– Здравствуйте, Зелимхан Абдулович!
Вошедший оказался человеком невысокого роста, со щеками, заросшими седой щетиной, и щербатым, всегда полураскрытым ртом. И фигура сгорбленная. Неприятная внешность. Такого к себе в джамааты Зелимхан никогда бы не взял. Но вот разведчики и связные из таких неприглядных получаются хорошие. Этого на внешность эмир не помнил. Да он и не обязан помнить всех, кто ему служит. Обычно они общаются через начальника разведки, докладывая все сведения ему, а начальник разведки, в свою очередь, обобщив данные, обсуждает их с начальником штаба. И только потом, уже с выводами, данные поступают к самому Зелимхану. Но сейчас случай особый. Зелимхан ждет брата Алимхана. Знает, что тот выехал. Но сам не в состоянии провести его через половину Европы и всю Россию, не имеет возможности контролировать его передвижение. Однако отрывочные сведения уже поступают. И только с такими сведениями агенты допускаются, минуя начальника разведки, напрямую к Зелимхану.
– Что скажешь? – Зелимхан не унизился до приветствия такого ничтожного человечка.
– Мне позвонили из Грозного. Велели сказать, что Его менты забрали.
Именно так – «Его», а не Алимхана. Никто не знает, что речь идет об Алимхане.
– Менты забрали? С чего это вдруг?
– Что-то, говорят, с визами у него не в порядке. Менты не любят тех, кто из-за границы домой приезжает. Или наоборот.
– Что – наоборот?
– Наоборот, любят… С иностранцев баксы стрясти можно. Они и держат, пока не стрясут сумму. Бандиты, а не менты.
Эмир с досадой ударил кулаком в ладонь. Брату в его положении следовало избегать всяких неприятностей и никак не попадать к ментам в лапы. Эти-то уж своего не упустят.
– И что дальше?
– Пока ничего. Спрашивают, в каких пределах можно усердствовать, чтобы выручить.
– Когда звонить будешь?
– Как только домой вернусь. Сразу и позвоню. Что передать?
– В каких пределах… Что за дурацкий вопрос! Никаких пределов! Все положить, но выручить. Это очень важно! – рявкнул Зелимхан так, что чуть не сорвал голос.
– Я понял, эмир. Так и передам, что вы ругались.
– Так и передай. Часто к нам ходишь?
– Только когда попросят что-то передать.
– Правильно. Лишний раз сюда ходить не надо. Не музей. Родня у меня служит?
– Сын.
– Видел его?
– Еще нет. Хочу перед уходом поговорить.
– Надолго не задерживайся.
– Десять минут…
– Иди.
Связной вышел вместе с охранником. Зелимхан прошелся по тесной землянке, потом остановился посредине и положил руки на бревно потолочного перекрытия.
– Ох, как я не люблю случайности…
1– За что я люблю зимний лес, – сказал подполковник Сохно, – так это за то, что каждый след хорошо видно. А за что я не люблю его? Так за это же самое! За то, что видно и мои следы… Что мы получаем в итоге, вследствие выпадения устойчивого снежного покрова? Мы получаем существенное и обоюдное для всех сторон обострение ситуации. Не зря в старину военные кампании проводились исключительно в теплое время года. Зимой воины спали, как медведи, и жирок накапливали. И единственное, за что я уважаю чеченских боевиков, так это за их стремление зимой отдыхать. К сожалению, данное правило касается не всех. А в данном конкретном случае я имею сказать только большое «фи…» ранее не очень уважаемому мною лично полевому командиру эмиру Зелимхану Кашаеву и гарантировать ему дальнейшее полное неуважение…
– Если ты этим уважительным многословием объясняешь нам, что надо быть осторожнее, – ответил через «подснежник»[4] подполковник Афанасьев, которого обычно в группе и даже вне ее привычно зовут Кордебалетом, – то я тебя, возможно, понял.
Кордебалет давно привык к несколько своеобразной манере разговора Сохно. Вместе они воюют с начала семидесятых. Во Вьетнаме еще начинали.
– Нет, – за Сохно ответил командир самой маленькой по численности ОМОГ[5] в составе спецназа ГРУ полковник Согрин. – Он хочет конкретно сказать, что видит следы…
Согрин знает своего подчиненного на пару лет дольше Кордебалета. Он и тогда, в период их знакомства, уже был его подчиненным, хотя в те времена они и носили одинаковые воинские звания.
– Точно… – подтвердил подполковник Сохно. – Издали любуюсь, через окуляры…
– Я их тоже вижу. И тоже не подхожу… Как думаешь, сколько человек прошло?
– Покажите мне, я тоже любопытный! – попросил Кордебалет, слегка отставший от товарищей, чтобы прикрывать их с тыла.
– Еще шагов на двадцать спустишься, тоже увидишь, – подсказал Сохно товарищу. – Мне вообще кажется, что ходили и в одну, и в другую сторону… И незадолго до окончания снегопада. Одни следы занесены, вторые – почти нет. Однако с такого расстояния гарантии дать не могу.
Свежая, недавно протоптанная тропа хорошо просматривалась сверху, когда пересекала открытое место внизу, в ущелье. Может быть, эта тропа была здесь и раньше, и по ней ходили, по местным меркам, достаточно часто, пусть и небольшими группами – хотя бы раз в неделю. В этом случае, при такой невостребованности для прогулок, невозможно определить наличие стабилизировавшейся тропы. За неделю притоптанная трава поднимется в полный свой рост, и пробьется к жизни, следовательно, никто не обратит на маршрут внимания. Но раньше – и несколько месяцев назад, и вчера еще! – не было снега, и потому никто такой маршрут передвижения боевиков не зарегистрировал. Есть, очевидно, и другие подобные маршруты, чередующиеся с этим. Именно для того чередующиеся, чтобы тропы успели зарасти до того, как придется идти в следующий раз.
– Посмотрели достаточно? – спросил Согрин. – Молодцы! Слушаю мнения!
«Подснежник» дает возможность провести маленькую оперативку, не собираясь в кучу и не разрисовывая склон горы своими следами, показывая боевикам свое присутствие.
– Хорошо бы след «понюхать», прежде чем мнение высказывать, – сказал Сохно.
– Если умеешь летать, нюхай, – посоветовал полковник с легким смешком, который не слишком чувствительные наушники «подснежника» все же донесли до ушей подполковников.
– Летать… Такого мне бог не дал. Но я, кажется, плавать умею. Особенно если вода ниже колена.
– То есть… Смотрю карту… – Согрин сразу понял, что у подполковника созрела мысль. И он, только развернув нужный лист карты, сразу эту мысль понял. – Далеко, Толя. Возвращаться придется по своим следам, чтобы внешний вид склона ненароком не попортить. Это добрых километров пять.
– Я сгоняю. До ночи целый день в запасе. Уложусь. А вы пока наблюдайте.
Согрин пожал плечами так, словно Сохно мог его видеть.
– Предложение принимаю, возражений не имею. Часа в два уложишься? Путь-то в гору.
– Постараюсь. Лучше рассчитывать на три. Но я могу торную дорогу срезать по камням. Там следы не видно. Тогда и буду быстрее.
– Добро.
– А я как раз сеанс связи проведу. Время подходит, – подсказал Кордебалет. – Все равно останавливаться.
– Разворачивайся сам. Я помогать не буду. Не хочу следить, – согласился Согрин.
– Не впервой, справлюсь.
Подполковник Афанасьев, как шифровальщик группы, выполняет по совместительству обязанности радиста. Впрочем, современное оборудование не требует многих навыков и позволяет успешно совмещать обе должности без потери качества работы. Так же обстоит дело и в других группах спецназа ГРУ.
Уверенный в своем дыхании, Сохно сразу взял темп, который в состоянии выдержать только хорошо тренированное тело.
Снег под ногами лежал сырой и вязкий, стремился за ноги зацепиться, налипнуть на обувь и замедлить движение, а то и вовсе остановить. Подполковник этого словно и не замечал и не останавливался. Но не забывал автоматически посматривать по сторонам, оценивая окружающую обстановку. При этом присматриваться к чему-то особо надобности, кажется, и не было. Просто Сохно знал, что любое движение, даже вдалеке, даже простой полет птицы периферическое зрение заметит и передаст сигнал мозгу, а тот, в свою очередь, начнет усиленный и сконцентрированный контроль. Так бывает всегда. Исключение составляют статичные объекты. И именно их стоит контролировать. И хотя в данной ситуации статичных объектов, несущих опасность, встретиться не должно, тем не менее про контроль подполковник не забывал, потому что знал прекрасно, что о нем здесь заботиться некому и собственную безопасность он обязан обеспечить сам.
Так за сорок минут, без остановки на отдых, и добрался до каменной продольной гряды, идущей из леса через открытое пространство горного склона до другого леса. Но камни тоже снегом засыпало. Однако здесь снег лежал совсем иной, нежели в лесу и на открытом ровном месте. По крайней мере, черных прогалин здесь столько, что при наблюдении со стороны любой след можно посчитать за такую прогалину. Это на целине следы цепочкой лежат. Здесь же проследить цепочку возможно только при близком рассмотрении.
