— Есть всякие фонды, — сказал Гранцов. — Есть государственные всякие программы. Под это дело можно неплохо наворовать. Наверно, там действительно большие деньги крутятся, если из-за них людей убивают. Это я про нас.
— Ты думаешь, это они? Что-то не верится, — сказал Поддубнов. — Обычные сектанты, видел я таких. Ага, похоже, политинформация закончилась.
Волонтеры и больные поднялись с травы и взялись за руки. Получилось что-то вроде хоровода всмятку. Они раскачивались, то поднимая сцепленные руки к небу, то опуская их и низко кланяясь. Потом все снова опустились на траву и как-то непонятно закопошились. А когда встали, Керимов зажмурился, затряс головой и громко стукнулся лбом об решетку.
— Так они еще и нудисты, — сказал Гранцов. — Ну, тогда понятно, почему нас выкуривают.
Держась за руки, голые женщины и мужчины пошли к озеру. Зашли в воду по колено и повторили упражнение с наклонами. А потом развернулись и побежали к бане.
— Господи, да как же они туда все поместятся, ведь переломают все, — заволновался Поддубнов.
— Борис Макарыч, не горюй, все оплачено, — сказал Гранцов. — Смотри, в баню только мужиков запустили, а девочек в сауну. Ага, вижу главную.
— Врешь, — сказал Керимов. — Вот теперь ты точно врешь. Как, э, ты ее узнал, ну скажи, как?
— По газетке, — сказал Гранцов. — У нее газетка в руке, как у гаишника палка.
— Раньше была, а сейчас? — не отставал Доктор.
— А сейчас не в руке.
Предводительница зашла в сауну последней, захлопнув за собой дверь. И охранники, которые до сих пор стояли как вкопанные, принялись собирать разбросанную одежду в черные мешки.
— Концерт окончен, — объявил Гранцов. — Кажется, самое время выползать наружу.
Это оказалось легче сказать, чем сделать. Покрутив запирающий маховик на стальной двери бункера, Гранцов почувствовал, что дверь чем-то подперта снаружи. Он усмехнулся — «схема номер два», провозглашенная предводительницей, неуклонно воплощалась в жизнь. Бункер имел несколько запасных выходов, причем в самых неожиданных местах, но Гранцову не хотелось это демонстрировать раньше времени. Поэтому он просто потянул рычаг аварийной очистки выхода. Дверь лязгнула, задрожала и двинулась вперед вместе с коробкой и прилегающими стенами. Он снова нажал на рычаг, и дверь с лязгом и скрежетом вернулась на место.
После этой процедуры дверь открылась легко, и Гранцов вышел, небрежно позевывая. Перед бункером стоял внедорожник «паджеро». Он верещал сигнализацией и моргал всеми огнями, и ему на помощь уже бежали охранники с дубинками.
— Что случилось, ребята? — спросил Гранцов. — Чего это он орет, как резаный?
Охранники, упорно не замечая Гранцова, осмотрели джип. Один из них сел за руль, потрогал рычаги и закричал:
— Я же говорил, что на скорости! Я же сам ставил! Сами вы все козлы тупые!
— Ну что, привезли больных-то? — спросил Гранцов, но охранники не отвечали, хотя уже и смотрели в его сторону. Взгляды их не обещали ему ничего хорошего, и кто-то уже нервно похлопывал дубинкой по ладони. Но Гранцов продолжал убаюкивать их своей крестьянской простотой: — Вроде обещали к девяти, а что-то не видать никого. Слышь, ребята, а правда, что СПИД передается воздушно-капельным путем, типа гриппа? Хоть бы респираторы выдали.
— Дядя, ты нам мозги не суши, — сказал один из охранников. — Ты как машину откатил?
— Я? — изумился Гранцов. — Пальцем не трогал!
— Так, все свободны, — сказал охранник постарше, и ребята разбежались. Он оценивающе оглядел Гранцова: — Отставник?
— Дезертир, — сказал Гранцов.
— Я не шучу, — сказал охранник. — Перед тобой целый подполковник стоит. Майор? Капитан?
— Да ну тебя, солдатик, — сказал Гранцов. — Меня и не такие допрашивали.
— Может, и не такие, — согласился охранник. — У тебя в блиндаже есть телефон? Мне надо по межгороду в Ленинград позвонить. Дочке, чтоб не беспокоилась. Это как? Можно?
— А из штаба, из дежурки, с КПП нельзя? — сказал Гранцов. — Вы же все оккупировали.
— Потому-то и прошу, — сказал охранник. — А еще лучше будет, если ты сам позвонишь. Это как?
— Вообще-то с оккупантами я дела не имею, — покачал головой Гранцов. — Бог с тобой, давай свою шифровку.
— Вот номер. Позови Яночку, скажи, что у папы все нормально, просто он уехал в такое место, где нет телефона. Скажи ей, что там дремучий лес, просто тайга. Скажи, что привезу ей грибов.
— Вот насчет грибов не знаю, — сказал Гранцов. — На грибы время нужно. Что-то непохоже, что начальница позволит вам грибы собирать. Типичная стерва.
— Ты про Первую? Она не начальница. Она мать-основательница. Начальником у нас Второй. Вот он, конечно, серьезный господин. А Первая у нас тетка добрая. С чужими одна, со своими другая, — сказал охранник.
— Добрая до ужаса, — сказал Гранцов. — Я так понимаю, что ты сейчас мне просто зубы заговариваешь, а на самом деле выполняешь схему номер два.
— То есть?
— То есть блокируешь чужих на выходе из берлоги, чтоб не расползались по территории.
— Да расползайся куда хочешь, — сказал охранник и включил рацию. — Сто Седьмой Полста Первому.
— Да, Сто Седьмой.
— Уточни режим по сектору двенадцать.
— Режим зеленый, как понял?
— Понял тебя, режим зеленый.
Сто Седьмой засунул рацию в футляр и сказал:
— Ну вот, а ты говоришь. Гуляй свободно.
— Больные-то приехали?
— Да какие они к черту больные? Обычные наркоманы, просто богатенькие. Будем вышибать из них токсины. Жаром и паром. Безотказная методика.
— Ладно, полковник, заболтались мы с тобой, — сказал Гранцов. — Тебя, наверно, уже Сто Восьмой обыскался. Вы что, все под номерами?
— Это не просто номер, а статус, — сказал Сто Седьмой. — Номер значит очень много. Почему? Потому что имя ничего не значит.
Подходя к медсанчасти, Гранцов заметил, что охранника на крыльце нет.
Регина сидела у телевизора и смотрела сериал. В руках у нее была книга. Он успел разглядеть на глянцевой обложке какие-то огненные потоки и непонятные символы, но Регина быстро захлопнула ее.
— У нас новости, — сказала она. — Во-первых, с утра нас покормили.
— А нас — нет, — обиделся Вадим. — А я и не знал, что в санчасти есть телевизор.
— Это они установили. Во-вторых, нам предложили духовно возродиться. Это очень полезно, оказывается.
— Но сначала все-таки покормили, — уточнил Гранцов. — То есть проложили путь через желудок. Как же ты смогла после этого отказаться?
— А я и не отказалась, — Регина пожала плечами.
— Так, — нахмурился Гранцов. — Сегодня же перевожу тебя в бункер. А как Гошка, проснулся?
— Он без сознания. Я поставила капельницу. Больше ничего не могу сделать, — сказала она, не отрываясь от телевизора.
— Ладно, — сказал Вадим. — Не буду мешать. Только скажи, чем же это тебя таким накормили?
— Морковный паштет, салат, сок.
— А ты не хочешь выйти на воздух?
— Зачем?
Он встал между ней и телевизором, и она вытянула шею вбок, чтобы видеть экран.
— Не мешай, — попросила она. — Так давно не удавалось посидеть у телевизора… Ты не представляешь, какое это блаженство. Какое спокойствие. Ты завтракал?
— Не успел.
— Возьми что-нибудь в холодильнике, они принесли свою вегетарианскую еду.
— Что читаешь?
— Так, что-то вроде азбуки… Вадим, ну что?
— Что случилось? — спросил Гранцов, присаживаясь рядом с ней и заглядывая в глаза. — Ты какая-то прибитая. И глаза красные.
— Я не спала всю ночь. То Игорь, то эти бесконечные разговоры о возрождении. Оказывается, я такая хорошая… Такой ценный кадр. Они просто вцепились в меня. В общем… в этом что-то есть. Всем хотелось бы начать сначала. Я даже дневник начала вести, как девочка. Буду записывать все-все, самое сокровенное. Говорят, это должно помочь. И, знаешь, стало как-то легче. Здесь все дневники пишут, и новички, и старички.
— И кто их читает? — спросил Гранцов.
— Сам Второй.
— Какой сам?
— Прости, я забыла, что ты не в курсе. У них каждый имеет свой номер. Это говорит о положении в институте. У Второго очень высокое положение. Он — американский психоаналитик. Говорят, международный авторитет. Его все боятся, потому что он оценивает дневники и анкеты. А чем выше оценка, тем больше у тебя очков. Видишь, как у них все поставлено.
— Вижу. Ты пишешь по-русски?
— Ну, не сердись, — сказала она. — Я же пишу дневник для себя, а не для американского специалиста. Кстати, может, ты мне поможешь? Мне надо прочесть вот эту главу, а я ничего не понимаю. Вот, послушай. «Единственный смысл жизни — выживание. Абсолютная цель выживания — бессмертие или бесконечное выживание. Наградой за действия, способствующие выживанию, является удовольствие».
