– Зачем ее тогда Полковник приговорил?
– А хрен его знает, есть резон, наверное. Машина долбаная! – вновь обозлился Станчик. – Даже приемника и того в ней нет. Музычку послушали бы, а то едем, как в гробу, как два последних лоха. Тише всех плетемся, да еще без музыки. Коготь приоткрыл один глаз:
– Если хочешь, я могу тебе спеть. Не Кобзон я, конечно, но в школе в хоре пел и в армии в своей роте запевалой был.
– В хоре ты много чего делал. Какую знаешь?
– Если до конца, то «Мурку» могу или «Батяня комбат», а все остальное – лишь первые строчки.
– Никогда, – вздохнул Станчик, – не встречал человека, который бы знал песню «Шумел камыш, деревья гнулись» дальше первого куплета.
– А ты сам-то знаешь?
– И я не знаю.
– Полковник знает, – с уважением произнес Коготь кличку своего хозяина. – Один раз, помню, в ресторане он заставил музыкантов себе подыгрывать. Сам спел всю песню – от начала до конца. Мы сидели, плакали, тебя не было.
– Вот-вот, – сказал Станчик, – Полковника я бы послушал чисто из уважения, а твои вопли слушать – уши жалею.
– Ну и скучай, – Коготь выбросил в форточку бутылку, которая беззвучно исчезла на ночной дороге, прикрыл глаза и сквозь дремоту принялся мурлыкать мелодию, на которую неизменно пел все песни, какие только знал.
Когда минуло сорок минут, Станчик мстительно резко тормознул машину, отчего Коготь чуть не ударился головой в ветровое стекло.
– Ты что, ошизел? – спросил он, спросонья вглядываясь в пустынную дорогу. – Зайца, что ли, передним мостом сбил?
– Нет, сорок минут прошло, твоя очередь за рулем сидеть.
Коготь довел машину до самого Смоленска. Еще было темно. С «мобилы» он позвонил Львяну, которого даже не знал в лицо. Условились о встрече быстро.
Осторожный армянин к себе домой не приглашал, назначил встречу в скверике возле памятника погибшим красноармейцам.
Ночью в городе трудно разминуться, да и спутать людей Полковника с простыми любителями ночных прогулок было невозможно: такие крепкие ребята встречаются один на тысячу. Они коротко пожали друг другу руки. Ни Коготь, ни Станчик кавказцев не любили, но они не знали точно, какое место в иерархии занимает Львян, а потому минимум вежливости все же проявили.
– Вот баба, – Львян вытащил увеличенную фотографию Маши Пироговой. – Живет она в Озерце.
Коготь тихо хохотнул:
– Будто я знаю, где тут у вас Озерцо. Я даже Подмосковье и то не все знаю. Поедешь с нами.
– Нет, – тут же отрезал Львян.
Он почувствовал, что его испытывают: если согласится, значит, он – человек неважный, а если напустит на себя солидный вид, то пришельцы уважать его станут.
– Вот карта, вот место, – армянин ткнул пальцем с золотым перстнем, из-под которого торчали черные кучерявые волосы, в лесной массив топографической карты.
Даже на военной километровке дом Стрессовича и Кныша отображен не был.
– Карта еще советская, старая, может, американцы его на свои карты и дорисовали, – ухмыльнулся Львян, – но дом там есть.
– Какая охрана?
– Человека четыре, не больше, и двое хозяев.
– Точно четыре?
– Ну, может, шесть, – А если подумать?
– Могут появиться гости. Я проверял вечером, было четверо. Но вы же знаете, народ на месте не сидит, броуновское движение…
– Какое движение? – осклабился Станчик.
– Броуновское, – неуверенно произнес Львян. Он не мог поверить в то, что здоровяку с неглупыми глазами неизвестно слово из школьного учебника физики.
– Ты нам басни не рассказывай, если что будет не так, как ты сказал, головой ответишь. Уверен, что баба там?
– На все сто, сомнений быть не может. Она всегда в доме сидит, она у Стресса работает, что-то вроде секретарши.
– Знаем мы этих секретарш – и сзади, и спереди, – буркнул Коготь, засовывая фотографию Маши в нагрудный карман. – а о том, что мы тут были, лучше никому не говори, даже маме родной.
– Тебе лучше, – уточнил Станчик.
– Понял, – Львян попробовал уйти. Коготь остановил его, пожал руку:
– Вот так, теперь порядок.
Львян, часто оглядываясь, заспешил по аллейке не в ту сторону, где располагался его дом, а в обратную. Как всякий чужак в городе, он нутром чуял угрозу, исходившую от злобных славян.
– Не нравится он мне, – сказал Коготь, глядя в спину удаляющемуся армянину.
– Полковник сказал, мужик надежный.
– По-моему, он пидар, – прищурился Коготь.
– Тебе что, спать с ним?
– Нет, просто я их не люблю.
– Ну и не люби, главное, чтобы и они тебя не любили.
Машина поехала за город.
– В запасе часа три, – глядя на часы, произнес Коготь.
– Все успеем сделать, рассвет я хочу встречать уже по дороге на Москву, чтобы солнце из-за бугра вставало, в лобовое стекло лучики пускало.
– Это уж как получится.
Озерцо они отыскали без проблем – небольшая деревушка на берегу водоема. Над молодым лесом возвышались островерхие крыши дома. Ночь стояла лунная.
– Машину у берега оставим, пусть думают, что рыбаки приехали или председатель колхоза с бабой.
Коготь, не выключая фар, проехал по берегу озера и, развернув машину, заглушил двигатель.
– Давай, брат, собирайся, – Коготь сунул за ремень пистолет с глушителем, бросил в карман три снаряженные обоймы, еще один пистолет, но уже без глушителя сунул за ремень за спину.
То же самое сделал и Станчик:
– Нож у тебя?
Коготь кивнул. Мужчины натянули на головы шапки с прорезями для глаз и рта, отчего стали похожи на инопланетян, какими их рисуют дети. Не хватало только антенн.
– Ну и репа у тебя круглая!
– На свою посмотри, урод, того и гляди, шапка лопнет.
– Дай фотокарточку, – попросил Станчик, – посмотрю, чтобы по ошибке кого не шлепнуть.
– Бабу в доме не мочить, – предупредил Коготь, – Полковник так распорядился.
– Это уж как получится. Потом разбираться не станут, где ее замочили, в доме или в другом месте. Главное – труп увезти.
Мужчины бесшумно двинулись по лесу. Подкрадываться они умели. Вскоре и Станчик, и Коготь уже сидели на корточках за густыми кустами шиповника совсем неподалеку от дома.
– Не спят, суки.
В доме горело четыре окна: два внизу и два в мансарде.
– Шторы, падлы, задвинули, ни щелочки, не заглянешь. Как по-твоему, – поинтересовался Станчик, – дверь заперта или они так обнаглели, что никого не опасаются?
– Охраны снаружи нет. Я бы на их месте дверь запер.
Можно было поспорить на зеленую десятку, но сейчас было не до этого.
– Смотри, – Коготь поднял руку, – на втором этаже в мансарде окно открыто и лестница пожарная неподалеку. Забраться туда – милое дело.
– Крыша больно крутая, не люблю я металлочерепицу, скользкая, падла.
– С лестницы до подоконника дотянешься.
– Ну, пошел!
Станчик, пригибаясь, перебежал к дому, стал у стены. Прислушался. Никто за подходами не следил, никто не заметил появления двух мужчин. Коготь проделал тот же путь.
– Давай, вперед, – сказал он Станчику, вытаскивая из-за пояса пистолет и плавно переводя затвор.
Высунься кто-нибудь из окна, тотчас получил бы пулю в голову. Станчик легко взобрался по узкой пожарной лесенке и исчез в окне бесшумно, как кот. Коготь ухватился за нижнюю ступеньку, подтянулся и вскоре тоже оказался в темной комнате.
– Тес! – услышал он шепот Станчика. Дверь в коридор была приоткрыта, сам Станчик следил за освещенным коридором сквозь узкую щель. Слышались медленные тяжелые шаги.
– Давай его сюда, – беззвучно проговорил Коготь и тронул Станчика за плечо.
Того учить не надо было, он согласно кивнул. Дождался, пока охранник минует дверь, убедился, что следом за ним никого нет, и тогда, резко распахнув дверь, схватил охранника за ворот одной рукой, ладонью другой зажал рот и втащил в комнату.
Охранник от неожиданности даже не дернулся, полагая, что это глупая шутка кого-нибудь из приятелей. Он лежал на ковре.
Станчик приставил ему пистолет ко лбу:
– Парень, ты видишь глушитель? Стреляет бесшумно, не один раз испробовал. Где баба?
– Какая баба?
– Их у вас тут много? – усмехнулся Станчик, доставая фотографию и подсвечивая ее маленьким, как шариковая ручка, фонариком.
– Машка? – прошептал охранник. – Внизу, в комнате у бильярдной.
– Веди. Дом большой, заблудиться можно. Да смотри, дорогу без сюрпризов выбирай.
Охранник осторожно кивнул. На всякий случай его обыскали, забрали пистолет и наручники. Поставили на ноги.
– Значит, так, идешь в трех шагах впереди от нас. Если только качнешься или рванешь вперед, пулю всажу между лопаток, в позвоночник. Если выживешь, в инвалидной коляске будешь ездить всю жизнь, вспоминать эту ночь.
– Ага.
Охранник на негнущихся ногах двинулся по коридору. Станчик и Коготь шли выпрямившись, не прячась, но, как и прежде, абсолютно бесшумно. Дошли до узкой крутой деревянной лесенки, ведущей на первый этаж. Внизу уже виднелся бильярдный стол, цветные шары застыли в ожидании игроков.
