Яков представился: несмотря на сравнительно молодой возраст, он имел должность замначальника службы безопасности одного из петербургских банков средней руки, что подтвердил документами и демонстрацией служебного пистолета на поясе. Его спокойному и ровному лицу хотелось верить.
Дед, похоже, умел выбирать людей. Ещё с час назад Николай не собирался рассказывать никому и ничего – разве что для проформы, чтобы его не обидеть. Теперь же неожиданно оказалось, что его сумбурная, полная торчащих в разные стороны белых ниток и непонятных деталей история может по крайней мере заинтересовать человека с более серьёзной профессией, чем у него самого. Рассказа «по порядку» не получалось никак – слишком дискретными, рваными, были отдельные узлы событий. Яков, однако, слушал не перебивая, напряжённо вглядываясь в его мимику и изредка покачивая головой и плечами. У Николая возникло неожиданно неприятное чувство, что явно впервые столкнувшийся с этой историей, далёкий от медицины человек выкачивает сейчас из его монолога массу полезнейшей и даже уникальной информации. Вероятно, именно такие, похожие ощущения были у Амаспюра в начале их последней беседы – за считанные часы до того, как исчезла Даша.
– Я здесь и четверти не понимаю, – сказал он, выдохшись. – Если это новая ВИЧ-инфекция или до упора мутировавший в лабораториях Саддама возбудитель Конго-Крымской лихорадки, то никому ни ординатор Берестова, ни я, не нужны к чёртовой матери. Да, вероятность того, что она по дороге домой нарвалась на маньяка – вполне существует. Вероятность того, что на меня наехал сначала охотник за дармовой Виагрой, через два дня – охотник за скальпами, а вчера – желающие развлечений шпанюки, – тоже. Такое бывает, если нарываться. Разбрасывать вокруг себя 50-евровые купюры, лапать чужих женщин, и кричать, что ты здесь самый крутой. Все три раза обстоятельства были разные, и само по себе это действительно может быть совпадением. Но не в совокупности с происходящим в больнице. По крайней мере один раз из трёх – второй, кому-то это действительно было надо.
– Ну что же, – Яков покрутил головой, разминая мышцы шеи. – С идеей о использовании крови славянских больных для изготовления мацы ты, вроде бы, разобрался сам. С тем, что кто-то якобы убивает старых и не очень старых моряков, или просто имеющих либо имевших отношение к флоту людей – пожалуй, тоже. Меня это самого сначала зацепило, – понятно, наверное, почему. Но тебе и самому должно быть ясно, что так не бывает, если не верить в это очень сильно и заранее. Я вполне согласен с дедом в том, что что-то такое нехорошее в нашу сторону двигается…
Николай поднял глаза, удивлённый. «Что, и Рабинович-старший тоже?».
– Во-во, – подтвердил Яков. – И с Алексеем Степанычем я тоже в этом солидарен – он весьма неглупый мужик, и в жизни побольше нашего повидал. Главный аргумент тех, кто с ним заранее и без разговоров несогласен, – это «А кому мы нафиг нужны?». Но зачищать флотских резервистов и пенсионеров-корабелов – это ерунда. Ни в отдалённо предвоенное время, ни в самое уже предвоенное, никто этого делать не будет. Гораздо эффективнее за те же деньги усилить рекламу на телевидении: типа, «Белорусы воруют наш газ», – это как пример. В политических, экономических, военных многоходовках наиболее важный критерий – это стоимость на эффективность, в том числе и по отсроченным последствиям. Подумай сам – ну какие могут быть последствия от того, что в рядовой, в общем-то, по количеству коек клинике, пусть и при странных, согласен, обстоятельствах гибнет несколько десятков больных? Из них три четверти – давно выработанные пенсионеры с тяжёлыми и хроническими, как ты сам рассказал, заболеваниями. Просто теоретически?
– «Пурпурные поля».
– Браво.
Яков склонил голову набок и развёл руками. Пример был к месту: теоретически ложащийся точно в цель, но не приносящий никакой пользы.
– Вычистка стариков. А смысл? Скорее даже я, полный дилетант в медицине, судящий о ваших делах по подшивке журнала «Здоровье», предположу, что это микроб, убивающий в первую очередь пожилых. Я! Но раз вы, доктора, так не считаете, то вам виднее. О чём бы ты подумал ещё?
– Я подумал, что это охота на меня, – мрачно признался Николай. – Потом очухался, и понял, что я именно «нафиг никому не нужен». Хотели бы убить зачем-то – убили бы, я бы и не пикнул. Но за что ординатора-то?
– Знаешь, Коля, в нашей стране в последние 10–15 лет пропадает слишком много людей… Кого-то убивают и закапывают бандиты. Кто-то сбегает от постылых жен и алиментов. Кого-то находят с подснежниками по канавам. Но всё равно, каждый год их слишком много. Ты вот всё-таки врач. Ты веришь в то, что какую-то их часть крадут на органы?
– Верю, – Николай скривил губы. Разговор уходил куда-то уж совсем в сторону. – Какую-то малейшую часть – может быть. В подходящих условиях и по целевому заказу. Больница для этого, кстати говоря, подходит: массу человек можно обследовать и отсортировать по параметрам тканесовместимости, не привлекая лишнего внимания. Но не у нас.
– Почему?
– Для такой цели, – даже если рассматривать опять же только теоретическую вероятность, – наш контингент не подходит. Пожилые, многие из них диабетики – кому могут понадобиться их почки, печень? В нашей стране не пересаживают сейчас, по-моему, больше ничего. «Впарить» их ничего в этом не понимающим доморощенным миллиардерам тоже невозможно – ни один человек не пойдёт на такую операцию, да ещё связанную с криминалом, не выяснив для себя её чисто медицинские аспекты. Ту же «стоимость/эффективность».
– В Швейцарию? В США? На Кубу?
– На Кубе хватит своих доноров – и даже, может быть, добровольных. В Швейцарию, если совсем уж перейти на ненаучную фантастику, могли переправить пропавшую Берестову, в её неполные тридцать лет, – как бы это страшно не звучало. Но не больных. Не у нас.
– А на самом отделении?
Николай сдержанно матюгнулся про себя.
– Яков Яковлевич, Вы мне наводящие вопросы задаёте, или действительно пытаетесь понять? Люди, которые работают в России практическими врачами – святые. Те, кто работают терапевтами – вообще ангелы. Крылышек за спиной белых халатов и нимба у них нет только по одной причине – они живые люди. Пьют водку. Принимают от больных 100-рублёвки, чтобы позволить себе два раза в неделю купить детям к ужину студенческих сосисок. Заглядываются на медсестёр, кому этого надо по возрасту и полу. Сплетничают и интригуют ради лишнего дежурства, стоящего меньше, чем час работы таксиста. Но если у нас, не дай Бог, случится пожар – эти самые врачи, наплевав на оставшиеся в шкафах шапки из Бобиков и скопленные с двух зарплат и трёх месяцев халтур сапоги, потащат на себе больных сквозь рушащиеся балки. И воспримут десяток новых фамилий, которые будут после этого ассоциироваться с памятником погибшим медикам, стоящем в скверике у института, как само собой разумеющееся. Потому что это ДОЛГ. Потому что нельзя на них даже подумать такое.
– Коля, – помолчав, сказал Яков. – Знаешь, ты молодец. По твоему рассказу я счёл, что ты полный циник. Оказывается, ещё нет. Ты не обижайся, я и в мыслях не имел обидеть твоих докторов. Тебе виднее, конечно. Но ты просто имей в виду, что если у вас на отделении действительно гуляет не селективный по висящему в шкафчике тельнику новый СПИД, а происходит что-то имеющее пусть извращённый, но смысл, то без контролёра у вас не обойдётся. Скорее всего кто-то сидит в самом центре этого всего и ежечасно переоценивает ситуацию, просчитывая десятки параметров. Чтобы заработать денег, выполнить заказ – какой бы он у него не был, но при этом не переборщить.
– С чем?
– Да с трупами, с чем же ещё? Он, как мне кажется, и наводит всяких «маньяков», на тех докторов, которые слишком много под это копают.
– Яков Яковлевич, это уже у Вас перебор. Извините.
Николай сделал ладонями тот жест, который употребляется в баскетболе, чтобы остановить таймер.
– Вы делаете сложные выводы из минимума данных. То что Вы не принимаете в расчёт все мои слова о том, что ни один врач у нас даже не подумает о таком – это ладно. Вы их действительно не знаете. Но ни на какую программу по целенаправленному убийству людей это не похоже совершенно: слишком уж всё переусложнено. Какой контролёр?
– Ну, тебе виднее какой. Я вообще сказал это только потому, что и для происходящего у вас, при всей его дикости, если поискать, можно найти аналогии в других сферах. Приближения. Ассоциации. Одно дело – если это медицина. Вирус, микроб, паразит какой-то, неизвестный мировой науке. Но извини, Коля, зачем ты тогда сюда пришёл? Или это всё же не просто так. Ради идеи. Как проявление психической болезни одного человека. Ради денег – это вообще почти норма. Но в любом случае кто-то у вас там должен сидеть и следить за происходящим. Найдёшь его – соскочишь со своих приключений сам, и отведёшь удар от больных. Даже если не докажешь ничего – напугай его, сбей прицел. Тогда он или начнёт убивать тебя всерьёз, или оставит ваше отделение в покое.
