Ознакомительная версия.
— Одежда должна быть достаточно плотной, чтобы скрыть цвет кожи: просвечивающиеся или прозрачные ткани в этом случае неприемлемы. Одежда мусульманки должна быть достаточно свободной, чтобы скрыть очертания тела: неприемлема облегающая, обтягивающая тело одежда, подчеркивающая его формы. Одежда не должна иметь запаха парфюмерии, и она не должна походить на мужскую одежду. Такие предметы гардероба, как брюки, должны быть женского стиля и покроя.
— Она одета как на похороны, — протестовал Лоскутов.
— Такие правила. Нежелательно, чтобы одежда выделяла ее из толпы, — она не должна быть столь светлых и ярких тонов или броского покроя, которые обязательно привлекут к вам внимание. Вообще, жившие во времена Пророка женщины, выходя из дома, обыкновенно надевали джилбаб — плащ и химар — головную накидку. Больше не спрашивай о его жене, хорошо?
Стольников заподозрил, что хозяин слышит их разговор. Майору вообще не нравилось, что им приходилось в присутствии хозяев разговаривать шепотом. Но шепотом разговаривали между собой и хозяева. Это немного выравнивало неудобство.
— Мой друг имеет много вопросов, уважаемый хозяин, — сообразив, что слова «джилбаб» и «химар» мало относятся к объяснениям тишины на улице, объяснил Стольников вслух. — Он любопытен, его интересует все. Задает он много вопросов, желая получить на них ответы.
Хозяин качнул головой.
— Он хочет уважать этот край.
Хозяин кивнул снова и спросил:
— Откуда вы приехали?
— Мы из Москвы, — поспешил объяснить Саша. — Ищем беглого преступника.
И хозяин снова кивнул.
Улеглись они скоро. Оказавшись в полной тишине и слушая дыхание бойцов, Стольников думал о том, что совершил, верно, ошибку, заведя их в эту глушь. Быть может, стоило переночевать на свежем воздухе. Но на свежем воздухе невозможно было найти еды. Покрывало покоя спало с него после встречи с первым же человеком — стариком в пристройке. Знакомство убедило его в том, что не все так просто. Видимо, следовало принять это во внимание, отправляясь в село. Он послушал звуки в комнате. Половина группы спала. Вторая половина по давно заведенному правилу бодрствовала. Годы странствий не отучили разведчиков от привычек, которые не раз спасали им в Чечне жизнь. Напившись чаю и наевшись, предался забытью и Лоскутов. Боже, вот еще с кем беда… Он совершенно не разбирается в местных традициях, а язык его без костей. Любопытство шевелит этот язык, и рано или поздно он может напросить проблему, а то и беду…
Он уснул в тревоге и досаде.
Утро наступило неожиданно, оно пришло как приходит для всех уставших с дороги людей. Когда проснулись все, дом был уже пуст, и только голос хозяина, покрикивающего во дворе на кого-то, свидетельствовал о том, что дом живет.
Не было и Жулина с Айдаровым. Стольников вышел на улицу.
У сарая, откуда выскочила ночью собака, висел на деревянном крюке баран. Шкура с него уже была наполовину снята, и треск разрываемой пленки меж шкурой и мясом вернул майора к реальности. Он оглянулся и увидел стоящих поодаль бойцов. Ермолович и Айдаров курили с полотенцами в руках и тихо переговаривались.
— Они собрались готовить для нас плов, — сообщил Айдаров.
— Мы уходим, — произнес Стольников.
— Командир, когда удастся в следующий раз поесть плова?
— Я сказал, мы уходим. Через десять минут.
Словно отвечая ему, хозяин сказал, не прекращая занятия, руки от которого были у него в крови:
— Я согласился дать вам кров. Этим взял на себя ответственность за вас. Потому у меня к вам большая просьба: не ходите по селу без меня. Не говоря уже об окрестностях.
Прозвучало это забавно.
— Почему? — спросил Саша.
— Здесь не любят русских, тем более русских в военной форме.
— Память о великом переселении?
— В это село за последние шесть лет вернулись все, кто был изгнан с родины. Многие — из лагерей. Здесь редко бывают большие люди. Здесь правит закон гор.
— Спасибо за информацию, — поблагодарил Саша.
Хозяин воткнул нож в подпорку сарая и куда-то ушел.
— Что он сказал? — выходя из дома и растирая руками лицо, поинтересовался Лоскутов.
— Он просит нас быть осторожными.
— Они не очень-то дружелюбны, — заметил Айдаров.
— Они дружелюбнее, чем ты себе это представляешь, — отрезал Стольников. — Они впустили в дом иноверцев, сейчас режут барана, чтобы угостить их, и заботятся о нашем здоровье, не рекомендуя ходить по горным тропам. И что тебе до сих пор не сделано замечание, что ты куришь во дворе дома правоверного, — лучшее доказательство их дружелюбности! Учитывая, что эти места никогда не славились добрым отношением к неверным.
Лоскутов криво ухмыльнулся и покачал головой, словно не понимая глупостей, которые ему говорят. Все казалось нереальным. И баран этот освежеванный, и мрачный хозяин, и двор, хотя и прибранный, но со следами мещанских условностей.
Через минуту из дома вышла его жена и, пряча лицо, увела со двора двоих детей. Следом прохромал старик, сжимая костыль и напряженно глядя себе под ноги.
— В сельпо за водкой, видимо, — предсказал Мамаев.
— Вы преувеличиваете, — думая, куда швырнуть окурок, пробормотал Лоскутов, — а потому неверно истолковываете слова мои. Я не протестую, просто выспался и в хорошем настроении. Кстати, мне понравился дед, встретивший нас вчера ночью на крыльце, — наступив на сигарету, Лоскутов посмотрел на Сашу. — Я только не понял, что он тебе сказал, командир.
— Он спросил: «Как дела, проклятый?» — перевел Айдаров.
Лоскутов перестал улыбаться.
— Мы уходим, — тихо произнес Стольников. — Сейчас. Поднимайте всех. Проверить оружие, боеприпасы, снаряжение. Сбор у калитки через три минуты.
Они покинули дом, и сделали это вовремя.
Ночлег, баран — это не было проявлением гостеприимства. Если бы можно было посмотреть на село с высоты ста метров, то можно было увидеть, как к дому, приютившему разведчиков, стягиваются десятки вооруженных мужчин. Они не решились напасть ночью, чтобы не пострадал донесший о визите хозяин дома и его семья. Но они готовили удар утром.
Стольников увел группу из села за две минуты до того, как горцы во главе с хозяином дома вошли во двор.
Они ползли мучительно долго. Когда не привыкшие к длительным физическим нагрузкам бандиты начинали за спиной Ждана сопеть, как паровозы перед станцией, он останавливался, дожидался, пока они сравняются с ним, выжидал минуту, после чего снова двигался в путь. Ему и самому этот труд был в тягость. Он не был разведчиком, не был боевым офицером, но его бесили звуки, которые издавали эти головорезы. Он вспомнил, как готовил группу к каждому передвижению на местности Стольников. Любой треск, шорох или скрип металла в разведке означали обнаружение и однозначный исход. Группа обнаруживалась благодаря одному-единственному идиоту, который либо плохо обмотал антапку на автоматном ремне, либо уложил в десантный ранец фляжку рядом с запасными магазинами.
Майор, Ждан это помнил, всегда готовил свой взвод тщательно, проверяя каждую мелочь. Все начиналось с построения и демонстрации содержимого ранца. Первое, что он делал, — это всякий раз отбрасывал от каждого ранца одну из банок тушенки и велел брать вместо нее лишний автоматный магазин.
Никакого бритья и, соответственно, одеколонов. Бритое лицо при луне блестит, как задница, а парфюмерная вонь явно не сочетается с натуральным ароматом хвои и травы.
Но особое место при подготовке группы к выходу занимала звукоизоляция. Стольников лично брал в руку каждый из автоматов и тряс его за ремень. Идеальным считалось, когда при таком трюке оружие издавало только шум в воздухе. Следующим этапом была проверка ножей. Каждый из разведчиков сначала медленно, а потом быстро вынимал оружие из ножен. Идеальным считалось, когда при этом вообще не рождалось ни единого звука. Даже тоненький скрип, напоминающий движение бритвы по щеке, вызывал у Стольникова раздражение, и он отправлял бракодела смазывать ножны ружейным маслом или салом.
Ни один из группы не выходил на боевое задание в группе Стольникова в новой обуви. Помимо того, что разведчик рисковал натереть ноги, он мог в самый неподходящий момент начать издавать скрип ботиночек моремана, получившего увольнение на берег…
Эти же за его спиной издавали такой шум, что Ждан стискивал зубы, чтобы не отматерить их от всей души.
Через полчаса передвижения стало ясно, что засада, если таковая и была на их пути, осталась за спиной. Но Ждан был уверен, что ее вообще не было. Милиционеры посчитали лишним ставить заслон на рубеже, который, по их мнению, бандиты никогда не выберут в качестве прохода: лес на взгорье. В тумане, пронизанном лучами начинающего всходить солнца, их не было видно…
Ознакомительная версия.
