– Ты была прекрасна! – воскликнула Эви некоторое время спустя, когда они вчетвером: Эви, Мэйбел, Тета и Генри – шагали вдоль по узкой Бэдфорд-стрит в районе Гринвич-Виллидж. Они направлялись на вечеринку, которую устраивала одна из танцовщиц.
– Угу. «Вторая справа» – моя основная специальность, – невозмутимым тоном согласилась Тета.
Генри нежно сжал ее руку.
– Не сдавайся, девочка, и когда-нибудь ты станешь «первой девушкой справа».
– Я действительно думаю, что ты просто умопомрачительна, – поддержала его Эви. – Мы с Мэйбел сразу же тебя заметили. Разве не так, Мэбси?
– Конечно!
– Это правда очень мило с вашей стороны. Вот мы и пришли.
Они остановились у здания из красного кирпича. Вечеринка была в самом разгаре. Совершенно пьяная девушка в шикарном боа, с длиннющей сигариллой между пальцев ногой преградила им путь.
– Пароль?
– Лонг-Айленд, – ответил Генри.
– Ты должен был ответить «Лон Гей-ленд», – поддразнила она.
– Лон Гей-ленд! – дружно прокричали они.
– Entrez! [39] – Девушка со стуком уронила ногу. Они прошли в фойе и затем поднялись на три этажа вверх, по пути встречая веселые компании, примостившиеся на лестнице и на поручнях. Дверь квартиры, в которой гремела вечеринка, была открыта настежь, в коридор лились звуки джаза. Мимо пронеслась хозяйка, словно несомая невидимой волной:
– Наконец-то вы пришли!
Прямо на полу стояла лампа, и из прохода на них косился бюст Томаса Джефферсона с нахлобученной гангстерской шляпой. Кто-то пристроил его на горелку крошечной плиты в еще более крошечной кухоньке. Какой-то парень вполголоса напевал «Я покорю Манхэттен», и ему вторила компания, сидевшая прямо на полу.
Мэйбел обеспокоенно подергала Эви за рукав.
– Кажется, я одета не совсем подходяще для этой вечеринки.
– Ничто не помешает нам напустить немного тумана, – успокоила ее Эви. Тяжело вздохнув, она сняла с головы свой щегольской обруч со стразами и павлиньими перьями и надела его на Мэйбел. – Теперь ты похожа на рождественскую витрину в Гимбелс, а это все обожают.
– Спасибо, Эви.
– Два пальца вверх, – прокомментировала Тета, вручив им по коктейлю.
Мэйбел удивленно уткнулась в свой бокал:
– Я вообще-то не пью.
– Первый глоток – самый тяжелый. Потом будет легче, – подбодрил ее Генри.
Она осторожно отпила из бокала и поморщилась.
– Гадость какая!
– Чем больше ты напиваешься, тем оно вкуснее.
Эви так нервничала, что осушила свой бокал в два глотка и налила себе еще.
Генри философски изогнул бровь.
– Я смотрю, перед нами профессионал.
– А что еще делать в этом Огайо?
В гостиной разгорался спор, и вдруг раздался пронзительный женский голос:
– Если ты не сбавишь тон, я сама позвоню этому маньяку и попрошу его взять тебя за компанию, Фредди!
Все принялись обсуждать недавнее происшествие под мостом.
– Один мой приятель, брат которого работает в полиции, рассказал мне по секрету, что это было убийство на сексуальной почве.
– А я слыхал, что под мостом случилась разборка между итальянской и ирландской бандами, и девчонка просто выбрала неверную сторону. Сошлась не с тем парнем.
– Да нет же, это точно какая-то мумба-юмба, связанная с магией худду. Не надо было пускать в страну столько иммигрантов. Вот чем все это заканчивается.
– Дядя Эви помогает быкам [40] расследовать преступление, – объявила Тета.
Все тут же столпились вокруг Эви, засыпав ее вопросами. Есть ли подозреваемые? Правда ли у жертвы выкололи глаза, как пишут в газетах? Неужели она действительно была проституткой? Эви еле успевала что-то отвечать, как вдруг с порога завопила девушка:
– Ронни вынес укулеле! Пу-пу-пиду!
И точно таким же макаром вся радостная компания увлеченно переметнулась к следующему делу, полностью позабыв о том, что только что происходило. Эви казалась себе пустой и незаметной на фоне ярких модников и смелых, раскованных девиц. Артисты, музыканты и певцы, которые легко могли петь, танцевать и ставить номера в любом месте и в любое время, дружившие с банкирами и денежными тузами. Что могла поделать Эви? Что могло выделить ее из этой толпы?
Она с трудом осознала, что вот-вот напьется вдрызг. Слабый голос здравого смысла нашептывал ей, что стоило бы приостановиться и вести себя поскромнее, и то, что она собирается сделать, – плохая идея. Но когда она слушала голос разума? Разумность – это для неудачников и пресвитерианцев. Эви опорожнила свой мартини и решительно подошла к компании, распевавшей песни под укулеле.
– Ни за что не догадаетесь, что я могу делать, – с хитрым видом объявила Эви, когда они допели куплет «Если ты знаешь Сьюзи». – Дам небольшую подсказку: это как фокус, но намного лучше.
Ронни прекратил играть, его пальцы замерли на струнах укулеле. Эви заполучила всеобщее внимание, и ей это ужасно нравилось.
– Я могу узнать ваши секреты с помощью любой старой вещи. Пу-пу… пиду.
Тета забрала у нее бокал и осторожно понюхала.
– Это правда! Вот. – Не обращая внимания на протесты, она сняла сережку с одной из девушек, стоявших по соседству. Для большего драматизма Эви прижала сережку ко лбу. На мгновение ей стало жутко – что, если она услышит то самое посвистывание, преследовавшее ее с момента, как она взялась за пряжку Руты Бадовски? Но затем Эви подумала, что усилием воли может вытеснить неприятные воспоминания из головы, и полностью сосредоточилась на сережке. Вскоре та поддалась. – Твое настоящее имя – Берта. Ты поменяла его на Билли, когда переехала сюда из… Делавэра?
Девушка раскрыла рот от изумления и радостно захлопала в ладоши:
– Разве это не круто! А расскажи что-нибудь про Ронни?
Эви переходила от гостя к гостю, трогая вещицу за вещицей, и с каждым разом у нее получалось все четче и увереннее.
– Ты родилась первого июня, и твою лучшую подругу зовут Мэй. На ужин вы ходили в «Сардис» и ели говяжью отбивную. У тебя есть длиннохвостый попугай по имени Глэдис.
– Просто сногсшибательно. Ты должна выступать на публике, детка! – восхитился Ронни.
– А я и буду выступать. – За Эви уже говорил выпитый джин. – Я превращу гостиную своего дома в салон, и каждый вечер ко мне будут приходить люди, а я буду угадывать, что они ели. Мое имя будет во всех колонках. Я стану сандвич-гуру.
Все засмеялись, и этот одобрительный смех окутал Эви, как мягкое теплое одеяло. Нью-Йорк был лучшим городом на земле, а она оказалась в самом его сердце. В течение часа она прочла не менее дюжины вещей, и ее уже начинало мутить. Было очень поздно или очень рано – в зависимости от того, как судить. Какой-то щеголь снял свой полосатый галстук и повязал вокруг ее головы модным бантом. Мэйбел отключилась на софе. Хозяйка пристроила большой поднос сандвичей прямо у нее на животе, и каждый проходящий мимо подхватывал себе по кусочку. Прямо на ковре у ног Мэйбел в бесконечном страстном поцелуе слилась любовная парочка.
Генри сел рядом с Эви.
– Золотце, признайся: это же какой-то специальный номер для вечеринки. Ты работала ассистенткой фокусника?
– Угу. – Эви хитро ухмыльнулась.
– Но как же тебе это удается? – начал расспрашивать он. – Ты всегда могла вот так… – И тут он положил ладонь ей на лоб и сделал вид, что читает ее мысли. Она была достаточно пьяна, чтобы рассказать ему правду, но слабый голосок здравого смысла уговаривал ее не делать этого. Вечер складывался идеально, и ей не хотелось испортить его так же, как последнюю вечеринку в Зените.
– У леди свои секреты, – уклончиво ответила она.
Казалось, Генри хочет спросить ее еще о чем-то – Эви буквально чувствовала это кожей. Но он лишь хитро ухмыльнулся:
– Конечно, ты права.
– А ты не хочешь, чтобы я открыла какой-нибудь из твоих секретов, Генри?
– Нет, спасибо, милая. Я люблю жить в неизвестности. Кроме того, возможно, если мои секреты перестанут быть таковыми, я потеряю все свое обаяние. – Он эффектно поднял бровь и поджал губы, как Джон Бэрримор в «Дон Жуане». Эви поняла, что она в нем не ошиблась.
