деревенька Дожевице, а в ней церковь. Причем какая-то очень старая церковь, ей лет пятьсот, наверное... Православная. Здесь же половина сербов православные, а половина греко-католические...
Андрей взглянул мельком на Джагглера, и тот, подтверждая, кивнул.
– ...Католические еще так-сяк, а вот православные страдают по полной программе... Месяца полтора, что ли, назад был серьезный наскок на эту деревню... Ну, просто бойню устроили! С минометами, с тяжелыми пулеметами, ДШК, не иначе... Хохлы выскочили из города на четырех «коробочках» и туда... Деревню отбили, но у них там несколько «двухсотых» образовалось. Вот один прапор и решил со своим взводом прогуляться в горы да и зачистить их на хрен!..
– Ну и правильно! И что?
– Нормально пацаны пробежались!.. В Новы Пазар привезли на броне нескольких партизан, ну, для того, чтобы отмазаться перед старшими, на кой хрен в горы полезли! А через несколько дней местные албанцы вой подняли, что, мол, миротворцы вместо того чтобы выполнять свою миссию, отстреливают мирных албанцев! Стали требовать, чтобы выдали виновных! Вой подняли на все Балканы! С корреспондентами и телевизионщиками! Хохлам пришлось того прапора в срочном порядке на родину отправлять... Такие дела...
– Ясно... А что, в этом городе только хохлы стоят?
– Новы Пазар побольше Рашки будет, раза в три! Там еще итальяшки стоят, две роты, и батальон америкосов.
– И что эти, заморские?
– Мутные они какие-то, Филин. Их никто понять не может! – Вадим поднял свою кружку. – Выпьем еще по малой?
– Поехали!
Они выпили еще раз, закусили, и прапорщик продолжил свой «доклад»:
– Да! Американцы... Сколько было нападений, а они... Если выезжают макаронники или хохлы – то обязательно есть результат, пара-тройка партизан с оружием. Тут уже не скажешь, что мирный житель. А как америкосы, так обязательно опоздают или не найдут никого!.. У нас тут было пару раз, в Рашке... Отморозки прямо толпой шли на блокпост! Минами засыпали да выстрелами из РПГ. А на парочке «козлов» ДШК установили... Раздолбали все, что можно было... Короче, весело было! Танцор мужик опытный...
– Танцор?
– Да комендант наш, майор Водопляс!
– Понятно...
– Танцор мужик тертый – на Кавказе побегал, в Чечне... Понял, что этих красавцев двумя ротами не сдержать, ну и вызвал по рации подмогу. Так вот! Хохлы и итальяшки из Новы Пазара прилетели через полчаса. Минут через пятнадцать после них подтянулась еще одна рота итальянцев из поселка Лепосавич, им оттуда километров на десять дальше. Ну, мы все гамузом тот наскок и отбили...
– А янкесы что?
– А эти супермены приперлись часа через два после того, как... Когда мы уже все закончили!.. Все такие на понтах! Пальцы – веером, сопли – пузырями!.. Где тут, типа, у вас стреляют, мы их щас в мелкий винегрет!.. А сами с ружьишками своими ходят, затворами пощелкивают!.. Гордые собой! Это, мол, нас тут все испугались и попрятались... Козлы, короче, настоящие!.. Я одному капитану так и сказал...
– Ну, ясный красный! – улыбнулся Задира. – Горе, и «не сказал, что думал», – это два разных человека! Небось и «массаж лица» организовал?
– Ну, так... Не больно... Посидел на местной губе трое суток, на том и закончилось...
Они посмеялись немного, и Андрей достал карту:
– Так! Общая обстановка понятна... Теперь, Вадим, подробности...
Стол очистился от последствий банкета в одну секунду.
– Э! Пацаны! Вы чего все убрали? – возмутился Горе. – Одно другому не мешает! Карта на столе, закусон с краю! Или слабо еще с прапорщиком ВДВ бухнуть?! У нас же еще целая фляга «шила» есть! Не нести ж ее обратно!
– А перебора не будет? – спросил Андрей.
Он понимал, потому что давно знал этого неугомонного человека, что если он принес три фляги спирта, то отнекивайся сколько угодно, а прикончить их все же придется – Горе всегда умел найти и слова, и правильные тосты, чтобы убедить выпить.
Над картой местности они просидели часа три. Андрей задавал вопросы, Вадим отвечал. Потом они менялись местами, и отвечал один, а спрашивал другой. Все шло своим чередом – началась работа...
Наконец Андрей посмотрел на часы и потянулся.
– Ну что, бойцы... Время – 23.40... Надо отдыхать...
– Слышь-ка, Андрюха... – проговорил задумчиво Горе. – А давай споем, как тогда в Карабахе, в Кривом Базаре... Я, если честно, после того раза, чтобы вот так же, от души, больше и не пел никогда...
Задира улыбнулся и приобнял за плечи своего друга:
– И кто, скажи мне, попробует теперь ляпнуть, что мы не настоящие русские мужики, а? Ведь все по классической схеме «национальных русских посиделок» получается? «Выпили, поговорили, выпили, набили друг другу рожи, выпили, поорали песни, выпили, разошлись по домам»...
– Так как, кэп? Тихонько! Ту песню!..
Андрей улыбнулся и очень тихо ответил:
Как на тихий берег, как на тихий Терек
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле, и покрылся берег
Сотнями порубанных, посеченных людей.
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить.
С нашим атаманом не приходится тужить...
И тут...
Его поддержал стройный мужской хор...
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить.
С нашим атаманом не приходится тужить...
Старинная казацкая песня, которую пели еще «пластуны» генерала Ермолова в той, самой первой войне с чеченцами на Кавказе двести с лишним лет назад, против имама Шамиля...
Было когда-то такое понятие в царской армии – Казацкая Пластунская дивизия. Нет, конечно, любой казак, что называется, был рожден в седле! Но... Казаки Терского казачества, как бойцы, очень отличались от казаков кубанских, донских или сибирских. Эти вояки, жившие на самых южных рубежах Российской империи, на северном берегу Терека, всегда славились тем, что были самыми лучшими разведчиками. Жизнь у них была такая, каждый день как на пороховой бочке, – того и гляди переправятся горцы через Терек да и устроят резню в ближайшей станице... Вот и научились они устраивать засады, заслоны, кордоны да так прятаться от чужого глаза, что ни один горец, местный житель, не мог их увидеть! По земле «пластались» казачки, да и колошматили из своих засад агрессоров-татей! Это были, наверное, самые первые разведчики-диверсанты в истории Российской армии. И уважением «пластуны» пользовались огромным!!! А армейский термин «переползать, передвигаться по-пластунски» пошел именно от них, от терских казачков-«пластунов».
Ох, и погуляли же тогда казачки по Кавказу!.. А песня сложилась сама собой. Народная, солдатская, спецназовская... И с чего это Андрей думал, что ее помнят только он, Горе да еще Задира?!
Андрей смотрел с удивлением и даже внутренним восторгом на то, как старую солдатскую русскую песню пели даже Вайпер и Джагглер! Видать, песня была по-настоящему народной и близкой сердцу любого настоящего солдата... Они пели тихо, но так проникновенно, что слеза наворачивалась, что любой настоящий хор позавидовал бы!
Это была даже не песня! Это был крик израненных, искалеченных войнами, но все же сохранивших человеческое тепло солдатских душ. Кто сказал, что человек, побывавший на войне, больше никогда не вернется к мирной жизни?! Кто сказал, что настоящие солдаты никогда не навоюются?! И кто это придумал этот идиотский термин «вьетнамский синдром»?! Да настоящий солдат больше, чем кто-либо другой, ненавидит войну!!! Он больше, чем кто-либо другой, хочет вернуться домой!!! Так было всегда и так будет! Потому что только здесь, на войне, понимаешь, как тяжело и горько терять друзей, с которыми ты, быть может, только час назад ел тушенку из одной банки и на троих раскуривал одну последнюю сигарету... И вот их уже нет, а ты стоишь над ними на коленях и спрашиваешь у Господа, за что он даровал жизнь именно тебе. Потому, что жить дальше – это не подарок, а кара! Жить и помнить тех, кого уже нет, и мучиться всю оставшуюся жизнь мыслью, что ты, именно ты что-то сделал тогда неправильно, не так, а потому и не сумел сохранить своих друзей... Такой карой для Андрея были двадцать шесть жизней его салажат из отряда «Сова», ушедших навсегда в 91-м. Такой карой для Андрея был Марат Тукаев, он же Джинн, пытавшийся защитить от бандюков их совместное детище еще тогда, в 95-м, в Одессе, а его попросту не было рядом. Его не было рядом и с Лешкой Гузенко, с его Змеем, когда он погибал в 96-м где-то здесь, в Югославии, его не было рядом и с Серегой Губочкиным, его прославленным Тюленем, который погиб в Чечне в 98-м. Такой карой для Андрея была и Светлана Беликова, Кошка, как он сам ее называл, погибшая в Нигерии в том же 98-м у него на глазах... Он помнил всех и помнил каждого! Каждого, кого потерял на этих войнах!.. И скажите на милость? Андрей любил войну и любил воевать?! Нет!!! Но... Он за столько лет в армии стал настоящим чистильщиком, ассенизатором, который вычищал, выгребал из общества то дерьмо, которое хоть и называло себя по-разному, и революционерами, и борцами за свободу, и всяко-разно, но на самом деле воняло невыносимо и не давало жизни другим!.. И это была его планида, его крест, который он продолжал нести в память о тех, кого уже не было рядом...
