Но черта с два! Прошло аж три минуты, а все было тихо.
— Он застрял! — обеспокоенно проговорил парень на страховке, взявшись выбирать трос. Веревка натянулась и больше назад не шла.
— Надо помочь… — пробормотал кто-то, явно ожидая, что найдется некий отважный осел, который полезет туда, где влип Ромеро.
— Помочь, помочь! — заорал моторист, еще раз тревожно поглядев на нос «Маркизы». — Она сейчас потонет! Отматывай веревку! Руби ее к чертям! Надо удирать, пока и нас не прихлопнуло…
Это был здравомыслящий парень, и у всех остальных на лице читалось единодушное одобрение его слов.
Однако есть на свете люди, которые, прекрасно понимая всю глупость, сумасбродство и бессмысленность своего поведения, все-таки поступают наперекор здравому смыслу. Такие люди называются «русскими». Это даже из истории известно. Когда большевики в семнадцатом году устроили революцию, то все считали дни, сколько они продержатся. Никто не верил, что у них может что-нибудь выйти из той утопии, которую они затеяли. Тем более что весь цивилизованный мир помогал не им, а их противникам. Весь мир ждал-ждал, когда же большевики рухнут, но они все не рушились. Продолжали ликвидировать классы, строить «беломорканалы», давать отпор империализму и воспитывать сто с лишком наций и народностей в советском духе. Даже в космос слетать сумели раньше других. И вот, когда все Мировое Сообщество уже вполне притерпелось и даже стало приглядываться: может, коммунизм не такая уж и ахинея? — те же самые русские большевики ни с того ни с сего взяли и сказали: «Знаете, братцы-капиталисты, кажись, вы правы были! Чего-то мы, на хрен, не то построили… Сейчас по-быстрому все, что 70 лет клепали, поломаем и начнем капитализм ладить!» Чего вышло — известно…
Как в большом — так и в малом. Только что, минуты полторы назад, я внутренне материл дурака Ромеро за его сумасбродство и прекрасно понимал, что лезть в нутро к «Маркизе», дабы выудить оттуда хладные останки Эухении,
— сущая бессмыслица и глупейший, неоправданный риск. Однако неожиданно что-то нашло. Может, «руководящая и направляющая сила» (РНС) подсказала? Не помню, слишком уж быстро все получилось…
Руки вцепились в раму окна, я сделал что-то наподобие армейско-гимнастического «выхода силой» и довольно ловко вскарабкался с катера на борт «Маркизы», а затем, ухватившись за веревку, уходящую в малопрозрачную темную воду, бултыхнулся внутрь затопленной яхты. Стоило, скажите на милость, отсюда полчаса назад выпрыгивать? Полный идиотизм!
Если тогда, когда мы с Ленкой отсюда вылезали, вода затопила даже не всю гостиную, то теперь уже и спальня была затоплена на треть.
Трос, которым обвязался Ромеро, без слабины уходил вниз, то есть в затопленную гостиную. Я подергал — трос не поддавался. В черепушке покрутились шарики-ролики и довольно бесстрастно выдали два вполне логичных решения: или ныряй по тросу, который отмотан минимум на пятнадцать метров, или вылазь отсюда, пока цел. Пятнадцатиметровой глубины тут, конечно, быть не могло, ибо гостиная была в длину не больше восьми, но я сомневался, что без тренировки мне удастся нырнуть без акваланга и маски хотя бы на четыре-пять метров. Как-никак последние погружения на большие глубины я совершал еще как «Капрал» в период подготовки к десанту на Хайди, то есть двенадцать лет назад. За истекший период я вряд ли улучшил свое здоровье — выпито и выкурено было немало! — а потому надежд, что сердце и дыхалка дадут мне много шансов, я не питал. Но… опять поступил вопреки логике и собственному разуму.
Набрав воздуху и ухватившись за трос, я сунулся под воду, в отверстую пасть двери, ведущей из спальни в гостиную. Уже после того, как я это сделал, появилось здоровое ощущение страха. Ни фонаря, ни подводного факела не было. Даже настежь открыв глаза, поначалу я ни черта разглядеть не мог. Тем более что без маски в глазах все расплывалось. Правда, кое-какое освещение все же было. Солнечный свет, прорезая зеленоватую воду, проникал в проемы окон, и по правую руку кое-что просматривалось. Но очень мало: где шторы закрывали окна, где какие-то предметы обстановки, которые, всплывая, зацепились ножками или спинками. Вообще вся внутренность затопленной и поставленной на попа гостиной была заполнена разными плавающими предметами. Особо много их было под «Потолком», функции которого успешно выполняла переборка, отделявшая гостиную от спальни. Там плавали такие солидные вещи, которые сорвались с креплений лишь после того, как нос «Маркизы» задрался к небу: шкафы, диваны, столы… В отличие от стульев, пуфиков, тумбочек и другой мелочевки все это еще не успело намокнуть и плавало себе, как пельмени в кастрюльке. Именно эти чертовы творения мебельщиков преграждали мне дорогу и застили свет. Двумя метрами глубже еще попадались подушки, пуфики, кресла, находившиеся во взвешенном состоянии, поскольку их мягкая начинка уже пропиталась водой. Они не могли преодолеть силу тяготения, но и выталкивающая сила их еще поддерживала…
Сначала я думал, что веревка зажата всем этим плавучим барахлом, и когда отпихивал шкафы и диваны с дороги, то дергал за трос, надеясь подтянуть к себе Ромеро. Об остальных я и не думал, но вытащить хотя бы труп покойного бугая мне почему-то очень хотелось. Однако веревка по-прежнему упиралась.
Понять, в чем дело, я смог только на десятой или пятнадцатой секунде погружения, когда проплыл по веревке метра четыре и уже всерьез ощущал, как давит на ребрышки и барабанные перепонки океанская водица. Веревка привела меня к бывшему потолку, который теперь выполнял обязанности стены.
В потолок был ввинчен крюк для люстры — той самой, об которую разбились бокалы с коктейлем. Не знаю, как уж это удалось Ромеро, но он не просто зацепился тросом за этот крюк, но и затянул его на узел. Скорее всего он с ходу постарался поглубже нырнуть, потом подумал, что тело любимой госпожи может плавать где-то выше, поднялся, не выбрав веревку, потом еще раз пошел ниже и снова поднялся, затянув петлю… Может, все было как-то иначе, но сказать, как и что, Ромеро не мог. Дернув за веревку ниже узла, я подтащил к себе его тело. Через пять-шесть минут нахлебавшегося воды человека откачать еще можно. Но воздуха у меня уже не хватало. Скорее всего, и у Ромеро его не хватило, когда он, ощутив, что зацепился, запаниковал и стал дергаться, вместо того чтобы попробовать отвязаться от троса. В общем, пришлось мне срочно выныривать, ибо у меня не было желания проверять медицинские данные о том, через какое время можно вернуть к жизни утопшего.
Сердце колотилось, уши немного заложило, но нажить кессонку я, конечно, не сумел. Отпихнув очередной диван, наплывший на проем двери, выводившей меня в спальню, то есть к воздуху, я вынырнул, взобрался на окно и увидел озабоченные морды тех, кто ожидал меня на катере.
— Нож дайте! — заорал я. — Он запутался!
Моторист было что-то вякнул, но тут нашелся еще один парень, который
решился мне помочь. Он взял нож в зубы, как старый пират, и перелез на"Маркизу».
— Куда? — спросил он очень по-дурацки, и я указал ему вниз, поскольку еще не отдышался, а потому не мог как следует выругаться.
Парень опять взял нож в зубы — на то время, чтобы задать дурацкий вопрос, он его вынул изо рта — и нырнул. Надо было и мне еще пару минут побыть на воздухе, но я подумал, что без меня этот боец ни хрена не найдет. И я опять скользнул вниз по тросу, на сей раз отпихнув с дороги какой-то шкаф.
Парень оказался куда более понятливым, чем я думал. Он проворно доплыл до крюка, подтянул к себе тушу Ромеро, а затем, обрезав веревку, пошел вверх. Я уцепился за начальника охраны с другого бока, и нам удалось вытянуть утопленника на воздух.
Тут нас ожидал небольшой сюрприз, с одной стороны — приятный, а с другой
— нет. Сюрприз состоял в том, что всего за полторы минуты, которые мы были под водой, воды в спальне заметно прибыло и теперь, как говорится, «от уровня моря» окно было отделено всего полуметровой высотой. Приятность сюрприза состояла в том, что значительно легче поднять сто килограммов (плюс вода, набравшаяся внутрь тела) на полметра, а не на полтора. А неприятность соответственно была в том, что «Маркиза» начинала тонуть и времени у нас оставалось мало.
И все же вытащить Ромеро мы успели. Ребята с катера хоть и по-прежнему оглядывались на нос «Маркизы», но все-таки нам помогли. Они подхватили своего бригадира на руки и перетащили к себе. Затем на катер перелез парень с ножом. И тут…
В тот самый момент, когда я уже стоял на окне, готовясь перескочить туда, где меня ждали, где сохла растрепанная, исцарапанная и перемазанная Ленка, послышалось что-то вроде звука, который раздается при открывании стеклянной банки с консервированным компотом, только гораздо громче и звонче. Где-то в носовой части судна давлением воздуха, сжатого в корпусе яхты, разорвало какой-то сварной шов. Яхту шатнуло, и она стала заваливаться вверх килем. Я не удержался на окне и спиной полетел внутрь этой чертовой спальни. Ленка и еще какая-то баба, находившаяся на катере, завизжали, моторист врубил движок… Я еще успел увидеть, как катер уносится прочь, а затем с победным урчанием в окно хлынула вода…
