Вот и сегодня Володька Седов на вездеходе из геологической партии вез в город молоденькую повариху после вахты да трех ребятишек лет десяти. Карнаухов вышел из крепкого рубленого дома и приложил к глазам руку козырьком, вглядываясь, как вездеход, ныряя носом и разбрызгивая жидкую грязь, летит со стороны сопок к берегу. Дядя Саша укоризненно покачал головой. Так ездил только Володька Седов. Правда, пока начальство не видит. К дому вездеход подъехал уже плавно и остановился, почти не качнувшись на широких танковых гусеницах. Открылся верхний люк, и из машины высунулся веселый Володька, по обыкновению, в бейсболке козырьком на затылок.
– Здорово, дядь Саш!
– Здорово, лихач, – покивал старик. – Все машину гробишь?
– Она железная, что ей сделается, да и слежу я за ней, как за родной. Принимай гостей целый ворох!
Седов исчез во внутренностях вездехода, потом со скрипом откинулся боковой люк, и он спрыгнул на землю. Из люка стали появляться головы в цветных шапочках, и побережье сразу стало шумным и беспокойным от детского смеха и визгов. Последней Володька бережно снял и поставил на землю девушку в сапогах, шерстяной юбке и цветной яркой куртке.
– Здрасте, – смущенно кивнула девушка и сразу бросилась ловить разбежавшихся детей.
Карнаухов с улыбкой смотрел на этот спектакль, на то, как Володька достал из вездехода сверток и подошел к нему.
– Вот, дядь Саш. – Володька положил на лавку возле ступеней сверток и присел сам, разворачивая полиэтиленовый пакет. – Тебе ребята прислали. Говорят, ты тут зимой затеять решил какие-то плотницко-столярные работы. Это стамески, долота, киянка, буравчики. В общем, полный набор с маленьким фуганком.
– Вот за это спасибо! – с довольным видом улыбнулся старик. – А это кто же тебе будет дамочка? Да еще с детьми. Твоя, что ли?
– Да ладно, дядь Саш, – махнул Володька рукой. – Это повар Лариска с базового лагеря. Ее вахта кончилась, я им другую привез. А ее домой.
– А шантрапа малолетняя?
– Да это наших мужиков ребятня. Попросились со мной, ну и взял. Все равно же не один еду, а им развлечение. Они там на базе концерт художественной самодеятельности нашим устроили. Вот сюрприз был!
– Ну, собирай свой выводок, – улыбаясь, сказал старик. – Пошли, я вас чаем с морошкой угощу, балычка соленого в дорогу заверну.
– Спасибо, дядь Саш, только некогда мне. Ты не обижайся, мне еще в контору надо заскочить да полтонны груза за триста верст забросить. С меня начальство три шкуры снимет за опоздание. А балычок ты сбереги. Я через два дня мимо поеду и заскочу к тебе. Слушай, дядь Саш, а может, тебе водочки прихватить, ты тут один…
Карнаухов обернулся на Володьку, который встал с лавки и как-то странно замолчал. Не с детьми ли чего? Старик бросил взгляд на девушку с ребятишками и только тут понял, что из уголка рта Седова сбегает кровь. Парень стоял со стеклянными глазами и вдруг повалился прямо лицом вниз. Не успел Карнаухов и рта открыть, как увидел выходящих из-за угла дома двоих в черном, в высоких ботинках со шнуровкой, коротким странным оружием на ремнях. А Володька лежал у лавки. И из его спины торчала рукоятка массивного ножа.
Про бандитов и беглых уголовников разных в этих краях ходили слухи и байки давно. Наверное, еще со времен довоенных, со времен северных лагерей для политических и уголовных. Но кроме рассказов, никто не мог похвастаться, что видел кого-то, что кто-то на кого-то напал. Жили в поселках бывшие сидельцы, это точно. Но жили какие? Те, кому податься было некуда, которых никто нигде не ждал. Это не молодые, наглые и вороватые. Это уставшие, измученные зоной люди. Бывало, что и в драках замечены, что и украдут чего, но все это никак не соответствовало тем страшным сказкам, которые рассказывались на кухнях да от нечего делать за бутылочкой.
– Старик… молчать, – странно коверкая слова, сказал первый из незнакомцев, наклонился к телу Седова и рывком выдернул из его спины нож. – Позови сюда женщину!
Карнаухов побледнел, глядя на Володьку, который только вот смеялся с ним тут, обещал водочки привезти. А перед этим из вездехода спускал на руках детей. Как своих ведь спускал. А своих у него теперь и не будет. Никогда.
– Лариса… беги! – хрипло закричал старик и, круто развернувшись на больных ногах, побежал к девушке. – К берегу… в лодку, в лодку садись…
Девушка, подхватившая в этот момент на руки мальчонку, с изумлением замерла на месте. Она видела лежавшего на земле Володьку. Видела, как незнакомец в черном и с автоматом на шее ощупывает карманы Седова, ворочает его безвольное тело с боку на бок. И сразу стало понятно, что он мертвый. И сразу стало страшно. И страшно было смотреть, как бежал, кривовато переваливаясь на ногах дядя Саша и махал рукой, выкрикивая что-то про лодку на берегу. Это было как непонятное, нереальное кино, как будто ты заглянула в дверь чужого кинозала. А там фильм ужасов. Надо просто убрать голову и закрыть дверь. Но «закрыть» не получалось. Лариса прижала к себе мальчика и стояла столбом, глядя вытаращенными глазами, как, почти не переходя на бег, один из чужаков догнал старика, схватил рукой в черной перчатке за воротник фуфайки, и дернул на себя. Руки Карнаухова безвольно качнулись из стороны в сторону, когда в его спину раз, второй и третий входил нож. Убийца даже не замахивался, он дергал на себя тело старика, и оно само насаживалось плотью на лезвие.
Дядя Саша упал мешком. Убийца наклонился, вытер о рукав фуфайки лезвие, сунул его в чехол куда-то на плече. И только теперь Лариса поняла, что надо бежать. Надо хватать в охапку детей и бежать. К реке, к лодкам? Она не успела ничего сделать, как поперек груди ее схватила железная, очень жесткая чужая рука. Схватила так, что девушка не могла выдохнуть.
– Ти-иха! – странным выговором произнес неприятный мужской голос, когда Лариса начала вырываться и стонать от страха. – Веди себя хорошо или умрешь.
Дальше Лариса помнила все плохо. Ее куда-то толкали, она куда-то шла, спотыкаясь. Она помнила, что все время, как наседка, прижимала к себе детей, старалась закрыть их руками. Глаза заливали слезы. Ее трясло как в лихорадке, даже зубы постукивали. А потом она пришла в себя уже возле вездехода, когда ей велели забраться внутрь. Лариса оглянулась на дом, на дощатые строения складов, на берег, на тело Володьки Седова и дальше на тело дяди Саши.
И как-то очень остро Лариса почувствовала, что у этих троих хныкающих детей, кроме нее, нет никакой защиты. У них вообще во всей Вселенной нет никого ближе, чем она. И Лариса стала торопливо и послушно подсаживать ребятишек в люк вездехода, полезла следом, сбивая колени и костяшки пальцев, обняла детей в дальнем углу, где лежали мешки с постельными принадлежностями базового лагеря геологической партии. Она сидел с детьми, прижимая всех троих, и смотрела меленьким зверьком на троих страшных мужчин в черном, которые говорили с ней со странным акцентом. А между собой на незнакомом языке.
– Куница, – засмеялся хрипло высокий и худой, который схватил ее недавно и не давал убежать.
Люк захлопнулся и мотор вездехода взревел, что-то внутри лязгнуло, машина дернулась, и снова затрясло ее на неровностях тундровой почвы. Лариса хотела закрыть глаза, но не могла. Боялась. Она сжимала детей, тискала и совала им в руки маленького медвежонка, с которым ехала девочка. Как будто хотела отвлечь их от страшного. И не замечала, что ссадины на ее руках кровоточили. И белый медвежонок пачкался в ее крови. И девочку это пугало, и она начала хныкать. Если бы не ветер, врывавшийся в открытое маленькое окошко возле головы Ларисы, она бы потеряла сознание.
Чип ехал по накатанному грейдеру и прикидывал, а что еще можно предпринять. Пикап шел хорошо, в кабине было тепло, рука почти не болела после истории с вышкой. Подлодку нашли, слава богу, ее не успели как следует тронуть, а то неизвестно, как бы повела себя в корпусе лодки зловещая старуха «Брунхильда», учитывая, сколько ей лет. Да, она скорее всего изготовлена в форме торпеды и применяться должна была так же. Хотя, учитывая условия, в которых приходилось работать гитлеровским специалистам весной 45-го года, нельзя исключать и самый дикий вариант технического исполнения. Например, железный ящик с ручками, который предстояло морякам вытащить через люк и оставить в указанном месте. А потом взорвать, создав в момент взрыва критическую массу, необходимую для начала процесса ядерного распада.
«Так, вот здесь я срежу путь и проеду берегом, так будет быстрее и ближе. И хоть немного посплю до обозначенного часа, – подумал Чип, сворачивая с грейдера. И мысли снова вернулись к лодке и потекли в привычном русле. – А может, они были смертниками, – пришла Чипу в голову новая идея. – Вполне могли разогнаться и врезаться лодкой в пирс мурманского пирса или войти в Неву и… Не получается, – поцокал Чип языком. – Лодка получила страшные повреждения в результате столкновения с другим судном и затонула. А страшная бомба не взорвалась, значит, там предусмотрен иной механизм. Жуть какая лежала на дне, а там, между прочим, суда ходят».
