Одна пуля Эрла вошла Джимми в глаз и вылетела из виска, разворотив левую сторону лица. Вторая угодила в грудь, в область сердца. Джимми лежал в луже крови — величаво и спокойно, как молодой король.
Один глаз изумительно красивый — голубой, обрамленный загибающимися ресницами, другой — безобразная бесформенная язва.
Эрл отвел взгляд, усилием воли заставил себя подняться. С трудом переставляя ватные ноги, он сделал один шаг, другой и, шатаясь поплелся к машине. Он чувствовал себя дряхлым стариком, таким же древним, как горы. Боже, до чего все ужасно. Он убил мальчишку, которого знал двадцать лет. Как такое могло случиться?
Почему Джимми не объяснил ему причину своих поступков?
"Что нашло на Джимми?
Клянусь, я докопаюсь до правды!"
Рана все еще кровоточила. Рука болела так, будто в нее вгрызался сам дьявол. Левый бок окончательно онемел. Одежда пропиталась кровью. Его ожидает верная смерть, если не подоспеет помощь.
Теперь все зависело только от радио, от перебитой антенны.
Эрл нагнулся, достал рацию, нажал кнопку вызова.
— Всем машинам, всем машинам, черт бы вас побрал, ранен полицейский, квадрат 10-33. Прием! Прием!
Эфир оставался глух.
Эрл взглянул на небо. Черное покрывало, усыпанное звездами. А он один, совсем один на земле. Проклятье.
Эрл повторил попытку:
— Всем машинам! Всем машинам! Вызывает четырнадцатый, ответьте же кто-нибудь. Ранен полицейский... Квадрат 10-33, 10-33, Господи Иисусе, я истекаю кровью.
Да, он умирает от потери крови в кукурузном поле у дороги. Он тысячу раз мог погибнуть на островах. А умирает от потери крови в кукурузном поле.
— Всем полицейским машинам! Всем! Всем, кто на земле и в воздухе, помогите... ранен полицейский... квадрат 10-33. Отзовитесь! Прием.
Тишина.
Это конец. Крышка. Не удалось. Эрл закрыл глаза. В воображении всплыло лицо сына. Он хотел дотронуться до него, но лицо исчезло.
— Четырнадцатый, на связи самолет, выполняющий коммерческий рейс. Я — Дельта-190. Иду на высоте 2-75, держу курс на юг, в Новый Орлеан. Случайно поймал твой сигнал. Где ты, сынок, черт побери?
— Дельта, дельта, я в одиннадцати милях к югу от Уолдрона, штат Арканзас. Нахожусь чуть в стороне от шоссе №71, в кукурузном поле, в ста ярдах от дороги. У меня два огнестрельных ранения. Истекаю кровью.
— Держись, сынок. Сейчас настроюсь на аварийную частоту Литл-Рока. Ребята на земле немедленно известят местные власти. Держись! Тебе помогут. Если у них не получится, я посажу своего жука на это чертово шоссе и сам заберу тебя, полицейский!
— Спасибо, Дельта. Ты добрый самаритянин.
— Не падай духом, полицейский! Держись! Удачи тебе, сынок. — Пилот отключил связь.
Опустив рацию, Эрл сидел в темноте и ждал. Оказывается, не все уж так безнадежно.
Потом он услышал шорох смерти — сухой щелчок, оповещающий о близости гремучей змеи. Эрл похолодел.
«Замечательно, — подумал он, — только этого мне не хватает для полного счастья».
Судья Майерз выигрывал. Ред был раздосадован: судья никогда не выигрывал у него. Ред вообще никогда никому не уступал, черт побери.
Он считался лучшим стендовым стрелком во всем Западном Арканзасе, а может, даже и во всем штате. Ведь он — призер нескольких национальных чемпионатов, в том числе таких крупных, как «Большой кабан», который проводится в Мэриленде, первенство страны среди ассоциаций стендовиков, устраиваемое в Сан-Антонио, и «Переходящий кубок семинолов», разыгрываемый в Орландо. Он словно создан для этой игры — оружие чувствует, как собственную руку, наделен прекрасным пространственным воображением. Возможно математический склад ума позволяет ему со сверхъестественной точностью корректировать прицел.
Однако и у хороших стрелков случаются неудачные дни, когда «птицы» выпархивают из метательной машины не как положено: летят или слишком близко, или, наоборот, далеко, а бывает, застигнутые внезапно налетевшим ветром, начинают причудливо трепыхаться в воздухе, то поднимаясь вверх, то опускаясь, вращаются то быстрее, то медленнее, когда по непонятной причине глаз вдруг теряет присущую ему зоркость, а руки твердость — в общем, когда масса мелочей мешает поразить цель. Такой вот день и выдался сегодня у Реда.
Судья, никогда не дотягивавший до сорока пяти очков, имел сорок пять перед началом последнего этапа. А у Реда всего сорок три. Его результат может увеличиться в лучшем случае до сорока восьми, так что у судьи есть все шансы победить: ему достаточно всего четырех попаданий. А он действует так уверенно, так убежден в победе, что, вполне вероятно, осилит все пять, а четыре — уж наверняка.
— Не везет мне сегодня, — буркнул Ред.
Еще как не везет! Этот последний рубеж он терпеть не мог. И вовсе не из-за двух кособоких «птичек», вылетавших из метательной машины под низким углом, — таких с его позиции поразить не сложно. Ему не нравилась вторая мишень, самая заковыристая, черт бы ее побрал, — дальний «чирок», взмывавший ввысь и мгновенно устремлявшийся вдаль, одновременно раздваиваясь. Надо заменить эту мишень. Ведь стрельбище принадлежит ему.
Стрельбище пользовалось популярностью: оно располагалось в красивейшем месте. И мишени здесь были не из простых. Метательная машина стояла слева. Первые две «птички» парили низко над землей, ныряли в заросли кизила, покрывавшие долину, или пролетали над прудом и исчезали в растительности. А вот «чирки» — мерзопакостные твари. Они внезапно появлялись в вышине по другую сторону пруда, на мгновение зависая в небе темными пятнышками, невозможно заметить, что они оранжевые. Их надо бить в наивысшей точке траектории, потому что падают они еще стремительнее.
В кабину вошел судья.
— Я сегодня в ударе, Ред, — похвастался он.
Судья Майерз, представитель известной в Форт-Смите фамилии, был главой партии округа Себастьян. Близкий друг сенатора Холлиса Этериджа, он организовывал сбор средств на проведение его кампании по выдвижению на пост президента. Если кампания Холлиса увенчается успехом, судье обеспечен высокий пост в Вашингтоне, Поэтому судья Майерз устраивал Реда во всех отношениях.
— В таком случае, судья, если не возражаете, я сразу выпишу чек. Вам вовсе незачем стрелять. Сегодня победил сильнейший.
— Ну и хитрая же ты бестия, Ред! Истинный сын Рея Бамы! Хочешь выбить меня из равновесия? Со мной такой номер не пройдет, — рассмеялся судья.
Ред славился умением вести беспроигрышную игру. О его искусстве побеждать в кругах заядлых картежников, гольфистов и стрелков Форт-Смита, иначе говоря, в обществе богатых мужчин, ходили легенды.
Ред и судья дружили давно. В 1991 году некий прокурор из департамента юстиции, работавший в составе сводной бригады по борьбе с организованной преступностью, обратился за разрешением на прослушивание телефонных разговоров. Ред узнал об этом от одного из своих знакомых. Именно судья Майерз по просьбе Реда оформил приказ о временном запрете на прослушивание. Правда, этот вопрос предстояло еще раз рассмотреть в недалеком будущем, вероятно, во втором или третьем десятилетии следующего века.
За оказанную услугу Ред щедро финансировал партию судьи, так что они были квиты. Поэтому-то Ред и любил состязаться в стрельбе с Майерзом.
Судья вложил два патрона «Актив 8» в стволы своего красивого ружья «Перацци», которое, запираясь, глухо лязгнуло, словно дверца банковского сейфа. Он принял удобную для стрельбы позу, уперев приклад в плечо и немного подавшись вперед.
— Мишень готова, — раздалось из кустов.
— Давай! — скомандовал судья, и невидимая метательная машина выплюнула две оранжевые тарелочки, которые устремились в долину, расплывчатыми пятнами скользя по воздуху, одновременно снижаясь и уменьшаясь в размерах. Ружье судьи дважды, почти без перерыва, громыхнуло — тарелочки разлетелись в воздухе оранжевыми облачками.
Переломив стволы, он вытащил пустые гильзы, перезарядил ружье и снова скомандовал:
— Дай!
Из-за пруда со свистом взвилась «птичка» размером с таблетку аспирина. На мгновение она зависла в вышине. Судья выстрелил.
Промах.
— Проклятье, — выругался он. — Теперь руки дрожат.
— Полно вам! Разве вас испугаешь? — отозвался Ред. — Не прибедняйтесь.
— Проклятье! — повторил судья.
Он опять зарядил ружье. На сей раз его ждало самое сложное испытание — две «птички». Они выпархивали одновременно и, тут же отделяясь друг от друга, выписывали в воздухе каждая свою дугу. Их не поразишь одним выстрелом. Первую надо бить на взлете, потом сразу же сажать на мушку вторую — пока она не затерялась на фоне растительности. Трудновыполнимая задача! Нужно уметь чутьем угадать траекторию полета, поскольку в противном случае, если прицелиться не по центру, обязательно промахнешься.