Ознакомительная версия.
– Да, Захар Георгиевич, мне тоже это совпадение показалось забавным. Как там наши подопечные?
– Сидят, – неопределенно хмыкнул Литвинец. – Жизнь за решеткой не сало. Вечером их допрашивали. Клянутся, что ни в чем не виновны, что служат верой и правдой, сильно оскорблены таким незаслуженным к себе отношением…
– Один из них точно оскорблен, поскольку служил верой и правдой, – улыбнулся Глеб. – Имеется предложение, Захар Георгиевич. Так мы ничего не докажем и не узнаем. Пытать наших офицеров как-то неловко, а пресловутая сыворотка правды – это то, чего у нас нет и никогда не будет. Идея такова: отпустить парней на все четыре, и пусть служат.
– Ты серьезно? – изумился Литвинец. – Но это чушь. Обоснуй, Холодов.
– Это не чушь, Захар Георгиевич. Жизнь – движение. Пусть работают, но под контролем. Причем контроль должен быть грамотный, с вызывающей слежкой в глаза не лезть, пасти ненавязчиво и постоянно докладывать, где находятся фигуранты. Не забудьте извиниться, сообщить, что недоразумение утрясено. В тюрьме они себя не выдадут, понимаете? А на свободе могут. Не думаю, что они сразу намылятся в бега. Если с человека сняты подозрения, что ему мешает работать дальше – и не только на нас, но и на тех, на кого работал раньше? Естественно, с оглядкой, стараясь себя не выдать. Но мы ведь тоже не дураки?
– Ты сам-то понял, что сказал? – пожурил Литвинец. – Обескуражил ты меня, Холодов. Имеешь план?
– Да. И, кажется, догадываюсь, Захар Георгиевич, кто из этой парочки может оказаться агентом.
– Вот черт… – Начальник разведки, не имевший собственного плана и даже соображений, пребывал в замешательстве. – Хорошо, Холодов, пусть будет так, но только под твою ответственность. И ты обязан поделиться со мной своими соображениями…
К вечеру сбежались махровые тучи, и на разомлевший от зноя Северодон пролился мощный ливень. Он хлестал несколько часов, превращая дороги в полноводные реки. Ливневая канализация не работала (она и в лучшие-то годы не утруждалась), по городу плавали машины и люди. А когда стемнело, напор дождя стих, теперь он просто моросил, покрывая мутное пространство непроницаемой штриховкой. Шли часы, миновала полночь, а дождь продолжал моросить – видно, решил за несколько часов компенсировать все, что не дал земле. Город спал, погруженный в плотную изморось. Окна не горели – далеко не во всех кварталах имелось электричество. Да и незачем переводить его в столь поздний час. Фонари тоже не работали. На юго-западной окраине городская территория была застроена низкорослыми частными домами, перемежаемыми серыми корпусами производственного назначения. Из переулка на улицу Горбаня выехала потрепанная жизнью вазовская «девятка», неторопливо вырулила на проезжую часть. Она шла без шума, горели только подфарники. Проверить документы у водителя было некому – на этой окраине, за неимением важных объектов инфраструктуры, никогда не было патрулей. Подъехав к бетонному забору, водитель сбавил скорость, вписался в узкий проезд между секциями ограды. В машине находился один человек. Он погасил фары, выключил двигатель и покинул салон. Человек был в длинном балахоне с капюшоном. Посмотрев по сторонам, он засеменил к недостроенному производственному строению – из фундамента выступали два этажа: панельные блоки, незаконченные оконные проемы. Строители успели воздвигнуть лестницу на второй этаж. Дважды мигнул фонарик. Со второго этажа тоже помигали – его там ждали. Еще раз оглядевшись, мужчина нырнул внутрь, заскрипела цементная крошка на ступенях.
Округа оказалась не такой уж необитаемой. Из-за бетонного забора высунулся силуэт, махнул рукой. На улицу Горбаня из переулка выбралась еще одна машина. Она шла без фар, самым малым ходом, и остановилась, не доехав разрыва в заборе. Из машины выскользнули трое.
– Все в порядке, командир, он здесь. Недострой монтажного цеха, второй этаж, – объявил встречающий. – Будьте осторожны, крошка скрипит на лестнице.
– Отлично, Григорий, – одобрил Глеб. – Оставайся здесь. Максим, Стас, за мной…
Три фигуры перебежали сумрачное пространство, прижались к стене. Все было тихо. Глеб проскользнул внутрь, отыскал в сизом мареве лестницу. Подниматься приходилось аккуратно, перенося вес тела с пятки на носок. Рукоятка пистолета приятно грела руку. Баранович и Ломовой сопели в спину. Он напряженно работал ушами и уже различал невнятный бубнеж. Разговаривали двое. Они стояли за колонной. Глеб затаил дыхание, отрывая ногу от последней ступени. Он не слышал – почувствовал, как двое за его спиной разделились, отвалились от него – как ведомые самолеты от ведущего. Он сделал несколько осторожных шагов. Колонна переместилась влево. Приглушенно разговаривали двое – у одного капюшон болтался за спиной, другой так и не удосужился его снять.
– Хорошо, я вас понял, к вашему мнению прислушаются. После заключительной акции вы можете быть свободны. Но только при условии, что она пройдет без эксцессов… Я запомнил все, что вы сказали, думаю, информация пригодится. До встречи. Уходите первым…
– Ни с места, стреляем! – вспыхнули фонари.
Вскрикнул мужчина, рухнул на пол. Отшатнулся второй, резко повернулся. Блеснул пистолет в руке. А вот это уже зря. Гримаса исковеркала небритое лицо. Он вскинул вооруженную руку. Ударили выстрелы, забилось звонкое эхо в незавершенном «колонном зале». Мужчина выронил пистолет, повалился. Второй, намереваясь спасаться бегством, запнулся о торчащий из пола штырь арматуры, упал, ударившись плечом. Трое уже стояли над ним. Он оказался в перекрестии холодных электрических лучей, закрывался руками от яркого света, стонал от боли.
– Поднимайтесь, – холодным тоном сказал Глеб. – Можете капюшон снять, поздно прятаться.
Мужчина поднялся, медленно стащил с головы капюшон. Образовалось мертвецки бледное отекшее лицо, дрожащие посиневшие губы.
– Офигеть… – пробормотал Ломовой. – Мы ничего не напутали?
– Доброй ночи, Захар Георгиевич. – Голос капитана Холодова стал ледяным. – Вы просили поделиться с вами своими соображениями? Делюсь.
– Это майор Литвинец? – недоверчиво пробормотал Баранович. – Не Поповский, не Басардин, а… начальник разведки майор Литвинец?
– Зря грешили на хороших людей, – усмехнулся Глеб. – Придется извиняться, неловко получилось. А Захар Георгиевич почувствовал приближение неприятностей и подбросил на квартиру Басардину пачку евро – чтобы мы обязательно нашли под половицей. Лучше бы гривны подкинули, Захар Георгиевич, смешнее бы было…
– А это кто? – Ломовой осветил прыгающим светом второго участника тайной встречи. Мертвое тело принадлежало незнакомому субъекту с невзрачной и абсолютно незапоминающейся внешностью.
– Думаю, связной из «центра», – пояснил Глеб. – По старинке работают люди. Достижения технического прогресса в многотрудной работе не приветствуются. В этом есть свои резоны.
– Не у них одних, – проверил Ломовой. – Я тут читал недавно – высшие руководители Исламского государства никогда не используют для связи электронную почту, скайп, сотовые телефоны, социальные сети. Только живое общение или доставка курьером из рук в руки. Это очень напрягает повернутых на прогрессе американцев. И для чего он, этот самый прогресс, если его нельзя использовать?
– Ладно, ваша взяла… – глухо вымолвил майор Литвинец. Он сильно сутулился, тоскливо смотрел в пол. – Справился, Холодов, с поставленной задачей, мои поздравления… Расскажешь, как догадался?… Слушай, скажи своему бойцу, чтобы убрал руки, у меня нет с собой оружия…
– А это что? – Баранович продемонстрировал компактный «браунинг», извлеченный из голенища высокого ботинка. – Зажигалка на черный день?
– Нехорошо, Захар Георгиевич, – покачал головой Холодов. Он пытливо поедал глазами начальника. Свои соображения два часа назад он изложил полковнику Дмитриенко, тот чуть не выставил Холодова взашей, кое-как уговорил его выслушать. Сказать, что командующий был в шоке – значит, ничего не сказать. «Ты действуешь на свой страх и риск, капитан, – смилостивился под занавес командующий. – Но учти, если это ошибка, расхлебывать кашу будешь сам. Мне ты ничего не говорил».
– Когда мы спешили в Родянск, вы связались со мной по рации, помните, Захар Георгиевич? Вы были взвинчены, сгоряча выкрикнули фразу: «Противник в курсе, что мы знаем про Родянск, но все равно посылает туда диверсионную группу!» До меня не сразу дошло. Почему противник знает, что нам известно о его планах в Родянске? Вопрос предательства в наших рядах тогда еще не поднимался. Конечно, противник был в курсе, вы сами его проинформировали… Это только сгоряча вылетевшая фраза, никакое не доказательство, но вызывает по меньшей мере удивление. Забавно искать самого себя, не правда ли, Захар Георгиевич? Вы знали, что Ахромеев проводит совещание, знали о прибытии состава с боеприпасами. Знали, куда и когда направляется Вано – каков маршрут и сколько человек в сопровождении. Не удивлюсь, если вы сами его и спровоцировали на поездку, заинтересовали… Скажем, обретением интересных сведений от засекреченного информатора, нет?
Ознакомительная версия.
