Ознакомительная версия.
– Мабуть, в харю стусануть?![13] – продолжал между тем усатый, стискивая увесистые кулачищи. Несколько его земляков одобрительно загалдели.
– Прости, дружище. Не хотел тебя оскорбить. И вообще, ни к кому конкретно не обращался. Так, задумался о своем! – попробовал оправдаться я, но не тут-то было! «Усатый» явно жаждал крови, а правильная русская речь, похоже, еще больше озлобила представителя «незалежной». (Вероятно, из западных, бандеровских областей.)
– Сучий москаль! Порву!!! – яростно взрычал он, попробовал ухватить меня громадной, узловатой пятерней за горло, попался на болевой прием и заорал дурниной – с вывернутой рукой, уткнувшись носом в грязный пол.
– Не рыпайся, хмырь болотный, – достав «стечкин» и приставив дуло к затылку надрывно воющего агрессора, сквозь зубы процедил я. – Башку, на хрен, разнесу!
– Це ж вин охранник! – неожиданно догадался один из земляков националистически настроенного детины: молодой, худощавый парень с короткими темными волосами и заискивающе обратился ко мне: – Звиняйте, пан! Не признали! Мы ж считали, усе начальство у первой машине, а десь тильки работяги!
– С которыми вы абсолютно не церемонитесь! Зато перед «начальством» готовы на брюхе ползать! – ехидно добавил я, однако «усатого» выпустил.
Бережно потирая освобожденную руку и пристыженно пряча глаза, тот бочком пристроился обратно на сиденье. Остальные тоже затихли. НАЧАЛЬСТВО рядом!!!
Убрав пистолет, я машинально посмотрел в окно. Шоссе давно кончилось. Наш маленький кортеж двигался по пыльному, узкому проселку, змеящемуся среди густого леса. Наручные часы показывали без пятнадцати два. Оказывается, с начала путешествия прошло более трех часов. А я-то и не заметил!..
Бывший катафалк нещадно встряхивало на колдобинах. Одетые пышной листвой ветви толстых старых деревьев периодически хлестали по автомобильным стеклам. Нервно горланили потревоженные шумом моторов птицы. «Скоро приедем», – решил я и не ошибся. Минут через пять дорога уперлась в обширную, заросшую травой поляну, посреди которой виднелся скромный, двухметровый земляной холмик. Обе машины остановились. Сперанский первым выскочил наружу и, размахивая худосочными ручонками, принялся бегать вокруг холмика, что-то восторженно выкрикивая.
– Вот то самое захоронение вятичей!!! Великолепно!!! Бесподобно!!! Замечательно!!! – приблизившись, разобрал я.
– Ничего себе «курган»! – скептически фыркнул Шевченко. – Кочка какая-то «левая»!
– Действительно, мелковато, – осторожно произнес Залумян. – Может, вы, уважаемый, немного заблудились?!
Женоподобный Сержик глупо хихикнул.
– Вы заблуждаетесь! – презрительно глядя на них, заявил профессор. – И, к сожалению, совершенно не разбираетесь в археологии! Перед вами вовсе не «кочка», а настоящий, древний, насыпанный людьми курган. Да, изначально он был, конечно же, выше. Раза в три минимум! Но... прошло уже восемь-девять веков. Почва, естественно, осела. Тем не менее она до сих пор значительно рыхлее, нежели земля в окрестностях, что безоговорочно подтверждает – холм рукотворный!Если сомневаетесь – проверяйте! – выразительно шмыгнув сопливым носом, ученый нахохлился обиженным воробьем.
– Верим, Дмитрий Афанасьевич, обязательно верим! – поспешил утешить его Залумян и зычно скомандовал гастарбайтерам: – Разжигайте костры, устанавливайте палатки, расчехляйте инвентарь! Сразу после обеда начнете копать. Не канительтесь, мать вашу! Время – деньги!!!
* * *
Как я и подозревал, «элита» с «быдлом» не только путешествовали порознь, но и питались раздельно. Для первых стряпала Таня Меньшикова. У вторых, в качестве повара, выступал тот усатый, агрессивный детина, которому я заломал руку в автобусе. Звали его Стасом. На сей раз я не стал «отрываться от коллектива» и устроился обедать вместе с «привилегированными». Правда, повинуясь подсознательному чувству брезгливости, старался держаться подальше от Астахова с Залумяном... Готовила Таня превосходно! С удовольствием съев на первое миску вкуснейшего горохового супа, а на второе три шампура сочных бараньих шашлыков, я отошел подальше в тень деревьев, прилег на траву и, закурив сигарету, вновь оглядел место грядущих раскопок. Обе машины успели уехать, а поляна, благодаря стараниям иностранных рабочих, значительно видоизменилась и обрела вполне жилой вид. Гастарбайтеры сноровисто установили на ней семь палаток. Четыре одноместные, две двухместные и еще одну, совсем здоровенную из грубого, заскорузлого, с намертво въевшейся грязью брезента. Холмик обнесли веревочным заграждением, а сами в настоящий момент торопливо дохлебывали из общего котла некое подозрительное, дурно пахнущее варево. Одноместные палатки предназначались Сперанскому, Меньшиковой, Шевченко и мне. Первая из двухместных (голубого цвета) – Залумяну с Сержиком. Вторая (красная) – планировалась под склад археологических находок, а в грязной брезентухе предстояло ютиться «быдлу». Дополнял картину новенький биотуалет. Опять-таки для «элиты». Работягам полагалось справлять нужду в кустах. Кстати, располагался он (сортир то есть) едва ли не в центре поляны. Наверное, чтобы гастарбайтеры украдкой не воспользовались, не осквернили, так сказать!..
Меня, признаться, изрядно коробило столь уничижительное отношение к нашим бывшим соотечественникам, хотя некоторые из них (например, давешний усатый «незалежник») вызывали откровенную неприязнь!!! Не-при-язнь.О, Господи!!! Ведь именно из-за аналогичного чувства я погубил на войне двух собственных подчиненных! Они, несомненно, не заслуживали симпатий, но я не имел права такпоступать! И нет мне теперь покоя!!!
На глаза навернулись горькие слезы, сердце мучительно заныло, окружающая реальность куда-то ускользнула, а передо мной, в багровой мгле, вновь замаячили покойные Лобов с Васюковым: ужасно изуродованные чеченцами, взирающие на своего командира-преступника с немым укором. Не знаю, сколько это продолжалось. Я полностью потерял счет времени, а очнулся от двух криков: одного жалобно-болезненного, второго возмущенно-негодующего. Очередное наваждение исчезло. Утерев ладонью мокрые ресницы, я повернул голову к источнику шума и обнаружил, что у веревочного заграждения творится неладное. На земле, скорчившись, лежал парень-рабочий. Рядом, уперев руки в боки, стоял Шевченко, а на него, ругаясь, налетала Таня Меньшикова. Подойдя к ним, я быстро выяснил суть произошедшего. Оказывается, экс-легионер случайно столкнулся неподалеку от кургана с означенным работягой (молодым молдаванином по имени Вася) и с гадючьим шипом: «Куда прешься?! Ослеп, падла?!!» – врезал бедолаге кулаком в печень.
– Та-а-ак! – ознакомившись с подробностями инцидента, мрачно протянул я. – Некрасиво вышло! Ну-ка, Валентин, отойдем на минутку!
– И чего тебе надобно?! – удалившись вместе со мной на край поляны, надменно сощурился Шевченко. – Мораль будешь читать?!
– Захлопни варежку, чмырь, – ласково посоветовал я. – И старательно запоминай: если ты, собака, еще хоть раз тронешь человека не за дело – ручонки пообломаю.Понятно?!
– Че-е-его-о?! – взвился на дыбы экс-легионер. – Оборзел, в натуре?! Давно звездюлей не получал?!
С этими словами он нанес мне страшный, проникающий удар коленом в низ живота. Однако застать врасплох не сумел. Уйдя разворотом корпуса с траектории удара, я сделал небольшой шажок вперед и одновременно всадил правый локоть в подбородок Шевченко. Валентин рухнул как подкошенный.
– Паршиво вас готовили в Иностранном легионе, – придавив ступней горло поверженного противника, иронически заметил я. – Боец из тебя, как из говна пуля. Лишь над слабыми куражиться способен!
– Не смейте!!! Перестаньте драться!!! Немедленно прекратите!!! – вдруг услышал я сиплое, заполошное кукареканье. Спотыкаясь и придерживая указательным пальцем сползающие с носа очки, к нам бежал господин Сперанский.
– Не беспокойтесь, Дмитрий Афанасьевич, – убрав ногу и изобразив на лице светскую улыбку, сказал я запыхавшемуся археологу. – Никакой драки в помине не было! Обыкновенный товарищеский спарринг. Мы же должны поддерживать спортивную форму! Правильно, Валентин?!
– Да, да... – натужно прохрипел распростертый на траве Шевченко. – Просто спарринг! Не более...
Успокоенный профессор повернулся обратно, к кургану.
Остаток дня прошел без приключений.
Минуло трое суток. За это время я понял, наконец, причину своего непреодолимого отвращения к Залумяну с Астаховым (услышав однажды вечером гнусные охо-ахи, доносящиеся из голубой палатки) и благословил собственную предусмотрительность, заставившую меня с самого начала пользоваться отдельным столовым прибором. Я не приверженец блатных законов, но есть из одной посуды с пидорами никогда не стану! Противно!
Ознакомительная версия.
