— Я всю эту историю знаю, — перебил «источник». — Ваня Соловьев и Валерка Русаков сейчас находятся в той самой конторе, которая предлагает тебе сотрудничество. И у тебя есть только такой выбор: либо ты даешь согласие дружить с этой московской конторой, либо сам, в одиночку, разбираешься с тепловским СОБРом и тем, что ему пришлет министр. Гарантирую, что, выбрав второй вариант, дальше судебно-медицинского морга ты не убежишь.
— Сурово… — Сэнсей во все это поверил. — Ну, конечно, я Могу тут же сказать: согласен. В морг я не тороплюсь. Но, понимаешь ли, Соловьев-старший от этого моего согласия никуда не денется. Может мне эта новая контора дать гарантии хотя бы от того же морга?
— Таких гарантий тебе даже Господь Бог не даст, — едко произнес «источник». — Все смертны. А если у тебя было настроение пожить подольше и поспокойнее, то надо было не в бандиты идти, а в монахи какого-нибудь монастыря.
— Шаолиня, например, — ухмыльнулся Сэнсей.
— Хотя бы, — кивнул «источник». — Но если более серьезно и без приколов рассуждать, то для той конторы, предложения которой я тебе передаю, вполне реально остановить грядущую эмвэдэшную операцию, которую против тебя затевают. Если ты проканителишься, то завтра к вечеру попадешь в лапы «соловьевцев». Шансы на то, что они поверят в твою невиновность, — почти нулевые. Не сдашься живым — твое счастье. Понадеешься на их «правосудие» — пройдешь все круги ада при жизни.
— Догадываюсь, — поспешно сказал Сэнсей, отгоняя от себя разные неприятные видения. — Считай, что я уже согласился. Но, сам понимаешь, если после этого я окажусь тут, в области, без тех коммерческих контактов, которые шли через Ворона, то мне ничего хорошего не светит. Соловьев, а он в этих делах кумекает, быстренько пустит транспорт в обход меня. Прошлой зимой, когда у Фрола с покойным Степой были какие-то напряги по поводу работы с перевалкой, нам даже зарплату задержали, как каким-нибудь там шахтерам. Я вообще не знаю, чего ждать, когда контрагенты узнают насчет Ворона… У меня был только свой узкий участок.
— И слава Богу. Твое дело — поддержание боеготовности, стояние на страже и т.д. А чем торговать и с кем, как-нибудь разберутся и без тебя. Короче: ты сказал свое «да» твердо или еще думать будешь? Может, ты мне не веришь?
— Нет, — поспешно сказал Сэнсей, — ты еще ни разу дурного не советовал. Мое «да» твердое.
— О'кей. Рад это слышать. Тогда переходим ко второму, и последнему, вопросу. По моим данным, весь вчерашний день твои Люди бегали по городу и вели какое-то самодеятельное следствие. Могу тебе помочь избавиться от этих пустых хлопот.
— В смысле, ты рекомендуешь завязывать с этим делом?
— Нет, конечно. То, что ты взялся помогать Ворону в поисках коробки, — это хорошо. По крайней мере, для тех, кто ее сегодня получил. Потому что вся эта история с коробкой — дикая цепь непредсказуемых случайностей. И если бы в результате очередной случайности вам не повезло, то фиг бы кто эту коробку нашел. То, что ты передал эту коробку Ворону, — просто прекрасно. Именно поэтому он сейчас там, где ему положено быть. Но вот одна маленькая незадача. Кроме коробки, у господина Воинова была еще одна очень важная вещица, которой, к несчастью, ни в коробке, ни в пакете, где лежала коробка, не оказалось. Вот ее-то и придется поискать, если ты хочешь, чтоб твои отношения с новыми шефами стали крепкими и дружескими.
— Согласен. Только могу сказать сразу, что ни я, ни ребята никакой иной вещицы, кроме пакета с коробкой, не находили, а потому объясни, чего искать. И вообще ты сегодня, по-моему, выступаешь как посредник, передающий разные цеу, а не как информатор. Уж будь добр, проинформируй о том, что знаешь…
— Вот у тебя, Алеша, всегда так. Когда Ворон тебе дал приказ искать коробку, ты тут же погнал ребят исполнять, а не стал связываться со мной. Ведь оговорен телефончик? Оговорен. Что сказать «кисаньке» ты знаешь: «Это не ты звонила в казино?» Ответ: «Нет». — «А я думал, это ты дышала в трубку». Через час я был бы здесь, и ты мог бы вчера не бегать по городу. Ладно, — промолвил «источник», — не буду тебе нотации читать. Расскажу, что и как, по порядку, хотя придется на это лишнее время потратить.
Итак, в 1992 году из Ново-Никольского монастыря послушник Репкин украл старинную икону XIV века. Попутал бес раба Божьего. И душу, должно быть, похитил, поскольку этого самого Репкина зарезали те, кто ему это хищение заказывал. А заказчиком был не кто иной, как известный тебе Володя Черный. Вове еще задолго до этого попал в руки оклад от этой самой иконы — из чистого золота, со ста тридцатью двумя бриллиантами, — который он у одного барыги взял за долги. Вова через цепочку посредников завязался с крутым зарубежным дядей, неким Рудольфом фон Воронцоффом, который за эту икону пообещал ни больше ни меньше, как три миллиона баксов…
— Многовато, по-моему… — усомнился Сэнсей.
— Не перебивай. Он знал, за что платил. Конечно, не отказался бы, наверно, и за сто долларов купить, но Черный, должно быть, пронюхал про эту икону достаточно много. Дело в том, что эта самая икона, во-первых, была контейнером для ключей от сейфа в одном из швейцарских банков, а во-вторых, была сама по себе паролем, точнее, одним из паролей, предъявление которого открывало доступ к этому сейфу. На ней имеется шестнадцать опознавательных знаков подлинности, и если хоть одного не найдут при экспертизе, то к сейфу никого не допустят. Но и это не все: его надо открыть непременно двумя ключами, один из Ключей лежал в иконе, второй — в окладе.
У этой иконы долгая история. Ее и воровали, и теряли, и находили, и дарили. Века с XIV по XIX можно пропустить, к настоящему делу они не относятся. В 1912 году икона находилась у отставного генерал-майора Воронцова, кстати, хозяина той самой территории, где сейчас городской парк находится. Там было его имение, небольшой конный завод стоял. Генерал-майор икону подарил Ново-Никольскому монастырю. Потом советская власть установилась, генерала расстреляли, монастырь закрыли, а икону изъяли и повезли в Гохран. Оклад из золота и бриллиантов как-никак. Но не довезли, поскольку на поезд с ценностями напала банда Графа. Графа чекисты отловили, банду перебили, но иконы у них не нашли. Позже оказалось, что икону сумел украсть некий пан Самборский и вывезти в Польшу. А сын расстрелянного генерала Воронцова, Михаил, ушел за кордон с белыми, вывез семью и осел в Берлине. В 1926 году он от последствий ранений и от расстройства по поводу того, что большевики все никак не свергаются, помер. У самого Михаила Воронцова остался сын Николай, который натурализовался как немец, сдружился на почве антибольшевизма и антисемитизма с фашистами и усердно работал на германские спецслужбы против СССР.
В 1939 году после захвата Польши он нашел там Самборского с похищенной иконой, пана ликвидировал, а икону прибрал. В 1945 году Николай Воронцов, или Воронцофф, как его уже тогда называли, сумел отправить жену и сына — того самого Рудольфа — в Западную зону, а сам удрать не успел и попался смершевцам. Его задержали, а потом как немецкого холуя шлепнули. Перед этим он много чего интересного рассказал, в частности, о том, что имел отношение к тайному вывозу немецких и награбленных ценностей в Швейцарию. Он использовал анонимные счета, куда поступала наличность, и несколько абонентских сейфов, в которые закладывались драгоценности. Если в Германии будет возрождаться очередной Reich, ему надлежало эти финансы вернуть и поставить на службу идеям национал-социализма. Но поскольку Николас фон Воронцофф шибко жить хотел, а в возрождение национал-социализма ему не очень верилось, то он понадеялся купить себе жизнь. А потому рассказал чекистам насчет иконы и ключей. Но оказалось, что квартира Воронцова уже ограблена мародерами. Икону они, правда, не тронули, потому что цены ей не знали, но оклад сняли. Поэтому в руки чекистов попал только один ключ, оставшийся в иконе. В торце доски было сделано углубление, куда был вложен ключ в войлочном чехольчике, чтобы не брякал внутри иконы, а поверх торца прибита планка. Чекисты этот ключ нашли, Воронцова расстреляли за ненадобностью, а потом десять лет искали оклад, но так и не нашли. Даже след взять не смогли, потому что воины наши в Германии барахолили в массовом масштабе, трофеили все, что подвернется, и на все это начальники, мягко говоря, смотрели сквозь пальцы — сами тырили все, что придется. Только уже не вещмешками и чемоданами, а вагонами, самолетами и эшелонами. И многие, кстати, самые ценные вещи у солдатиков выкупали, выменивали или просто отбирали. Так что какой-нибудь ефрейтор или рядовой этот оклад спер, а майор интендантской службы или полковник, пригрозив трибуналом или канистру спирта выставив, прибрал его к месту. А доказать солдатику, деревенскому пацану, что оклад не золотой, а медный и что в окладе не бриллианты, а ограненные стекляшки, не так уж сложно. Стукачи, конечно, были, могли бы «Смершу» доложить, если бы близко оказались. Но тогда части по Германии с места на место переводили, старшие возраста начали увольнять, несколько дивизий на Дальний Восток отправились самураев добивать. Так никто и не знает, как этот оклад в Россию добирался. И почему его не разломали, не расковыряли бриллианты — тоже никто не ведает. Барыга, у которого Черный взял оклад, уже ничего не скажет.
