Операция по обезвреживанию полковника была назначена на четыре часа, два его телохранителя тоже были приговорены. А к трем часам Фрост превратился в блондина — светлую краску, как объяснил ему специалист, можно будет впоследствии смыть обыкновенным шампунем. На его лицо был профессионально наложен театральный грим. Усы пришлось сбрить, а на их место приклеили другие — пушистые и светлые, под цвет волос. Подкладки под одеждой и специально скроенный костюм визуально уменьшали его рост на пару дюймов и обманчиво прибавляли фунтов тридцать веса. Вместо браунинга пришлось взять автоматический пистолет со встроенным глушителем.
Этот пистолет вместе с двумя запасными обоймами капитан вставил в особую матерчатую кобуру, которую после операции можно будет просто выбросить и сжечь. Из холодного оружия у него теперь был тяжелый длинный нож с лезвием длиной в добрых восемь дюймов. Он крепился при помощи липкой ленты к внутренней стороне правого предплечья. Сверху одевался плащ со специальной прорезью на рукаве, чтобы быстро добраться до оружия. Последним штрихом в перевоплощении капитана были солнечные очки.
Фрост сел в “фольксваген”, машина тронулась с места, и он в последний раз проверил пистолет. На конце каждой пули в патроне была нанесена яркая метка, указывающая, что внутри находится порошкообразный аммонит. Хэнк опустил пистолет в кобуру и закурил последнюю сигарету перед операцией, мысленно проигрывая ее во всех деталях.
Последние пять дней ровно в четыре часа Чапман выходил из здания финансового треста в Цюрихе. Следующий рядом телохранитель нес кейс, который, судя по всему, был довольно тяжелым. Второй охранник не вынимал руку из кармана — видимо, держал ее на пистолете.
“Фольксваген” притормозил на углу и Фрост неуклюже выбрался из него, стараясь не сгибать правую руку, к которой был примотан кинжал. Он вежливо помахал водителю, тот улыбнулся в ответ и поехал дальше.
Он взглянул на часы — три пятьдесят девять — и зашагал к широкой лестнице, поднимающейся ко входу в трест. Наверху показался Чапман с двумя телохранителями. Хэнк неодобрительно ухмыльнулся. Полковник нарушил одно из главных правил — если хочешь остаться в живых, никогда не будь пунктуальным и меняй свой распорядок дня.
Честно говоря, капитан даже не ожидал так легко выйти на полковника. Он почувствовал, как вспотели ладони под тесными лайковыми перчатками, и зашагал вверх по лестнице. Поравнявшись с полковником, он едва сдержался, чтобы не броситься на него и задушить голыми руками. Когда тот прошел мимо и рядом оказался идущий сзади охранник с рукой в кармане, Фрост поднял правую ладонь, как будто поправляя плащ, в мгновение ока выхватил из прорези в рукаве нож и всадил его по самую рукоятку в правую почку телохранителя. Выдернув лезвие, он быстро сунул его в карман, сделал несколько шагов вперед, как ни в чем не бывало, и только тогда обернулся с пистолетом в руке. Перед ним лежал распластанный на ступеньках, истекающий кровью охранник.
Чапман и второй телохранитель с чемоданчиком оглядывались по сторонам, ничего не успев понять. Капитан вскинул пистолет, раздался лишь хлопок капсюля и щелканье затворной рамы, а звук самого выстрела ушел в глушитель. Первая пуля попала охраннику в шею, вторая — прямо в открытый рот и он рухнул, как подкошенный.
Полковник стал лихорадочно расстегивать пальто. Фрост сбежал по ступенькам ниже, чтобы не промахнуться, и услышал крики прохожих. Он увидел, как Чапман выхватывает дрожащими руками свой инкрустированный браунинг и усмехнулся — тот так никогда и не научится быстро с ним управляться. Он выстрелил ему в локоть, потом — в колено и Чапман закричал от боли.
Хэнк сдернул защитные очки и подбежал к извивающемуся на ступеньках полковнику. Браунинг валялся в нескольких шагах. Изо рта Чапмана текла кровь — он разбил губы, когда упал на лестницу. Обеими руками, даже простреленной, он держался за колено.
— Неужели больно, полковник? — сочувствующе спросил Фрост и показал на свой выбитый левый глаз. — Помнишь меня?
Тот дернулся и пополз к пистолету. Когда Чапман подхватил оружие и стал поворачиваться, капитан громко сказал:
— Ты расстрелял сто пятьдесят моих товарищей, думал, что и я погиб? Подыхай сам!
И он в упор выстрелил ему в грудь. Тот упал головой вниз. Хэнк подошел к нему, опустился на одно колено и, приставив ствол к затылку, хладнокровно нажал несколько раз на спусковой крючок.
Вокруг начали собираться люди. Фрост поднял валяющийся рядом кейс и побежал вниз по лестнице. Зеваки в страхе кинулись от него прочь.
— Не могу сказать, что как блондин ты мне нравишься больше, — заявила Бесс, когда Хэнк постучался в ее гостиничный номер. Он закрыл за собой дверь на замок, положил чемоданчик на журнальный столик и открыл его. Внутри находились — он быстро сосчитал — пятьдесят слитков золота, каждый весом в один фунт. “Вот и миллион в кармане, а счастья все нет”, — пришло ему на ум.
Он снял солнечные очки и прошел в ванную, где отклеил накладные усы и смыл грим, но оставил светлые волосы.
— Зато я богат, — с опозданием ответил он на колкое замечание, — по крайней мере, на день или два.
— А сколько здесь твоих денег? — спросила Бесс, устраиваясь поудобнее в кресле у столика и расчесывая волосы. Из одежды на ней был лишь белоснежный кружевной пеньюар.
— Двадцать тысяч за устранение Кубинды, и еще тысяч шесть-семь — долг Чапмана.
Девушка поднялась, прикурила ему сигарету и села на край кровати.
— А сколько всего ты потратил, чтобы добраться до Конго и проникнуть в Нугумбве?
Хэнк взглянул на нее, снял пиджак и положил браунинг на столик рядом с ее расческой.
— Около пяти тысяч.
— Значит, у тебя остается двадцать две тысячи чистыми. Да, придется еще заплатить за лечение спины. Капитан затушил окурок сигареты.
— Ты бы лучше замолчала и ложилась на свою собственную спину.
Элизабет захохотала. Смеялась она долго, неудержимо, до слез.
— В чем дело? — подозрительно осведомился Фрост.
— Ты… Ты… — еле выдавила Бесс, трясясь от смеха, — ты, учителишка несчастный. Филолог паршивый! Прелесть!
— При чем здесь моя педагогическая карьера и филологическое образование? А?
— Старик Шекспир… “Ромео и Джульетта”!
— А-а-а-а!..
— “…А подрастешь — на спинку будешь падать…” Какое это действие, кстати?
— Не помню, — чистосердечно признался Фрост. — Одно из первых.
— Он не помнит! — грозно произнесла Элизабет. — Остатки былой культуры корова языком слизала…
— Чуток есть, — вздохнул Фрост, расстегивая пуговицы. Он разделся и лег рядом с ней, о чем-то задумавшись.
— Спасибо за то, что дождалась меня, девочка, — прошептал Фрост.
Он повернулся к девушке, привлекая ее к себе, и услышал, как она чуть слышно произносит одно и то же слово — Бесс неустанно повторяла его имя.
