«Инопланетянин» что-то такое говорил о болоте, которое предстоит пересечь на пути к бабьему царству. Может быть, именно этот участок пути он имел в виду?
Жидкость мерзко пахла, идти становилось все тяжелее, поскольку болото под ногами углублялось.
Жажда Николая, однако, так усилилась, что он решил было обмакнуть носовой платок в жидкость под ногами, чтобы смочить запекшиеся губы и сделать хотя бы один маленький глоток, чтобы смочить высохшее горло и одеревеневший язык.
Но когда он нагнулся, вонь стала настолько невыносимой, что Петрашевский решительно выпрямился, пребольно ударившись головой о низкий покатый потолок подземного хода, и сунул смятый потолок в карман. У него еще хватило самообладания усмехнуться, припомнив, как во время прощанья генерал Матейченков, проверяя его готовность к «погружению», спросил неожиданно:
– Носовой платок есть?
– Есть, – недоумевая, ответил полковник.
– Покажи.
– Пожалуйста.
Он взял за кончик чистый, отлично выстиранный и выглаженный, аккуратно сложенный кусочек ткани и спросил.
– Что это:
Разведчик пожал плечами:
– Носовой платок.
– Ошибаешься, дружище, – произнес генерал Матейченков.
– А что же это?
– Улика, за которую тебя запросто могут расстрелять, – сказал генерал. – И, между прочим, поделом.
Николай все еще не понимал.
– А еще кадровый разведчик, ай-яй-яй, – продолжал генерал, раскачивая носовым платком в воздухе. – Рассуди сам, Николай. Встретился ты под землей с боевиками под землей, а вероятность этого достаточно высока. Излагаешь им свою легенду. Так?
– Так.
– Засим они тебя обыскивают. Не исключено?
– Обязательно обыщут.
– И находят у занюханного жителя развалин, обитающего где-нибудь в грязном подвале и рыщущего в поисках пропавшего братца, водопроводчика и канализатора, такой вот чудный платочек, только что из офицерской прачечной. Скажи, как бы ты сам поступил на месте чеченцев?
– Виноват, товарищ генерал.
– То-то.
– Всего не предусмотришь. Разрешите?
Он взял свой злополучный платок, с ожесточением смял его, затем нагнулся и основательно извозил по нечистому полу штабной комнаты.
– Хватит, хватит, – усмехнулся генерал Матейченков. – Накажи дурню молиться, он и лоб расшибет.
Полковник еще несколько раз энергично потер по полу платком, затем сунул его в карман…
И вот теперь с помощью этого платка он пытался утолить жажду.
Болото кончилось так же неожиданно, как и началось, но оно отняло последние силы Петрашевского. С огромным облегчением он ступил на твердую почву, но присесть долго еще не решался: его преследовал отвратный запах.
Казалось, этим запахом пропиталось все: и его одежда, и обувь, и даже карманный фонарик, которым он осветил короткий час пути перед собой. Эх, сейчас бы в баню, да с русским парком, да всю одежду в печь, а фонарик зашвырнуть подальше.
За неимением бани разведчик, однако, ограничился тем, что вытащил носовой платок, и без того негодный к употреблению, и тщательно вытер им обувь, насквозь пропитанную навозной жижей, и отшвырнул платок подальше.
Жажда усиливалась.
А может, в какой-то из этих труб вода?
Теперь он готов был грызть зубами чугун, или железо, или из чего там сделаны эти чертовы трубы. «Этак и с ума недолго сойти от жажды», – подумал Петрашевский. Как путешественник в пустыне, лишенной оазисов.
Последние метры он полз, уже ни на что не надеясь. Сознание временами мутилось – то ли т чрезмерного напряжения, которое он испытывал все долгие часы пребывания под землей, то ли от преследующего его отвратительного запаха, то ли от элементарной усталости и жажды, то ли – вернее всего – от всего вместе.
Потолок заметно снизился.
Теперь он полз, инстинктивно водя руками по шероховатой от многолетней ржавчины поверхности труб. Один раз он явственно услышал бульканье и, забыв обо всем, припал зубами к трубе. Но зубы только скользнули по холодному металлу, а во рту остался противный вкус ржавчины.
– Эй, Коля, – прошептал он себе, сплюнув. – Не сходи с ума. – Тебе еще выбраться отсюда нужно и до штаба добраться.
В одном месте подземный коридор – а лучше сказать, нора – делал резкий, почти под девяносто градусов, поворот. Вместе с ним послушно изгибались и все трубы. На одной из них было сочленение. Перед изгибом на одной из труб он нащупал – включать фонарик разведчик опасался – нечто вроде широкой гайки, соединяющей две трубы воедино.
Эврика!
Возможно, в этом месте труба не сварена, а только соединена этой гайкой на резьбе. Во всяком случае, это его последний шанс не подохнуть здесь, как крыса в глубокой норе.
Он попробовал покрутить шестигранную гайку – она не поддавалась. Поверхность ее скользила под потными от волнения руками.
Стоп, не надо торопиться. Сначала – обернуть чем-нибудь гайку, охватывающую сочленение… Жаль, платок выбросил.
Он оторвал кусок рубашки, плотно обернул гайку. Затем немного отдохнул, собравшись с силами, и снова попробовал повернуть ее. Никакого толку – гайка не повернулась ни на миллиметр.
Гаечный ключ бы сюда, – подумал Петрашевский и тут же себя одернул: ну да, гаечный ключ, а к нему – фонтан, сад, или уж сразу – мусульманский рай с гуриями. Может, это и есть то самое бабье царство, которое пригрезилось бородатому маньяку?! Как там, кстати, житель Альфы Центавра? Уже давно, небось, пришел в себя и ищет Николая, чтобы поквитаться…
Отчаявшись повернуть связующую гайку, разведчик припал к ней зубами и попытался повернуть. Во рту что-то хрустнуло, рот наполнился солоноватой жидкостью. Он жадно сглотнул ее, как будто это был прохладный морс, и продолжил свои усилия.
И вдруг – о, чудо! – разведчику показалось, что гайка чуть-чуть повернулась, и он принялся продолжать свое дело с удесятеренной энергией.
Минут через десяток железное сочленение ослабло настолько, что из образовавшейся щели начала сочиться жидкость – он ощутил ее ладонями.
Дальше отвинчивать было опасно – он мог устроить настоящий потоп. Невидимая жидкость начала быстро собираться в капли. Раздался тихий, еле слышный шорох.
Николай на короткое мгновение включил фонарик: шум производила тонкая струйка, сочившаяся на рол.
Он-таки нашел свой оазис! Вернее, сотворил его собственными руками. Однако радоваться было рано – оставалось еще выяснить, что это за жидкость. Может, отходы жизнедеятельности города?..
Он подставил ладони лодочкой под струйку, терпеливо дождался, когда наберется немного жидкости. Понюхал ее – вроде ничем дурным не пахло.
Осторожно глотнул – вода!..
Правда она была теплой, не первой свежести и сильно отдавала железом, ржавчиной и почему-то мазутом. Но какое это имело значение?!
Он жадно выпил пригоршню, затем другую, третью… После этого в нетерпении припал к самому источнику. И – пил, пил, пил…
Утолив наконец жажду, полковник попробовал повернуть шайбу на место. Однако это оказалось более трудной задачей, чем отвинтить ее. Ему удалось только немного повернуть ее, и струйка пресеклась, снова превратившись в часто падающие капли.
Ладно, сойдет и так, – решил разведчик.
Невыносимо разболелся треснувший зуб, но стоило ли обращать на такие мелочи внимание, когда смертельная жажда была утолена?.. Опустившись на пол, он дышал тяжело и прерывисто, как загнанная лошадь. Вспомнилось заковыристое название американского фильма, который он видел когда-то давно, еще до первой чеченской войны: «Загнанных лошадей пристреливают, не так ли?». Но лошадь еще не загнана – вопреки всему он еще жив и продолжает действовать.
Вот воды много выпил – это, пожалуй, зря. Тело налилось свинцовой тяжестью.
Надо еще отдохнуть немного, прежде чем двигаться дальше.
* * *
Двое охранников медленно продвигались по подземному ходу. В руках они держали по Калашникову со спущенным предохранителем, к поясу каждого был прикреплен включенный карманный фонарик, отчего при каждом шаге впереди по земляному полу весело дрожало и колебалось из стороны в сторону световое пятно.
Время от времени они перебрасывались репликами. По-чеченски, потому что это были чеченцы.
– Надоела подземная жизнь, – сказал первый.
– Последнюю неделю здесь дежурим, – ответил второй. – с понедельника – в горы.
– Надоело баб сторожить.
– На все воля Аллаха.
– И командира.
– Само собой.
– Добро бы – дело какое: мины ставить, фугасы зарывать на дороге. С гяурами схлестнуться в поединке. А то – бабы… Тьфу.
– Между прочим, эти бабы – на вес золота.
– Баба есть баба, – философски заметил охранник и перекинул автомат с одной руки на другую.
На них были высокие болотные сапоги, пятнистые маскировочные куртки десантников и такие же брюки – все обмундирование русское, трофейное, врученное со склада перед спуском под землю.
