– Шпит, ты?
– Сейчас позову, – узнал Козлова по голосу Садко.
– Есть две интересные вещи, – доложил Анатолий, лишь только услышал в трубке дыхание Шпита.
– Выкладывай.
– Во-первых, нашли труп на тринадцатом километре приморского шоссе. Утонул диспетчер автотранспортной службы аэропорта. Тот самый, который посылал броневик в Абхазию.
Шпит про себя выругался матом. Он-то надеялся, что труп всплывет гораздо дальше от города и значительно позже.
– Но это еще не все, это лишь четверть дела. Объявился странный мужик, назвался Сергеем Дорогиным, утверждает, что это он был вторым шофером “фольксвагена”, сгоревшего на месте ограбления.
– Сам утверждает? – не поверил услышанному Шпит.
– Немного за язык пришлось потянуть, но он особо и не скрывал.
– Где он теперь?
– Поговорить с ним хочешь?
– Да.
– Могу свести.
– Жди, сейчас буду.
Козлов, уверенный в том, что его ожидает денежная награда, устроился в вертящемся кресле, еще хранившем тепло бедер молоденькой журналистки, и сладострастно закурил.
"Жанна – ничего девушка, надо как-нибудь пригласить ее в ресторан. По-моему, долго упираться не в ее привычках. И денег много на нее не требуется: пиццей угостил, пивом напоил… Однако же и белиберду она пишет, – скользил взглядом по экрану Козлов, – ну разве это кого-нибудь заинтересует? Даже для начинающей журналистки плохо. «В городе ходят упорные слухи, будто администрация, закупив китайское оборудование для подсветки зданий в ночное время, заплатила за него вдвое большую сумму, чем если бы закупалось западноевропейское, вдвое более экономичное и надежное»”, – прочитал Козлов.
Затем сделал отбивку и задумался.
«Главное в статье не то, о чем пишешь, а как пишешь… Главное, должна быть история. Будь я молоденькой и красивенькой девушкой, я бы написал: „Когда я возвращалась поздней ночью домой, во дворе меня поджидал странного вида мужчина. Странность заключалась в черных солнцезащитных очках, бесполезных беззвездной ночью („южной ночью“, – добавил Козлов). Он догнал меня у самого подъезда. Я уже готова была закричать, когда незнакомец приложил указательный палец к губам („к моим губам“, – исправился Анатолий). „Тес, – проговорил он, – вы работаете в газете?“ Мы проговорили с ним до двух часов ночи. Он показал мне документы, неопровержимо свидетельствующие, что городские власти…“»
Далее Козлов выделил кусок текста, написанный Алферовой, и просто вставил его в свой абзац.
«На прощание он оставил мне номер пейджера, по которому с ним можно связаться. Номер имеется в редакции.»
Журналистка застала Козлова, колдующим над ее текстом.
– Пицца еще теплая.
– А пиво холодное? – осведомился Анатолий.
– Продавщица обещала, что холодное, – не очень внятно произнесла девушка.
Козлов прикоснулся к двухлитровой пластиковой бутылке.
– Да, холодное, – констатировал он, – как мое сердце. Еще немного – и пицца, и пиво уравняются по температуре.
Алферова прочитала написанное Козловым.
– По-вашему, так будет лучше? – она прониклась к журналисту уважением.
– Не знаю, лучше или хуже, но так будет правильно.
«Она не только симпатичная, – подумал Козлов, – но и не дура, не возмущается, что я влез в ее статью. Из девчушки может получиться неплохой профессионал, у нее есть главное качество – способность учиться, признавать собственные ошибки.»
Мужчина и девушка устроились за письменным столом, которым пользовались внештатные сотрудники редакции. Пиццу, обильно политую томатным соусом, Козлов ловко переломил надвое и с жадностью поглощал ее, умудряясь при этом ловить в подставленную ладонь хрустящие крошки.
– Вы давно в газете работаете?
– Десять лет, раньше работал на радио, новости озвучивал.
Профессионализм и тут дал о себе знать. Козлов умудрялся жевать и говорить при этом четко и внятно.
– Тогда почему вы еще не сделали головокружительной карьеры?
– Что ты, Жанна, имеешь в виду? Меня любая собака в городе по имени знает.
– Могли бы стать заместителем главного редактора или, на худой конец, заведующим отделом.
– Есть журналисты, а есть администраторы, – с презрением выговорил последнее слово Козлов. – Журналист – профессия вольная, я не обязан сидеть от звонка до звонка на одном месте. Когда хочу – прихожу, когда хочу – ухожу с работы. От журналиста требуется одно – чтобы материал был вовремя сдан в номер. Беда начальников в том, что им приходится отвечать за сотрудников: и за дур, и за дураков. Журналист же отвечает только за самого себя.
– Удобная позиция, – Жанна попробовала переломить пиццу пополам, так, как это делал Козлов, но тут же несколько капель жидкого томатного соуса сорвались ей на голое колено. – Извините, – проговорила девушка, пальцем собрала соус и совсем неэротично его облизала.
"Все-таки я для нее стар, – подумал Козлов, – был такой прекрасный повод привлечь мое внимание к ее стройным ногам, тонким пальцам, к чувственным губам, а она им не воспользовалась. "
Козлов еще допивал пиво, теплое с кислинкой, когда в редакцию вошел Шпит.
– С девушками любезничаешь? – похлопал он журналиста по плечу.
– Всего лишь с одной из них. Завидуешь?
– Я не стану к ней приставать, – расплылся в улыбке бандит, – как я понимаю, она уже ангажирована тобой?
– Никем я не ангажирована! – обиделась Жанна. – Просто перекусываю с товарищем по работе.
– С товарищем, – ухмыльнулся Шпит. – Знаем мы таких товарищей… Осторожнее с ним, он человек опасный: или ухо откусит, или денег взаймы попросит. Поехали-поехали, – Шпит буквально потащил Козлова за руку.
Тот на ходу допил пиво, послал воздушный поцелуй Алферовой и уже в коридоре попытался вырваться из железных пальцев Шпита.
– Ты что себе позволяешь, тащишь меня, будто я мальчик какой-то?!
– Она тебе все простит, если только жадничать не станешь… Думаешь, женщинам мужественность наша нужна? Нет, им нужны деньги. Будут деньги – будет и любовь. Вези меня к своему новому знакомому.
– Это не так просто, – хмыкнул Козлов, – он не такой дурак, чтобы мне свой адрес давать. Я знаю только связного, которому можно оставить для него сообщение.
– Где?
– Бармену в “Черноморской акуле”.
– Толковое место, – Шпит призадумался. – Значит так, Толя, отменяй все встречи на сегодняшний вечер и внакладе не останешься.
Шпит всегда соображал быстро. По дороге к машине он успел придумать план. “Второй мужик из “фольксвагена” появился кстати. Чтобы пустить ментов по ложному следу, достаточно разыскать его, убить и сунуть ему в карман пачку фальшивых баксов. Хотя нет, – Шпит остановил себя, – баксы лучше не прятать, лучше сунуть ему российские деньги мелкими купюрами, потому что с баксами мне еще нужно разобраться. "
По дороге Шпит притормозил возле газетного киоска, – Сходи купи пару почтовых конвертов, – приказным тоном сказал Шпит.
– Зачем?
– Тебе обязательно знать?
Козлов выбрался из машины, даже забыв взять у Шпита деньги на конверты. Стоя у киоска, журналист почувствовал непреодолимое желание сбежать. Он уже понимал, что его втягивают в неприятную историю, из которой трудно будет выкарабкаться.
– Два конверта, пожалуйста.
– Авиа или обычные?
– Мне по хрену…
Женщина, сидевшая в киоске, даже обиделась.
– Солидный человек, интеллигентный, а такие слова говорите.
– Жизнь довела, – Козлов вернулся к машине с двумя конвертами в руке.
– Пишите письма, – ухмыльнулся Шпит, вырывая из записной книжки пару страниц.
Козлов аккуратно расправил чистую страничку.
– Что писать?
– Ничего не пиши.
– Не понял.
– Чистую страницу запечатай в конверт.
– Теперь понял.
– Долго же ты соображаешь, – бандит следил за тем, как журналист, словно свежую рану, зализывает конверт. – Напиши: Дорогину от Козлова. Вот и все.
Шпит не доехал до бара “Черноморская акула” метров сто пятьдесят. Место для стоянки он выбрал такое, чтобы из машины идеально просматривалась барная стойка.
– Иди, отдай бармену.
– Потом что?
– Потом возвращайся в машину.
– У меня есть планы на вечер…
– Все отменяется.
Заметив неудовольствие на лице журналиста, Шпит достал пятьдесят долларов и сунул деньги ему в карман:
– Их хватит, чтобы посидеть в уличном кафе с молоденькой журналисткой. Для крутого разврата маловато, но ты, по-моему, предпочитаешь тихую жизнь.
Анатолий хищно усмехнулся.
– Шпит, первый раз в жизни я предпочел получить пятьдесят долларов, а не сотню одной бумажкой.
– Во всем плохом непременно найдется хорошая сторона, – ответил Шпит с такой же хищной улыбкой. – Ну, иди и поменьше глазей по сторонам.
Бармен, стоявший за стойкой “Черноморской акулы”, хорошими манерами и отменным вкусом не отличался. В расстегнутом вороте рубашки чернели кучерявые волосы. Лишь между ключицами они были то ли выбриты, то ли вытерлись от постоянного почесывания. В этом треугольнике виднелся огромный, под стать самому патриарху, крест, но не настоящий, а рисованный, вернее, выколотый в два цвета.