Он почувствовал, как нож легко перерезал тугие брюшные мышцы и проник в кишечник. А в следующую секунду пес попытался перекусить Варягу горло, еще не понимая, что он уже мертв, и, натолкнувшись пастью на острые колючки металлического ожерелья, жалобно взвизгнул. А потом, подчиняясь скорее всего какой-то своей собачьей логике, а возможно, обыкновенному животному инстинкту, пополз в сторону, оставляя на влажной голубике кровавый шлейф.
Второй пес цапнул Варяга немного пониже колена. Его зубы увязли в мягком войлоке. Он с остервенением еще глубже стал вгрызаться в податливый материал. Ему, конечно, удалось прокусить ногу, но эта рана была не настолько ужасной, чтобы считать бой проигранным. Злобные глаза пса были налиты кровью, пес напоминал злющую росомаху, вцепившуюся в кусок свежего мяса, и внушал ужас. Варяг хладнокровно и долго примерялся к удару и полоснул бедолагу широким лезвием прямо по горлу. Пес харкнул один раз, другой, его зашатало, словно былинку на сильном ветру. Через несколько секунд, потеряв к беглецу всякий интерес, зверь уткнулся кровавой мордой в густой мох и навсегда затих.
А Варяг уже готовился к приближению оставшихся двух собак. Подступивши метров на тридцать, они настороженно остановились. Громадный черный кобель по кличке Атас, задрав голову кверху, шумно втягивал ноздрями прохладный северный воздух, к которому примешался терпкий запах только что пролитой крови. Пес узнал человека – он скармливал ему мясо, – виновато повел в сторону мордой и почти дружески взмахнул длинным хвостом. Подоспевшая к месту событий четвертая псина так же мгновенно сменила злобный рык на самое дружеское повизгивание: она тоже признала в беглеце человека, щедро делившегося с ней хозяйской пайкой, и также смущенно отвела взгляд в сторону, что выглядело куда красноречивее всякого извинения.
Варяг расправил плечи и позволил себе расслабиться – псы были не опасны. Не зря все-таки прикормил… Собаки поглядывали на Варяга со смешанным чувством, в котором можно было прочитать растерянность, недоумение и вину за то, что не удалось выполнить служебный долг. Владислав большим пальцем ковырнул застежку и аккуратно, стараясь не поцарапаться об острые шипы, стянул с шеи ставший ненужным обруч; затем снял с ног войлочные щитки и отшвырнул их далеко в сторону.
Псы стояли в ожидании. Варяг сунул руку в карман, извлек из него куски колотого сахара и бросил собакам:
– Это вам последний мой подарок, кобели. – И, проследив за тем, как собаки с хрустом схавали крепкий сахар, он развернулся и побрел дальше на север.
* * *
Варяг неустанно топал строго на север в заведомо гиблые места. Именно это спасло его от погони – обычно заключенные бежали на юг или запад, поскольку на севере на многие десятки километров тянулись бесконечные болота. И – никаких крупных населенных пунктов, за исключением нескольких затерянных в бездорожье военных баз.
Варяг прекрасно знал обо всем этом. Он готов был к тому, что ему, может, неделю, может, две придется ползти по тайге, питаясь травой, и твердо верил в то, что выживет. У него была цель. Не достигнув ее, он не имел права умирать.
Этот маршрут на север они выбрали вместе с Муллой.
– Владик! Тебе придется преодолеть болотами не меньше восьмидесяти километров. Выдержишь? – спросил его тогда старый зэк.
– Выдержу, Мулла.
– Ты подумай как следует: организм у тебя после болезни ослаб. Даже здоровому подготовленному человеку это непросто.
– А разве другой путь у нас есть, Мулла? – спросил Варяг, глядя старику прямо в глаза.
Мулла отрицательно покачал головой.
– Ты прав. На юге тебя сцапают за два дня, а то еще раньше.
– Тогда, Мулла, не трать время, расскажи, что меня ждет на восьмидесятом километре и как мне не сбиться с пути.
– Ты все время должен идти на север. В любом случае упрешься через пятьдесят километров в большую речку. Дальше потопаешь вниз по течению, а там, километрах в тридцати, стоит скала, ее видно издалека. Вот под этой скалой, в старом дереве, тебя будет ждать и еда, и оружие, и одежда. Там же будет спрятан адресок, по которому тебе дальше топать.
– Понятно.
– Надеюсь, читать не разучился?
Владислав кивнул:
– Не разучился.
– Тогда все будет в порядке, – закончил свой инструктаж старик и криво усмехнулся.
Мулла постоянно восхищал Варяга: это ж надо, в такой глухомани умудриться иметь своих людей, связи, «явки».
– Заки Юсупович, я всегда знал, что ты самый великий человек в воровском мире. Но что ты настолько велик, я себе и представить не мог, – улыбнулся Варяг и горячо пожал старому законному руку.
Мулла тоже хитро улыбнулся и философским тоном сказал:
– Чего только не сделаешь во имя «светлого будущего» нашей идеи.
В битве с собаками Владиславу почти удалось избежать ран: только незначительно повреждена левая нога, которую пытался прокусить Лютый. Перевязав ногу майкой, он шел не останавливаясь всю ночь и весь день, без еды. И только когда он понял, что погони нет, позволил себе несколько часов поспать.
Варяг взобрался на старую разлапистую ель, привязал себя ремнем к широкому суку и, прислонившись спиной к шершавому стволу, мгновенно провалился в тяжелый, больше походивший на беспамятство сон.
Проснулся он от голода и жажды. Желудок громко урчал, требуя еды, во рту пересохло, все тело затекло, и, когда Варяг спускался с ели, ему казалось, что в кожу вонзаются тысячи острейших иголочек. Варяг осмотрел раны на ноге. Они присохли к повязке, и только одна продолжала кровоточить, вызывая тошноту и головокружение.
Варяг сменил повязку, мельком подумав о том, что от него разит кровью и рано или поздно какой-нибудь зверь заинтересуется этим лакомством. Окровавленную повязку Варяг закопал в землю, руками вырвав дерн и прикрыв место камнем. Покончив с этим делом, Варяг посмотрел на небо.
Вечерело.
Солнце скрылось за горизонтом, но теплая золотая полоса света указывала запад. Ночи в этот период года были короткими и ясными. Варяг, двигаясь на север, по пути внимательно присматривался к местности, чтобы не пропустить признаков воды – ручья или, по крайней мере, какой-нибудь чистой лужи. Пить хотелось чудовищно. По пути он выкопал несколько съедобных корней и долго жевал их, катая во рту, глотая маленькими, тщательно пережеванными комочками.
Спасением была теплая погода – если бы было прохладно, Варяг наверняка не смог бы выжить в мокрой, непросыхающей одежде. Кроме того, он все же, видимо, потерял много крови, и от этого жажда стала просто невыносимой. Непереносимой становилась и усталость, от которой у него перед глазами вспыхивали красные круги. Владислав уже почти не чувствовал боли, когда острые сучья рвали на нем кожу. Но он упрямо продолжал продвигаться на север, ни на мгновение не теряя надежды.
На третий день пути Владислав наткнулся на довольно широкую звериную тропу, которая вывела его к ручью. Увидев воду, Варяг лег животом на землю и, погрузив лицо в прохладную прозрачность ручья, долго и жадно пил, наслаждаясь каждым глотком. Он смутно вспомнил, как в течение всего последнего дня шел через болота, перескакивая с кочки на кочку, ощупью находя брод, по колено в желтой болотной жиже, облепленный гнусом.
Потом – лежал, обессиленный, на земле, ничего не слыша, кроме сумасшедшего биения своего сердца.
Через тайгу – то звериными тропами, то через бурелом. Владислав, как животное, ведомый открытым в себе шестым чувством, научился определять близость воды просто по запаху и легко находил самый маленький источник. Прошлогодняя морошка и орехи не могли утолить его нескончаемый голод. И только однажды ему удалось выловить в ручье небольшую рыбку, которую он тут же и съел, вместе с костями и головой.
– Я выживу, – сквозь зубы без конца твердил он себе, продираясь через таежную чащу.
– Я обязательно доберусь, – говорил он, устраиваясь на ночлег на деревьях и когда карабкался на покрытые лесом сопки.
Смертельно уставший, он практически не чувствовал изнеможения – только голод и желание выжить владели его чувствами.
Однажды ночью Варяг проснулся, почувствовав на себе чей-то хищный взгляд. Замерев, он долго всматривался в чащу, пока не обнаружил взирающие прямо на него кошачьи золотистые глаза. Это была рысь. Привлеченная запахами пота и крови, исходившими от него, лесная кошка пристроилась на соседнем дереве, наблюдая за своей жертвой. Она не шевелилась. Варяг тоже не двигался, сидел настороженно, рассматривая ее. Чувства страха у него не было – оно притупилось усталостью и голодом, но тело, вне зависимости от его воли, приготовилось к бою – мышцы напряглись, глаза сузились, правая рука нащупала нож, лежащий в кармане. До «АКМ», прислоненного к стволу старой сосны, ему было не дотянуться. Не отрывая глаз от рыси, он медленно спустился на землю.
