Всю дорогу от дома до Посадской Николай бежал: ритмично, ровно работая ногами и лёгкими, и намотав на кулак ручки сумки вместо отстёгнутого и сунутого внутрь ещё на лестнице ремня. Два раза его обгоняли маршрутки, и оба раза полные – было ещё, в принципе, не так поздно. Через Ленина или Введенскую он бежать не хотел, и светофор на примыкании к Каменноостровскому Большой Пушкарской задержал его, наверное, на целую минуту, сбив дыхание, но позволив потрясти в воздухе икрами. Даже когда включился зелёный, машины продолжали и продолжали ехать, – как обычно. Большинство водителей в Петербурге искренне ненавидело пешеходов. Не выдержав, он сунулся буквально под колёса по-поросячьи розового «Неона», и сидевшая за рулём девушка лет двадцати едва успела дать по тормозам, разразившись потоком ругательств. Десяток бросившихся перед остановившейся машиной людей отделил снова побежавшего Николая от вежливой автолюбительницы. Неожиданно для него, даже уже пропустив всех, она поехала не по своим важным делам, а, свернув, – вровень с ним, бегущим, мягко приспустив правое стекло и продолжая выкрикивать все синонимы к слову «гомосексуалист», какие знала. Со стороны это могло, вероятно, напоминать выгул собаки.
– Зелёный был! – выкрикнул Николай, повернув на мгновение, голову на бегу. Разумеется, девушке было на его слова плевать – слушать какого-то там придурка, бегающего в десятом часу по улицам с сумкой в руке она не собиралась, – ей хотелось, чтобы это именно он выслушивал то, что она о нём думает.
«Не обращать внимания» – говорил себе в это время сам Николай. – «Плевать. Это не имеет никакого значения по сравнению с мировой революцией».
Выдав на прощанье ещё одну серию изощрённых ругательств ему, и послав жестом и уже полностью срывающимся от злости голосом водителя пристроившейся к ней сзади и начавшей сигналить очередной маршрутки по известному адресу, она всё-таки уехала вперёд. Николай был даже растроган, как много ему, плебею, было уделено внимания. Стекло опускала, несмотря на не гавайскую, в принципе, погоду. Дышала холодным воздухом… А ну как простудится? Ай-ай-ай, и всё из-за него…
Перебежав бывший Кировский, а ныне Каменноостровский проспект у «Ленфильма», Николай перешёл на шаг. Судя по часам, на всю дорогу он потратил меньше 15 минут – это очень неплохо. Плюс ещё минут пять или даже чуть меньше – на сборы. Теперь надо было отдышаться.
В парадной свет уже горел – кто-то из жильцов этим уже озаботился. На третий этаж Николай поднялся не торопясь, окончательно выравнивая дыхание и на ходу превращаясь в молодого, но всё же дипломированного доктора. Дверь была совершенно целая, без следов взлома – чёрт его знает, что это может означать. Нажав на кнопку звонка, он придал себе соответствующий вид, и открывший ему дверь мрачный мужик ни слова не говоря посторонился, пропуская его в квартиру.
– Здравствуйте, – поприветствовал его Николай.
– Здравствуйте, – отозвался тот, запирая дверь за его спиной. – Документики предъявите пожалуйста…
– А что случилось? – поинтересовался Николай, спокойно ставя сумку на пол и расстёгивая и вешая куртку.
Мужик не ответил, ожидая. Николай пожал плечами и достал из заднего кармана джинсов взятый из дома паспорт и удостоверение врача-интерна, которое носил специально как дополнение к студенческому проездному, для встречающихся ещё иногда контролёров. Тот повернулся к свету и весьма тщательно изучил и то, и другое, дав Николаю время надеть на себя халат. У него мелькнула мысль, что халат абсолютно свежий после глажки, и эта деталь может обратить на себя внимание, но менять что-то было уже поздно.
– Как Алексей Степанович? – спросил Николай мужика спокойным голосом. Чёрт, это опять не вязалось с только что спрошенным «А что случилось?». Надо быть осторожнее…
– Да вы проходите…
Он вернул удостоверение, которое Николай засунул обратно в карман на заднице, подняв полу не застёгнутого ещё халата. Дёрнув их вниз, он расправил большинство складок, и прошёл в «большую комнату», взяв сумку с собой. Мужик вошёл за ним.
– Здравствуйте, Наталья Евгеньевна, – поздоровался Николай первым, не дав сидящей на диване и до сих пор всхлипывающей бабе Наташе назвать себя по имени. – Ну что тут у вас происходит? С Вами всё в порядке?
То, что тут происходит, было видно невооруженным глазом: на полу в углу комнаты лежали два мёртвых тела, а туда-сюда по комнате бродило человека четыре милиционера – и ещё двое людей в гражданских пиджаках. Ни Алексея Степановича, ни его сына видно не было.
– Э-э… Доктор… В спальню пройдите, пожалуйста, это там… – один из милиционеров указал на спальню. Николай спокойно кивнул и сделал именно то, что ему сказали, пройдя по короткому, украшенному полосатыми обоями коридорчику в спальню стариков. В душе у него заходился крик.
– Василий, это доктор пришёл.
Невысокий темноволосый мужчина разогнулся от лежавшего на кровати поверх пледа раздетого до пояса деда Лёши. Поперёк бока того тянулась мокрая багровая полоса.
– Как хорошо, – сказал мужчина с облегчением. – Я судмедэксперт, а «скорую» он вызывать отказался. Рана неопасная, но возраст и сердце…
– Так…
Николай отстранил с радостью отступившего в сторону судмедэксперта и присел на краешек кровати, на ходу доставая из кармана взятый из квартиры потёртый, ещё студенческий фонендоскоп.
– А зачем «скорая», если Николай Олегович вот-вот прийти должен был, – неожиданно здоровым и нестарым голосом произнёс дед Лёша. – Здесь-то дел на пять минут всего, а сердце уже прошло, спасибо. Так, покололо минутку. Как там моя старуха? Чего она в той комнате?..
– Николай! – Крикнул так и стоящий у двери милиционер в штатском, открывший Николаю дверь. Ляхин дёрнулся, но звали таким молодецким, несдерживаемым голосом явно не его, – просто совпадение.
В коридор кто-то вышел, и милиционер спросил, как там потерпевшая. Это слово Николаю чрезвычайно понравилось. Порез на боку у деда Лёши был весьма качественным – не слишком длинным, и не слишком глубоким. Но неплохо кровоточащим. Не дойдя до мышц, он пересёк в подкожной клетчатке пару кровеносных сосудов, и крови было, в принципе, немало. Впрочем, у Николая создалось ощущение, что её просто размазывали по телу, пледу, и полу: с подобным несерьёзной раной боевой офицер вполне мог бы справиться и сам. Хм…
Один из милиционеров привёл и усадил в спальне бабу Наташу, и вежливо сбегал за новым стаканом с водой. Закончив за десяток минут с раной Алексея Степаныча, Николай переключился на его жену: милиционеры заглядывали в комнату несколько раз, глядя на происходящее с вниманием и осторожной почтительностью бывалых, но всё же далёких от медицины людей. Убедившись, что сердечные приступы на горизонте пока не видны, он сказал стоящему в коридоре, разглядывающему застеклённые фотографии на стенах милиционеру «Так, мне в ванную», и долго мыл руки – по второму разу. Вернувшись в спальню, он перевернул деда на бок и вколол ему в задницу два кубика смеси анальгина с димедролом – просто чтобы сбить боль, которая, как он прекрасно теперь знал, должна была его доставать. Вообще, рана была подозрительно похожа на его собственную. Окончательно Николай убедился в смысле произошедшего, когда дед Лёша, улучив момент, широко ухмыльнулся, указав пальцем в сторону комнаты, где переговаривались люди, а затем ткнув себя пальцем в грудь и несильно чиркнув им же по собственному животу. Угу, вот и ясненько… Николай искренне восхитился хладнокровием деда – это, конечно, объясняло и то, что его жена не упомянула его ранение, когда позвонила. Добежал он до Малой Посадской, вероятно, минут через 5–10 после приезда милиции, и времени организовать подобную мелочь деду вполне хватало. Шрам, конечно, останется, но по сравнению с исковерканным войнами лицом и рукой он будет совершенной ерундой, а вопросов снимет массу. Дед молодец. Главное, чтобы не перепугался Павел Алексеевич, когда доберётся сюда через полгорода.
Поднявшись и вымыв и вытерев руки в третий раз, Николай вошёл в «большую» комнату, где перемещались с места на место милиционеры. Сразу трое сидели на корточках у тел в углу.
– А-а, доктор… Как там?..
– Нормально, – отозвался он, стараясь придать своему голосу «взрослость» и серьёзность. Мол, и не такое видел. – Оба ничего. Рану я обработал, ничего опасного, но серьёзная кровопотеря. В таком возрасте… Плюс, конечно, риск со стороны сердца у обоих – пережить такое…
– Понятное дело. Боевой старик, а?
– Боевой, – согласился Николай. – Что, это он, – обоих?
– Да Вы подойдите, доктор, – судмедэксперт разогнулся от тел. – Посмотрите сами, распишетесь потом под протоколом. Одна подпись хорошо, а две лучше.
– Да, конечно.
Уговаривать Николая не пришлось. Фактически, такое приглашение было очень кстати: разобраться в произошедшем хотя бы в этой квартире без близкого взгляда на кадавров{13} было бы сложно.
