Нашла она останки Артема на вторые сутки. Чеченцы ему глаза выкололи, живот распороли. Еще живому налили в нутро бензина и подожгли. И все на ее глазах Она в прицел смотрела, да расстояние слишком велико было. Боевиков было девять. Она завалила труп камнями от зверей, а сама двинулась по следу. В тот день Даша стала такой, какой ты ее видишь теперь.
Она настигла их на четвертый день. Как ей удавалось незамеченной посты чеченские миновать, одному Богу известно! Из моих разведчиков двое не вернулось.
Четырех бандитов она из винтовки пристрелила, а пятерых, когда патроны кончились, ножами убила. Мои парни видели это своими глазами. В бинокли от начала до конца всю схватку видели. Страшно, говорят, смотреть было, как она на них с голыми руками пошла. Чеченцы оружие опустили, когда увидели, что у нее ни винтовки, ни автомата, ни пистолета нет. Спокойно ждали, когда подойдет. Не боялись они ее, а зря!
Через несколько секунд все было кончено. Волынцева перерезала троим шеи, а двоих ножами в глотку приколола, как свиней. Ребята говорили, что кровища хлестала прямо на нее со всех сторон и ей было все равно. На лице ничего не изменилось. Да ты и сам видел не раз ее ножик на щиколотке: тридцать пять сантиметров длины и острее бритвы, а с другой стороны пила сделана. Видел у нее на груди цепочку с янтарем и еще два жетона? Они принадлежали Артему. Даша забрала их с одного из трупов и с тех пор не расстается.
И снова она тогда от моих разведчиков ушла. Оружие боевиков забрала, а винтовку свою оставила, ее ребята потом принесли. Свою дорогу назад к мертвому Новикову буквально усеяла трупами боевиков. В дело шло все: ножи, автоматы, гранаты. Она набрела на отряд Асланбека Исмаилова, когда уже подходила к временной могиле Артема. Что точно произошло, до сих пор неизвестно: то ли она наткнулась на них, то ли они ее первой обнаружили?
Не поверишь — отряд отступил в горы и понес довольно ощутимые потери. Мы потом узнали это от пленного боевика из отряда Исмаилова. Дашка стояла в полный рост на их дороге, седая, страшная, с окровавленным лицом и стреляла, пока рожок в автомате не опустел. Асланбек тогда и назвал ее «Шайтаном». Разведчики видели, как отряд уходил. Они нашли ее на трупе Новикова, всю израненную. Чуть живую, но доползшую до него и даже сумевшую разобрать некоторые камни.
Принесли ко мне в палатку в бессознательном состоянии, окровавленную, бредившую и седую. Останки Артема тоже принесли, завернув в плащ палатку наглухо: тело уже начало разлагаться. Принес тот, кого я считал чуть ли не врагом Даши — Тихоня. Ведь это она его евнухом сделала! Через месяц Тихоня убил своего приятеля Резаного за то, что тот собирался Дашке в спину выстрелить. Я долго ничего не знал, думал на чеченцев, а потом прапорщик Гуськов рассказал правду. Это он номерной штык-нож из тела вытащил и по номеру узнал, кто убийца. Не виню Тихоню… Я бы и сам убил Резаного за нее.
Новикова успели отправить на родину, в Курск и похоронить, когда Волынцева наконец очнулась. Все это время она находилась в Ханкале в госпитале. Я не стал отправлять ее в Махачкалу, боялся слишком долгой разлуки с ней. Я в госпиталь трижды ездил. Не уронила ни слезинки, когда я сообщил ей о похоронах Артема, только глаза потухли. Меня мороз по коже продрал от ее тогдашнего взгляда! Не было в нем ничего человеческого.
Даша сбежала от докторов на четвертой неделе, едва оправившись. Попутными машинами добралась до Ведено. Молча вошла в мою землянку в больничном халате и чужом бушлате сверху, спокойно сказала:
— Мне нужна винтовка, масхалат и новое обмундирование. Сухой паек и боезапас на неделю.
Я попробовал ее отговорить:
— Даша, ты очень слаба еще. Тебе винтовку не поднять. Отдохни!
Она молча взяла мой автомат и коротко сказала:
— Пошли…
Привела меня к обвалившейся стене, обгоревшим обломком нарисовала на ней маленький кружок. Отошла на двести шагов и дала короткую очередь. Кружок исчез. Вместо него в камне зияла дыра. Ее лицо было искажено ненавистью, когда стреляла. Словно не камень был перед ней, а отряд «духов»»…
Рассказ Стаценко был прерван выскочившей из операционной медсестрой. Та со всех ног бежала к палатке разведчиков. Ее белый халат впереди был в крови. Майор крикнул:
— Что произошло?
— Срочно нужна кровь второй группы, резус отрицательный. Дарья истекает кровью, доктор никак не может ее остановить!
— У меня вторая и резус — минус.
Медсестра вернулась:
— Тогда скидывай куртку, рубашку и со мной пошли!
Стаценко за пару секунд освободился от одежды и сунул ее в руки капитана:
— Держи! Найди ребят со второй группой крови…
Прямое переливание доктора обычно стараются не делать, но тут случай был исключительный. Майор лежал за низенькой ширмой на более высоком столе, чем Даша. От его левой руки за эту белоснежную перегородку убегал по желтоватой трубочке ручеек живой и теплой крови. Над ширмой мелькали головы хирурга и ассистентов. Возле майора тоже находилась медсестра, постоянно спрашивающая:
— Голова не кружится?
И он каждый раз отвечал:
— Нет.
Женщина часто выглядывала за перегородку и тогда он ее спрашивал:
— Кровь не остановили?
Она каждый раз отрицательно качала головой. Наконец из-за ширмы раздался усталый голос хирурга:
— Остановили, слава Богу! Заканчивайте сами. Ну-ка, взглянем, кто у нас донором был?
За ширму заглянуло круглое лицо с воспаленными красными глазами, в покрытом кровавыми пятнами халате и прозрачном фартуке. Светлые ресницы захлопали удивленно:
— Юрий Григорьевич, вы?!? Анна Николаевна, вы бы хоть предупредили, что кровь сдает сам начальник разведки!
Стаценко спросил:
— И что бы это изменило, Борис Васильевич? Или у меня кровь не такая, как у всех?
Врач в досаде махнул рукой:
— После сдачи крови надо отдыхать хотя бы сутки, а вам — какой отдых! Мы бы солдата или контрактника нашли… Анна Николаевна, сколько крови взято у Юрия Григорьевича?
— Почти триста грамм. Сейчас я уберу трубки…
Плотная здоровая медсестра протянула руки, чтобы вытащить иглу из вены, но майор ухватил ее руку другой рукой и чуть отодвинул в сторону:
— Сколько еще надо крови?
Хирург ответил:
— Грамм сто, а потом подсоединим физраствор и глюкозу.
— Тогда берите у меня эти сто грамм!
Женщина вопросительно посмотрела на врача, а тот внимательно посмотрел на лежавшего мужчину с твердо сжатыми губами. Подумал и кивнул:
— Берите, раз майор настаивает.
Развернулся, чтобы уйти, но Стаценко остановил:
— Борис Васильевич, Даша будет жить?
Хирург сдвинул марлевую маску с лица вниз и вздохнул:
— Будет-то будет… Только не уверен, что вполне здоровой. Пуля оказалась со смещенным центром тяжести. Войдя в плечо под углом, она раздробила плечевую кость и ключицу, разорвала мышцы и застряла возле шейной артерии. Я извлек пулю, ее нельзя было оставлять в теле… Это великое счастье, что артериальное кровотечение началось у меня на столе, а не по дороге сюда. Собрал осколки костей и сделал все, что мог для вашей подопечной. Теперь дело за ней. Организм молодой, но полностью ослабленный физически и душевно. Она не борется за жизнь. Вы бы слышали только, как билось ее сердце во время операции! Мои медсестры измучились, проверяя ей пульс и прислушиваясь к дыханию. Можно было подумать, что на столе лежит труп. Эта девушка работала на износ. Надо в Махачкалу везти.
Майор тихо сказал:
— Я знаю, что на износ, но не в силах остановить. Даже если я приказываю остаться, она все равно уходит. Однажды я приказал ее связать и вы помните, что из этого вышло. За последний год она не ночевала в палатке ни одной ночи. Отправлять ее в Ханкалу даже в таком тяжелом состоянии бессмысленно. Дашка чуть оправится и сбежит оттуда. И не дай Бог, если не вернется к нам! Она ненавидит чеченцев. Догадываетесь, Борис Васильевич, что произойдет?
— Но поймите и вы меня, Юрий Григорьевич. У меня совсем мало коек для раненых. Вокруг одни мужчины. Не могу же я выделить целую палатку для одного человека? Ее просто некуда положить!
Стаценко твердо сказал, как отрезал:
— Ко мне в палатку положим. Пополам разделю ее брезентом или простыней и положим. Даше нельзя быть среди чужих, когда очнется.
Хирург пожал плечами и вышел, поняв, что военного не переубедить. Майор тихо спросил медсестру:
— Могу я сейчас поговорить со своим заместителем? Капитан у палатки должен стоять.
— Только через стенку. Внутрь нельзя.
— Тогда попросите Алексея подойти к стене. Пожалуйста.
Медсестра сразу же вышла. Из-за брезента вскоре раздался голос Самохина:
— Юрий Григорьевич, я здесь.
— Леша, разгороди нашу палатку пополам брезентом или чем найдешь. Хоть из-под земли, но достань хорошую кровать с матрасом. Нам придется потесниться. Я не разрешил эскулапу отправить Дашу в Ханкалу. Она будет находиться в нашей палатке.
