– Вчера.
Уивер кивнул. Он так и думал. Чессера нисколько не интересовала теория превосходства черной расы над белой. С того момента, как книга поступила в продажу, прошло уже восемь месяцев. Расходилась она хорошо, но тем не менее не значилась в списке бестселлеров. И, что гораздо хуже, прибыль, полученная от продажи книги, была конфискована. Находившийся в изгнании Уивер не получил ни гроша, об этом позаботился его давний враг – американское правительство. Несмотря на это, по его словам, он только что закончил следующую книгу.
– Что за книга? – поинтересовался Чессер.
– Руководство для революционеров.
– Приключения?
Уивер даже не улыбнулся. Они снова попали в пробку. Он не отрывал глаз от хорошенькой блондинки, усаживающейся в машину. На ней была юбка с высоким разрезом, и когда она устраивалась на низком сиденье, были видны ее ноги. Девушка захлопнула дверцу, и Уивер сказал Чессеру:
– Ты совсем не изменился.
Фраза прозвучала почти осуждающе, хотя он этого не хотел.
– Зато ты изменился. – Отомстил Чессер. Уивер хмыкнул.
Чессер чувствовал себя не в своей тарелке. В Париже он тоже испытал нечто подобное, но тогда ему помогла выпивка, и он отнес неловкость встречи на тот счет, что они очень давно не виделись. Однако теперь он понимал, откуда взялось это ощущение. Причиной был Уивер. Он ни на минуту не давал собеседнику забыть о черном цвете своей кожи. Чессер уже не мог просто не обращать на это внимания. Уивер постоянно подчеркивал разницу между ними. Чессер почувствовал бы эту разницу, даже если бы встретил Уивера с завязанными глазами. К добрым старым временам не было возврата, и Чессер недоумевал, зачем они снова вместе.
Уивер взял одну из своих сумок, ту, что поменьше, поставил себе на колени и расстегнул молнию. Ему нужны были сигареты, но он не стал просить у Чессера.
Чессер успел заметить у него в сумке пистолет. Черный, тридцать восьмого калибра.
Уивер закрыл сумку, и она осталась стоять у него на коленях. Он взял зажигалку с передней панели.
– Ты ведь не интересуешься политикой? – спросил он.
– Однажды я поспорил, кого выберут, и выиграл.
– Это был Никсон? – Уивер произнес это имя с отвращением.
– Не угадал. Мисс Рейнгольд.
Перед Чессером снова был тот Уивер, которого он помнил, и ему стало гораздо легче. Он подозревал, что в глубине души Уивер не так уж сильно изменился.
Уивер поднял руку, как будто хотел что-то остановить. Он едва сдерживал смех.
– Давай договоримся: я делаю свою работу, получаю, что мне причитается, и отчаливаю. Усек?
– Еще бы.
Уиверу было о чем беспокоиться. Если его арестуют в Англии – он покойник. Они убьют его по закону, но ему-то от этого не легче. Конечно, от смерти не уйдешь, но Уиверу не хотелось умирать так бессмысленно.
– Давай не будем говорить о политике, – предложил Уивер. Чессер согласился и признался:
– Честно говоря, я так и не смог дочитать твою книгу заснул в самом начале.
Уивер не обиделся. Более того, это говорило в пользу Чессера. Он не знал ни одного белого, который уснул бы, читая яростные нападки на свою расу. Уивер успокоился – ведь ой доверял этому человеку свою жизнь в буквальном смысле слова.
Чессер же раздумывал о том, наступит ли такой момент, когда черные обретут все, что хотят, и даже больше. Он надеялся, что Уивер доживет до этого дня, и за него, Чессера, будет кому поручиться. Он так глубоко ушел в свои мысли, что не видел дороги и едва не врезался в стоящий у тротуара грузовик. Чессер резко затормозил. Инстинктивно просигналил пару раз. Обернувшись к Уиверу, он ухмыльнулся и, гуднув еще разок, спросил:
– Знаешь, кто я такой? Уивер пожал плечами.
– Визгливый ублюдок, – сообщил Чессер, все еще стараясь развеселить его.
На этот раз у него получилось. Уивер смеялся так, что едва не задохнулся. Придя в себя, он спросил:
– А кто я, знаешь? Чессер кивнул.
Уивер все равно сказал ему:
– Большой черный мудак!
Большинство людей умеет разбирать, а собирать у них получается хуже. Фирма «Марилебон» утверждала, что умеет делать и то и другое. На ее эмблеме красовались увенчанный короной лев, стоящий на задних лапах, – справа и сказочный единорог – слева: вожделенный символ качества работ, соответствующего высоким требованиям королевской семьи. И неважно, что единственным поручением, когда-либо полученным фирмой от царствующего дома, было распоряжение королевы Виктории переделать в Виндзорском замке одну из невзрачных ванных комнат под птичник, еще более невзрачный.
Получив заказ от Клайда Мэсси, фирма «Марилебон» учуяла запах больших денег и рьяно взялась за дело. На следующее утро предварительные приготовления были закончены. Служащих «Мид-Континентал Ойл» в срочном порядке эвакуировали и вывезли всю мебель. Не прошло и двух дней, как «Марилебон» начала крушить перегородки в доме тринадцать на Хэрроухауз с таким энтузиазмом, что его можно было принять за ярость. Все внутренние стены были разрушены, арматура выворочена, полы безжалостно заляпаны. От разрушения не спаслось ничего, ибо «Марилебон» придерживалась принципа: все разрушенное за счет клиента должно быть за его же счет восстановлено.
Однако, к чести «Марилебон» будет сказано, разрушала она с достоинством, стараясь причинить соседям минимум неудобств. Например, после того, как выломали оконные рамы, проемы тут же затянули полиэтиленовой пленкой, чтобы наружу не летели пыль и штукатурка. Мусор тут же вывозился. Водителям было приказано разгружать и загружать машины только с заднего входа, в переулке Паффинг-мьюс.
Несмотря на все предосторожности, грязи и шума было предостаточно, и всем расположенным поблизости фирмам приходилось с этим мириться. Так же, как и с постоянной суетой. Поэтому никого не удивило, что вечером двадцать седьмого июня, когда уже совсем стемнело, в Паффинг-мьюс завернул белый фургон с эмблемой «Марилебон» на борту и остановился у заднего входа дома тринадцать. И если кто-нибудь заметил троих людей, одетых в рабочие комбинезоны, он не увидел в этом ничего подозрительного. Одно только было странно: все трое надели резиновые хирургические перчатки. Чтобы не оставлять отпечатков пальцев.
Они не торопясь вытащили из машины инструменты и вошли в ремонтируемое здание. Медленно поднимались с этажа на этаж, освещая себе дорогу мощными ручными фонарями, чтобы не наткнуться на стремянки, козлы или мешки с цементом. Они дошли до последнего, пятого, этажа и стали обшаривать потолок лучами фонарей.
Уивер первый нашел то, что они искали: прямоугольник люка, открывающего путь на крышу. Подставив стремянку, он залез наверх и что было сил надавил на дверцу. Но она не двинулась с места. Чессер посветил фонарем, и Уивер понял, в чем дело. Обычная щеколда. Он отодвинул ее, и дверца легко отошла в сторону. Он выбрался наружу. Марен и Чессер – следом за ним.
Они сидели на корточках на крыше, и у каждого было чувство, будто весь мир остался далеко внизу, под ними. Бесчисленные силуэты печных труб довершали впечатление нереальности открывшегося им пейзажа. Где-то вдалеке виднелись высокие здания. Освещенный купол собора Святого Павла был едва различим в ночном тумане.
Марен выпрямилась первая. Она подошла к невысокому кирпичному бортику крыши, примыкавшему к дому номер одиннадцать. Прямо на бортике была установлена загородка из проволочной сетки, высотой семь футов, заканчивавшейся острыми шипами. Неожиданное препятствие. Уотс его не упоминал. Загородка тянулась по всей длине здания. На той стороне тоже. С краев она немного выступала над улицей, так что обойти загородку было невозможно.
– Не прикасайся! – предупредил Чессер. Марен отдернула руку.
Уивер достал из сумки с инструментами пару толстых резиновых перчаток, надел их, взял плоскогубцы и провел ими по сетке. Искр не было.
При свете фонарей они осмотрели крышу дома номер одиннадцать дюйм за дюймом. Обычная плоская поверхность. Никаких впадин или выступов. Они обследовали кромки и углы. И тут Марен увидела с задней стороны в противоположном конце небольшой кирпичный выступ, что-то прикрывавший.
– Даже если там что-то есть, – сказал Чессер. – как мы туда доберемся?
Марен не отрывала взгляда от крыши. Луч ее фонаря высветил водосточный желоб, прикрепленный к краю крыши. Обычный желоб из оцинкованного железа, приблизительно пять дюймов шириной, тянувшийся по всей длине крыши, – где-то около тридцати футов.
– Можно попробовать, – заявила Марен.
– Из меня канатоходец хреновый, – сообщил Уивер.
– А из меня отличный. Лучше Эльвиры Мадиган, – похвасталась Марен. Опасность кружила ей голову, и отступать она не желала. Кроме того, из них троих Марен была самой легкой. Разумнее было начать с нее.
Марен спросила Уивера:
– Можно разрезать сетку?
