Рука американца дрогнула и схватилась за кобуру. Его помощник со штурмовой винтовкой поднял ствол, но тут же упал с простреленной головой. Майор отпрыгнул в сторону, на ходу доставая пистолет, но короткая очередь свалила и его. Спецназовцы прыгали из машин и бежали к зданиям. Котов подошел к умирающему майору и присел на корточки, снимая с его головы гарнитуру, а с пояса рацию.
– Ты дурак, хоть и майор, – сказал он. – Это о тебе никто не узнает, потому что тебя тут и быть-то не должно. Не знаю, что вы тут делаете, но вести себя на чужой земле надо скромнее.
Спецназовцы бежали вперед парами, меняя друг друга на острие атаки. Несколько боевиков упали, сраженные очередями, не успев покинуть здания. Котов шел следом за своими бойцами и периодически напоминал, что им нужен Захирак и чтобы спецназовцы не палили во все стороны без разбора. Слева выскочили еще двое американцев и ловко выставили возле угла здания автоматический гранатомет. Но тут же один из них откинулся на спину и сполз по стене, оставляя кровавый след, второй оглянулся на напарника и тут же получил пулю в голову.
Крякин и Зубченко сбили с ног молодого сирийца в черном обмундировании и подтащили к стене.
– Товарищ лейтенант, – крикнул в микрофон коммуникатора Боб, – у нас «болтун» есть! Допросить бы, а то мы столько здесь уже «накосили», скоро поговорить будет не с кем.
Котов посмотрел на спецназовцев и кивнул Зимину. Тот подбежал к пленному, которому Зубченко с самым кровожадным выражением лица задрал стволом автомата голову вверх.
– Что здесь делали американцы? – тряхнув пленника за воротник, потребовал Зимин. – Что это за лагерь, кого вы тут охраняете?
Сириец только крутил головой и все выше задирал подбородок, в который упирался ствол автомата. Он косил глазами вниз и, кажется, очень боялся выстрела. Зимин вытащил из кобуры пистолет, демонстративно передернул затвор, загоняя патрон в патронник, и, прислонив дуло к животу пленника, дважды выстрелил мимо него в стену. Боевик заорал страшным визгливым голосом. У него подкосились ноги, и спецназовцы от неожиданности не успели его удержать. Парень сполз по стене на землю и, растопырив руки, попытался снова встать.
– Говори, урод! – грозно рявкнул переводчик, добавив второе слово для эмоциональности по-русски.
– Они из-за нефти здесь, – торопливо начал говорить пленный. – Они здесь и в Ираке договариваются с лидерами группировок, чтобы те отдавали американским компаниям часть добычи, а за это американцы не станут их официально считать террористической организацией.
– Жить хочешь?
– Хочу, не убивайте меня… я только охранял, я не воевал…
– Где сейчас Марон Захирак? Быстро отвечай!
– Его держат взаперти. Когда американцы узнали, что вы едете за ним, когда вы там перестреляли наших людей, они его заперли в подвале. Хотели узнать у него, кто вы такие и зачем приехали…
– Веди, показывай! И не вздумай обмануть. Прострелим обе ноги и бросим в пустыне подыхать, как собаку.
Когда спецназовцы со скрипом открыли толстую дверь бывшей котельной, с деревянной грубой лавки поднялся широкоплечий сириец с копной черных, с проседью, волос. Он увидел, что вошли не американцы и не сирийцы, и снова медленно опустился на лавку.
– Ваше имя! – потребовал Зимин, стоя с пистолетом в опущенной руке. Сириец смотрел на эту руку и молчал. Лейтенант медленно убрал оружие в кобуру и продолжил: – Вам привет, Марон Захирак, от вашей семьи и детей из Эс-Саана.
– Что с ними? – спросил боевик напряженным голосом.
– Пока ничего страшного, – ответил Зимин и прошелся по комнате, откуда давно вытащили все оборудование и срезали даже трубы. – Вы знаете, что вашей жене плюют в спину, когда она проходит по улице, что с вашими девочками никто не дружит из соседей?
– Это неправда! Вы лжете! Вы ничего не знаете о моей семье! Что вам от меня нужно? Кто вы такие?
– Мы? – Зимин остановился напротив пленника и небрежно засунул руки в карманы. – Мы – бойцы российского спецназа. Вчера мы были в Эс-Саане. Ваша жена живет на улице Шимун, 38. И если вы думаете, что ее уважают из-за того, что вы бандит, то глубоко ошибаетесь. Вчера утром такие, как вы, приехали из соседнего городка, что в тридцати километрах севернее Эс-Саана, забрали из питомника несколько голов молодняка овец, а заодно застрелили старика и женщину. Наверное, те уговаривали не забирать ягнят, а их убили.
– Зачем вы мне это говорите?
– Затем, Марон, что мы не считаем вас фанатиком, который готов до последнего вздоха резать головы неверным. Жена сказала, что вы пошли в вооруженную оппозицию потому, что там боевикам платят хорошие деньги. А вам надо было просто прокормить семью. Что ж, это основание. Пусть грязное, кровавое, но основание идти убивать. И все равно вы, Марон, преступник. А чтобы ваш народ вас простил, смог бы забыть о вашем участии в кровавой бойне, в которую втянули вашу страну ваши хозяева, вам надо сделать одно полезное дело. Поможете нам – и можете рассчитывать на снисхождение своих соотечественников. Мы замолвим за вас словечко, а как к нам относятся простые люди, вы, надеюсь, слышали.
– Да, после того что здесь сделала ваша авиация, сторонники президента готовы носить вас на руках.
– Ну?
– Вы всех убили, кто был в лагере? – вместо ответа спросил Захирак.
– Да. Американцы напали на нас, оказали вооруженное сопротивление, и нам пришлось убивать. Сейчас никого, кроме вас, в живых не осталось.
– Что вы от меня хотите? Я – простой крестьянин, я не пользуюсь влиянием у командиров. Я просто выполнял приказы, хорошо выполнял, и мне хорошо платили.
– Да, знаю. Сафир Джадазир очень уважал вас. Доверял даже, говорят.
Сириец промолчал, опустив голову. Зимин оглянулся на стоявших в ожидании у стены Крякина и Зубченко и продолжил:
– Джадазир очень вам доверял. Там, в Пальмире, когда он готовил нам ловушку, когда устраивал центр с дистанционным управлением фугасами, когда намеревался уничтожить памятники истории, важные для всех людей.
– Понятно, – тихо ответил сириец.
– Что вам понятно, Захирак? Вы не знаете, что Джадазир погиб? Он предпочел умереть, но не выдать тайны своего черного детища. Вы не знаете, что до сих пор под землей по канайетам пытаются прорваться убийцы и взорвать Пальмиру и половину города с мирными жителями? Не понимаете, что вы один из тех, кто знает, где спрятан этот пульт дистанционного управления?
– Да, я знаю, где его устанавливали, – вздохнул Захирак. – Вы правы, я не хочу, чтобы моей жене плевали в спину соседи, не хочу, чтобы к моим детям относились как к прокаженным. Я пошел служить к этим людям, когда они вот-вот должны были победить, захватив почти всю страну. Я просто хотел выжить и помочь моей семье прокормиться. Теперь все наоборот. Вы сильнее. Я помогу вам, только пообещайте помочь моей семье.
– Он согласился? – раздался за спиной нетерпеливый голос Котова.
– Да, он сказал, что знает, где установили пульт, и покажет нам.
– Долго ты с ним возился, но уломал. Тоже хорошо. Давайте, парни, выводите его наружу, и по машинам. Сейчас мы тут все на воздух поднимем. Тут до черта нефти и нефтепродуктов осталось бесхозных. Дыма будет до неба. Пусть потом разбираются, что тут произошло.
– Захирак просил помочь его семье.
– Ладно, разберемся. Надо еще дожить…
Зимин сидел в кузове пикапа вместе с Захираком и Зубченко. Командир приказал всем машинам разделиться, одна шла левее, параллельным курсом, вторая чуть впереди, на пределе прямой видимости. Машина Белова замыкала группу, задержавшись в поселке, чтобы заминировать места, где были сложены бочки с остатками нефтепродуктов. Сейчас за спиной в небо уже начал подниматься и пухнуть черный столб дыма.
От других машин пока сигналов тревоги не поступало, но Котов все равно оставил прежний порядок движения. Очень не хотелось ему потерять еще одного свидетеля. Тем более что есть шанс, что Захирак не поступит так, как Джадазир, подорвавший себя на минах с именем Аллаха на губах. Беспокоил капитана тот факт, что бородач, с группой которого они столкнулись, не доезжая до Габагиба, и американский майор могли успеть сообщить по рации еще кому-то о русских на четырех пикапах, маскирующихся под исламистов. Отмахиваться от возможной погони или засады не стоило.
– Белов догоняет, – показал рукой назад Зимин.
Зубченко оглянулся, посмотрел на еле заметный шлейф пыли, поднимавшийся периодически над холмами и низинами, и, постучав по микрофону коммуникатора, вызвал командира.
– Что у вас там? – спросил Котов.
– За нами «хвост», Барс. Минимум три машины, и все несутся на большой скорости.
– Твою ж в душу… – буркнул капитан и стал вызывать Белова: – Седой, ответь Барсу! Седой, на связь!
Белов не отвечал. Причина могла быть простой, ведь тактический передатчик, именуемый в среде спецназовцев коммуникатором, имел ограниченный радиус действия. А тут еще пересеченная местность. Котов вызвал две другие машины и отдал приказ одной спешить к нему, а второй, что шла правее, задержаться и атаковать с тыла тех, кто, возможно, сейчас нагоняет спецназовцев.
