– Понятное дело. Боевой старик, а?
– Боевой, – согласился Николай. – Что, это он, – обоих?
– Да Вы подойдите, доктор, – судмедэксперт разогнулся от тел. – Посмотрите сами, распишетесь потом под протоколом. Одна подпись хорошо, а две лучше.
– Да, конечно.
Уговаривать Николая не пришлось. Фактически, такое приглашение было очень кстати: разобраться в произошедшем хотя бы в этой квартире без близкого взгляда на кадавров{13} было бы сложно.
Как обычно, обоих мужчин он не видел ни разу в жизни – и это несмотря на то, что баба Наташа прямо сказала, что они пришли, чтобы спросить о нём. Интересно, что заставило деда сначала открыть им поздно вечером дверь, а потом начать стрелять?
Возраст у обоих был молодой/средний – одному лет 35 или 36, другому, наверное, чуть меньше. Телосложение спортивное. По результатам поверхностного осмотра, занявшего секунд тридцать (после «Разрешите?», обращенного к судмедэксперту), у старшего из убитых имелось два входных пулевых отверстия: одно из них было в правой подключичной ямке. Вторая пуля вошла ему в левую бровь – именно не в лоб, и не в глаз, а пройдя через вспухшие при её прохождении через массив лобной кости волосы. Порошинок в коже не было, значит выстрел был с дистанции хотя бы метра в полтора. Хотя это, конечно, может зависеть от того, из чего дед стрелял.
– Из чего он стрелял? – Спросил Николай, ни к кому особо не обращаясь.
– Пистолет. ТТ, – отозвались сбоку, совершенно не удивившись вопросу – настолько логичным он был.
Так, понятно. Учитывая дульную энергию ТТ, – наверняка из другого угла комнаты. Почему? Отпустив тело первого убитого, Николай перешёл к второму, который был помоложе. В того пуля попала только одна – в живот, и судя по здорово отличавшемуся от старшего товарища выражению его мёртвого лица, осознать произошедшее он успел в полной мере.
– 21.54, – Сказал Николай, разгибаясь и посмотрев на часы на запястье. – Смерть, наступившую вследствие огнестрельных ранений констатирую. Что-нибудь ещё?
Прямо перед ним в покрытых тёмно-бежевым тиснением обоях виднелись ещё два пулевых отверстия – оба на уровне поясницы. Как минимум пару раз дед промахнулся.
– Да. Вот здесь распишитесь, пожалуйста.
Николай расписался там, где ему указали, поставив полное имя-отчество и должность. Подумав, он сходил в спальню за сумкой. Дед Лёша о чём-то негромко переговаривался там с женой, лишь мельком, но весьма одобрительно на него посмотрев – «молодец, всё делаешь правильно». Из сумки Николай достал круглую врачебную печать, и, вернувшись в комнату, оттиснул её под своей подписью. «Ляхин Николай Олегович» гласила печать, замыкая его привычное имя звёздочкой. «Врач». Заказывать печать на стоящее даже в дипломе «Аскольд» он всё же не стал.
Милиционеры один за другим начали оглядываться, и он обернулся вместе с ними – дед Лёша, шаркая ногами, вошёл в комнату и прислонился к косяку, придерживая рукой повязку на боку. Повязка была чистой, значит кровотечение остановилось окончательно, как и должно быть. Один из милиционеров подскочил к старику, и, вежливо приобняв его под плечи, помог дойти до дивана и усесться там. Выражение на лице деда было спокойно-гордым, почти до смешного.
– Ну что, молодые люди, как ваши расследования двигаются?
– Э-э… Алексей Степанович… Вы всегда пистолет под рукой храните?
Николай мысленно ответил, что да, и даже не один – том Жукова на книжной полке притягивал его взгляд, как магнитом. Если не будет обыска, то никто его не найдёт.
– Так вы же видели. Имею право. Документы в порядке. Вы что, забрать его собрались?
– Ну Вы же сами понимаете, Алексей Степанович… Вы двух человек из него убили. Да, бандитов, – туда им и дорога, как говорится. Ворвались в дом, порезали Вас, жену вон как напугали… Но надо зарегистрировать, провести всё по документам, отстрелять его… Ну, а там всё будет видно.
Голос милиционера (следователя, насколько Николай мог судить по стереотипам кинофильмов) был успокаивающим, а слова – совершенно логичными и даже дружественными. Похоже, всё у деда было в порядке, раз он задал настолько располагающий вопрос.
– Документы на наградное оружие подписаны адмиралом Головко, – всё же возразил дед. – Вы по своему званию имеете право?..
– Ну, может не по званию, но по должности имею.
Милиционер развёл руками. Говорил он вежливо, и, похоже, был нормальным человеком. Возможно, не всё ещё так плохо в питерской милиции, как кажется.
– Так что им здесь нужно было, Алексей Степанович? – спросил другой милиционер, в таком же не слишком хорошо сидящем на нём пиджаке. – Может быть именно Ваше оружие, а?
– Скорее ордена, – скрипучим, неприятным голосом отозвался дед. – Сейчас бандюки это любят: на улице сорвать, домой прийти.
Несколько человек кивнуло: «Да, верно».
– Больших чинов мне Бог с командирами не дали, но жизнь в целом не обидела – ни наградами, ни друзьями…
Дед Лёша на мгновение встретился с Николаем глазами, и того как погладило теплом по щеке. Он не удержался, и улыбнулся. Покойный дед Андрей мог гордиться таким другом.
– Да вот…
Алексей Степанович наклонился к нижней выдвижной полке «стенки», в каких обычно хранят скатерти и наборы мельхиоровых ложек и вилок, и начал в ней копаться. Один из милиционеров сунулся помочь, но он достал две обшитые бордовым коленкором коробки сам, – перешёл, шаркая, через комнату, стукнул о стол. Милиционеры, как дети, столпились вокруг. В каждом из взрослых мужчин в глубине души сидит восхищающийся поколением победителей пацан. Из исключений вырастают убийцы…
Боевые награды капитана 1-го ранга Вдового лежали в одной из коробок, поверх стопочки бумажных удостоверений и потёртой орденской книжки. Вторую он только приоткрыл – там были юбилейные медали и медали «За выслугу лет», вместе с несколькими значками.
Следователь бережно и, как Николаю показалось, даже благоговейно, потрогал их вытянутым пальцем – поведение этого мужика нравилось ему всё больше и больше. Два ордена Красного Знамени, включая один с цифрой «2» на эмалевом щитке, два – Красной Звезды, орден Отечественной Войны II степени, – абсолютно новый, сияющий серебром и эмалью. Несколько медалей на потёртых колодках – «За боевые заслуги», ещё одна такая же, «За оборону Советского Заполярья», «За победу над Германией». Польский «Virtuti Militari» на красивой сине-чёрной ленте, незнакомый Николаю корейский орден. Насколько Николай знал, в семье хранились уцелевшие награды погибшего в 43-м старшего брата деда Лёши и их полегшего в приграничных сражениях 1941 года отца, плюс медали самой бабы Наташи. Наград было много – вполне достаточно, по мнению некоторых ублюдков, для того, чтобы за них ограбить или даже убить старого, неспособного к сопротивлению человека. Вот и допрыгались. Если не считать того, что приходили они поспрашивать о нём. Или бабе Наташе показалось?
Часа через два дед Лёша, намекнув Николаю парой несложных жестов действительное положение дел, разыграл ухудшение состояния. Это позволило вести себя совершенно естественно, даже к тому моменту, когда милиционеры уже закончили со своей работой и начали собираться. Никто деда арестовывать и увозить с собой, похоже, и не планировал, – ему только дали подписать полусантиметровую пачку каких-то бумаг, и попросили зайти по знакомому каждому жителю района адресу в середине следующего дня, вместе с женой.
– Если состояние Алексея Степановича будет ухудшаться, я его госпитализирую, – заметил Николай, хотя его никто особо не спрашивал. – В таком возрасте с сердцем не шутят. У него два инфаркта уже было, этого достаточно.
Милиционеры покивали, попросили, если что, перезвонить им по указанному в соответствующей графе бланка телефону, и вежливо распрощались. Такое ощущение, что поступок старика, без лишних разговоров о законности завалившего пару возжелавших лёгких денег отморозков им здорово понравился. В собственной квартире, честно оформленным наградным оружием, имея в активе рыдающую жену и лёгкое ножевое ранение. В некоторое количество не слишком совпадающих друг с другом деталей они, судя по всему, предпочли не вникать. А может и действительно поверили, кто знает.
Когда Наталья Евгеньевна захлопнула дверь за ушедшими милиционерами, продолжающими даже с лестничной площадки желать им всего наилучшего, лежащий на уже перестеленной кровати Алексей Степанович начал рассказывать, – каким всё случившееся было на самом деле.
После того, как Николай ушёл, он просидел у Рабиновича ещё почти час, просто болтая с ним на разные, не связанные с визитом Николая темы. Яков-младший тоже ушёл довольно быстро, в хорошем, вроде бы, настроении. К девяти с копейками он распрощался и не торопясь начал подниматься обратно к себе. Ключи у Алексея Степановича были в кармане домашних брюк, и он уже доставал их, подходя к двери, когда на площадке остановился подъехавший снизу лифт.
