который я, скажем так, не успел издать письменно.
— Что вы хотите этим сказать? — не понял Максим.
— По моему личному устному приказу три дня назад был развернут временный полевой штаб на железнодорожной станции Потоци. Это мой резервный командный пункт. Оттуда есть телефонная линия связи со штабами 1-го Пролетарского и 5-го ударного корпусов. Я предвидел, что это будут самые уязвимые участки фронта. Немцы будут давить здесь сильнее всего, чтобы прорваться к Главному штабу.
— Мне нравится, маршал, как вы подходите к решению проблемы, — улыбнулся Шелестов. — Но теперь нам нужно срочно уходить самим.
— Я вижу, вы готовы? — кивнул Броз. — Сейчас подойдет мой батальон, и мы двинемся.
Но вместо батальона из-за крайнего дома показался полковник Готал с двумя автоматчиками. Теперь уже стало слышно, что, кроме артиллерийской канонады, раздается и стрельба из пулеметов и автоматов. Совсем близко кипел стрелковый бой.
— Скорее, маршал, нужно уходить, — с ходу закричал Готал. — Колонна готова, я за вами!
— Нет, Ведран, — усмехнулся Броз. — Пусть колонна уходит. Мы уйдем другим маршрутом. Где мой батальон охраны?
— Батальон в бою, он не может вырываться, — торопливо заговорил Готал. — Немцы совсем рядом. Идемте же скорее, а русские останутся и прикроют вас.
Последние слова полковника заглушили громкие пулеметные очереди, которые стали раздаваться совсем рядом. Несколько пуль просвистели в воздухе. Еще одна очередь пронеслась совсем рядом. И деревянный барак вдруг задымился, сухое дерево загорелось. Кто-то стрелял зажигательными пулями и совсем рядом. Шелестов непроизвольно встал рядом с Брозом.
— Уходим, нас тут перебьют!
— Сюда, Иосип! — Лиза схватила маршала за рукав и указала на глубокий грот в скале неподалеку. Заросшая растительностью трещина в скале была совсем не видна. Разведчики не догадались бы о ее существовании, если бы не Лиза. Она знала, что это не просто пещера, а убежище, оборудованное всем необходимым.
— Да, сюда, — согласился маршал, — нам нужно дождаться нашу охрану. Без нее нам выходить опасно. Наверняка немецкий десант.
Подхватив свои вещмешки, разведчики побежали вместе с девушкой и Брозом к пещере. Коган поднял свой вещмешок последним, все еще прислушиваясь к шуму близкого боя. Он побежал догонять своих товарищей, но в самый последний момент обернулся. Интуитивно, просто на каком-то животном уровне почувствовав опасность. А может быть, ему не совсем понравился взгляд кого-то из югославов. Ситуация была и без того накалена до предела, немцы в третий раз за эти два дня вплотную подбираются к командующему, и спасает того просто чудо. И вот сейчас, обернувшись, Коган мгновенно выпустил из руки вещмешок и, падая на бок, дал длинную очередь по Готалу и двум его солдатам. Со злостью Борис понял, что опоздал всего на долю секунды, потому что Готал успел тоже выстрелить. Но стрелял он странно, согнувшись, как-то скособочившись на одну сторону, держа автомат одной рукой. Один из солдат сразу растянулся на траве, сраженный насмерть, второй, пригнувшись, не глядя, выстрелил назад короткой очередью, бросившись бежать. Не уйдешь! Коган, так же лежа, поднял автомат и еще одной короткой очередью свалил убегавшего югослава. И только теперь он понял, что за доли секунды оценил живого солдата как наиболее опасного. Тот мог привести за собой врагов, рассказав куда и зачем пошел маршал и русские. А полковник стоит, выронив автомат, и держится рукой за плечо. И между пальцами у него сочится кровь. И только теперь Коган обернулся к своим товарищам.
Лиза помогала Брозу снять шинель, у того на рукаве расплывалось темное пятно чуть выше локтя. Шелестов, Буторин и Сосновский закрывали маршала с трех сторон, но смотрели только на Готала. Бой был близко. Шелестов что-то сказал девушке и маршалу, те кивнули и побежали в сторону грота, но потом Лиза остановилась и вернулась к полковнику, возле которого уже стоял Коган. Девушка вытащила из кобуры пистолет.
— Подожди, — с недовольным видом сказал Борис. — Его надо допросить.
— Допросить? — вдруг переспросила Лиза таким тоном, что у Когана холодок пробежал по коже. Такой ненависти на лице человека он давненько не видел. — А что он сможет нам сказать? Что был предан командующему, народу? Скажет, что меня любил. Что может рассказать этот человек, который продался врагам, который поднял руку на человека, которого народ боготворит? Он будет лепетать и молить о пощаде.
— Лиза… — не очень уверенно попытался остановить девушку Коган.
— Лиза? — удивленно повторил Готал. Он замотал головой, пытаясь посмотреть на Броза, на русских. Сразу стало видно смятение и страх на лице этого человека, который вдруг перед смертью почувствовал себя одураченным.
Лиза выстрелила ему в сердце. Ноги полковника подкосились, и он рухнул на бок, но был еще жив. Югослав лежал на боку, царапая пальцами камни. В его глазах был страх. Изо рта ручьем лилась кровь, а он смотрел на русского, на девушку с пистолетом. Коган поморщился. Он видел не раскаяние в глазах умирающего человека, а страх. «Чего он боится? Адских мук, что его имя останется в памяти народа, как и имя Иуды? Или надеялся, что я сейчас схвачу Лизу за руку и не дам еще раз выстрелить? Нет, — с усмешкой подумал Коган. — Это война, и никого я за руку хватать не буду. Ты просто получил то, что заслужил, а у нее есть право убивать таких, как ты. Вот и вся логика».
Второй выстрел заставил Готала откинуться на спину и замереть. Лиза, не глядя, сунула пистолет в кобуру и пошла к каменному гроту, где ее ждали товарищи и Броз. Коган еще раз посмотрел на человека с дыркой в середине лба, потом глянул по сторонам. Грохот выстрелов был совсем рядом.
Лиза сидела на деревянном полу, обхватив руками колени, и смотрела перед собой. В углу с каменной стены звонко капала вода. Где-то наверху был родник, и вода просачивалась внутрь. Сзади за спиной была устроена каменная чаша со стоком, в которую набиралась вода, а здесь она просто капала на пол. Странно, но грохот стрельбы не заглушал этой капели. Буторин перевязал руку Брозу, и тот снова натянул китель. Рана была неопасной, задела руку почти вскользь. Но маршал страдал не столько от раны, сколько из-за предательства Готала. Полковник был его любимчиком, и он хотел даже после войны выдать за него Марию. А может, он страдал больше из-за девушки, из-за того, что ей пришлось вынести такое предательство? Говорить с Брозом на эти темы никто не решался, да и не хотел.
— Виктор, Михаил. — Шелестов кивнул в сторону выхода из грота. — На разведку. И не геройствуйте
