Ознакомительная версия.
Устроившись поудобнее за рулем, Померанцев завел машину и, на малой скорости тронувшись с места, выехал с платной стоянки «Эдема». После чего, отъехав совсем немного в сторону успевшего опустеть шоссе, снова припарковался — так, чтобы выход из клубешника и его единственная подъездная дорога находились в поле зрения.
Время ожидания пошло, причем для Померанцева довольно быстро. В таких случаях важнее всего чем-то занять голову, а голова у него была очень даже занята — все теми же размышлениями: где и когда могли столкнуться, да еще и достаточно тесно, вращающиеся абсолютно в разных кругах Банников и Кабул? Если вообще столкнулись. Если это и впрямь не случайность. Ведь чего только не бывает в жизни!..
И в тот момент, когда в голове Валерия мелькнула наконец трудноуловимая, но, кажется, действительно ТА САМАЯ, нужная мысль, замершие на некоторое время события вновь двинулись с места.
Поначалу из толпы на крыльце клуба вынырнул Кабул, который, постояв немного и, видимо, так же, как Валерий, подышав воздухом, двинулся к стоянке. Вскоре на подъездной дороге показался темный «опель», развернувшийся в конце ее в сторону центра. После чего с той же стороны вылетела юркая Володина «шестерка» и дунула следом за Кабуловой тачкой… Что ж, минут через двадцать можно будет позвонить Яковлеву, поинтересоваться, что да как… Но и этот план пришлось слегка тормознуть, ибо в поле зрения Валерия внезапно образовались Галочкины «Жигули». Между прочим, в гордом одиночестве, решительно никого не преследующие.
Убедившись в этом, Валерий, не задумываясь, слегка нажал на свой клаксон — развалюха Романовой как раз почти поравнялась с его «вольво». И тут же резко затормозила.
— А где твой ведомый? — Выскочивший из машины Померанцев настороженно наклонился к водительскому стеклу «жигуленка», уже опущенному Романовой.
Девушка, похоже, была в не менее расстроенном состоянии, чем когда они столкнулись.
— Валера, — голову она подняла, но в лицо ему не смотрела, — я не знаю, где он! Понимаешь? Не знаю!..
— То есть? Упустила, что ли?…
— Нет! Я его там вообще не нашла, хотя своими глазами видела, как он туда вошел… Только не говори, что плохо искала, меня даже в служебную часть занесло, выгнать хотели, пришлось удостоверение доставать и плести всякую чушь… Никто его там не видел, Банников просто взял и растворился в воздухе, понимаешь?!
— Не понимаю! Допустим, он действительно растворился. А машина? Не ты ж его сюда подвозила?
— В том-то и дело! — Романова усмехнулась. — Знала бы, вообще туда не рвалась, тогда бы хоть какая-то вероятность поймать его оставалась… Пока я по этому проклятому клубешнику носилась, как последняя дура, его тачка со стоянки исчезла.
— Исчезла?
— Ты, кстати, ничего не видел? Ты вроде бы тут все время был…
— Чертовщина! — помолчав, констатировал Померанцев. — Если бы хоть кто-то за это время выезжал из клубешника, я бы обратил внимание… Никто, кроме Кабула с Володькой, за последние полчаса отсюда не выезжал! Если тебе интересно, подъездная дорога идет вокруг здания «Эдема», есть там пара съездов на соседние улицы…
— Знаю, туда их служебный ход выходит… Только он заперт изнутри, и охранник стоит… Клянется, что никто этим входом за весь вечер пока что ни разу не воспользовался… Либо врет, либо и впрямь чертовщина!
Голова у него закружилась, едва такси въехало в Москву. То, что казалось навсегда застряло в его памяти с того дня, как семья покинула Россию, было чем-то вроде черно-белого фильма, снятого последним выжившим документалистом на излете цивилизации: полупустые серые улицы, темные фасады домов и магазинов, за голыми витринами которых таились столь же голые прилавки; кое-как одетые и обутые редкие прохожие, спешащие еще до заката укрыться в стенах своих квартир, замотанные в жалкие тряпки бабульки, торгующие на обочинах квашеной капустой и нанизанными на нитки сушеными грибами…
То, что сейчас мелькало и плыло перед глазами Лени Славского, если уж продолжить сравнение, было цветным полнометражным кинофильмом из жизни справляющего неведомый праздник европейского мегаполиса, во всяком случае, на первый взгляд — сытого, довольного и нарядного… Славс-кий не узнавал улиц, по которым двигалось такси, в упор: нарядные здания с золотистыми тонированными стеклами, фигурными, как на теремах, крышами, обилие всех видов уличной рекламы, обширный поток иномарок — все это делало для него родной когда-то город неузнаваемым…
Таксист в очередной раз покосился на пассажира — довольно молодого брюнета-очкарика, правда, с ранней сединой на висках, и усмехнулся:
— Что, давненько у нас не бывали? Славского он принял за иностранца не только
из-за его чемоданов со штатовскими бирками и дорогого прикида, но еще и из-за легкого акцента, некоей замедленности речи, с которой тот говорил по-русски. Сам Леня вряд ли отдавал себе в этом отчет, но англоязычная среда за долгие годы действительно наложила свой отпечаток…
— Долго… То есть давно… — Он с трудом оторвался от созерцания и повернулся к водителю: — Я, вообще-то, русский, москвич то есть… Но так вышло — уехал.
Таксист с сомнением покосился на густую шевелюру пассажира, его нос явно семитских очертаний и вздохнул:
— Русский так русский… И сколько ты здесь не был-то?
— Пятнадцать лет. — Леонид тоже вздохнул.
— Ну, тогда действительно не диво, что как первый раз видишь… Небось и не узнаешь ничего?
— Не узнаю, — признался Славский. — Нет, вот теперь вижу, что мы почти на месте! Только вон того дома раньше здесь не было… И этого тоже! А тут что?
— Банк какой-то, — пожал плечами таксист. — А сейчас-то к кому едешь?
— К сестре, — пробормотал тот и тут же забыл про водителя, потому что машина въехала в его родной двор, — тут уж никаких сомнений не было! Вот он — его родной дом, слава богу, почти не изменившийся, если не считать глухих железных дверей на подъездах, которые запросто можно было не считать.
— Приехали. — Он сунул таксисту пятидесятидолларовую купюру и буквально выскочил из машины, замер на месте, пока тот неторопливо выбирался из-за руля и доставал из багажника два его чемодана. Он бы и попрощаться с водителем забыл, если б тот, немного поколебавшись, сам не тронул его за локоть:
— Эй, слышь, москвич…
— Да?… — Славский слегка вздрогнул и непонимающе уставился на дядьку: может, он ему мало дал? Но дело оказалось в другом.
— Говоришь, к сестре приехал? Леонид растерянно кивнул.
— Ну-ну… Не знаю, что у тебя за сестра такая, а только учти: нас с тобой от самого аэропорта вели…
— Вели?… — продемонстрировал Славский полное непонимание услышанного.
Водитель вздохнул и пояснил:
— Вели — это значит, кто-то сел нам… то есть тебе, на «хвост». Следят, одним словом! Теперь ясно? Да не оглядывайся ты, дурья голова! Лучше пили-ка поскорее в свой подъезд. Давай с чемоданами подмогну! А ежели тебя интересует, так тащилась за нами серая «вольва» с замазанными номерами, во двор, слава тебе господи, не поехала, на въезде тормознула… Словом, учти!
Полностью осознал слова таксиста Леонид, только очутившись перед дверью квартиры. То, что и нутро подъезда, и упомянутая дверь остались в точности такими, какими он их помнил, моментально перестало Славского трогать: впервые с того момента, как выяснилось, что Ромка бесследно исчез, а вслед за этим убили Лешку, он испытал ледяной, ползучий страх за собственную жизнь… Неужели Джина и на этот раз оказалась права, умоляя его не ездить в «эту жуткую Россию», а после беречь себя как можно тщательнее?! В то, что слежка, которую приметил опытный таксист, действительно имела место, Леонид Ильич Славский поверил сразу. Однако мысль, что она может быть хоть как-то связана с Соней, казалась ему абсурдной. Нет, не зря он сюда приехал, совсем не зря! Не будет ему покоя до тех пор, пока он сам, лично не разберется в обрушившемся на них на всех кошмаре!.. Что касается опасности для него лично, сегодня же он постарается найти какое-нибудь охранное агентство (конечно, если они вообще здесь имеются) и нанять охрану… В крайнем случае обратится в органы, с которыми ему все равно так или эдак предстоит общаться.
Славский не совсем еще забыл опыт своей прежней жизни и полагал, что помощь от соответствующих органов можно получить исключительно за хорошую — конечно же неофициальную — плату… Следовательно, в случае надобности «они» ее непременно получат.
Все это, вместе взятое, вкупе с изложенными выше соображениями наложило свой отпечаток на встречу с Соней, открывшей двери почти одновременно с его звонком, словно сестра караулила его прибытие непосредственно за дверью. Вопли и слезы Софьи Эдуардовны, кинувшейся Славскому на шею, не произвели на него ни малейшего впечатления — в том смысле, что не задели ни единой из струн его души. В отличие от Сонечкиного нынешнего веса, который Леонид очень даже ощутил, поскольку кузина повисла на нем всей своей тушей…
Ознакомительная версия.
