всех курсах нашего училища десантные взводы были опорами комбатов. Подъем на тридцать минут раньше, физзарядка проводилась отдельно, даже свой спортзал был у десантников. Начальник воздушно-десантной службы училища полковник Васильев драл нас нещадно; он и вдохнул в нас тот настоящий маргеловский дух. А кто из десантников не знал командующего Василия Филлиповича Маргелова, отца ВДВ?! Наша аббревиатура так и расшифровывалась: Войска Дяди Васи — ВДВ!
Маргелов еще тот был вояка! Он в Финскую войну со своей разведротой покромсал тыловой батальон финнов за то, что они вырезали наш госпиталь: тогда на линии фронта появилось негласное правило — тылы не трогать. Когда разделили между нами и немцами Западную Украину, заехал дядя Вася на броневике с тремя бойцами в один самостийный городок и прямиком к ратуше. А там бургомистр народу говорит: «У порога коммунисты, нужно собирать полк самообороны». Тут Маргелов ему ППД в пузо: «В километре от города стоит танковая дивизия. Только дернитесь, дадим залп по ратуше!» И сдался город без боя. Дивизия же на самом деле еще находилась на марше. Маргелов уже в кабачке пиво пьет, да вот беда — зубы у него болели. Он лицо тряпочкой перевязал. Тут рядом два «западэнца» кривятся на них: «Во, русины с какими мордами сидят!» И смеяться давай. Маргелов — маузер из кобуры, и бах-бах в люстру. Люстра шлеп на головы насмешников. Маргелов с товарищами давай их пинать. Когда пришла дивизия, бургомистр, тот самый, нажаловался командованию. Маргелова, вместо Звезды Героя и досрочного звания, посадили на губу.
Он же был простой мужик, сын шахтера из Белоруссии.
Это при Маргелове американцы интересовались в первую очередь, где находится командующий ВДВ, а уж потом министр обороны.
…Не выдержав значительных физических и моральных нагрузок, из десантных отделений уволилась почти половина курсантов. Остались самые упертые. В конце концов я и мои товарищи в совершенстве овладели способами минирования, разминирования, научились рассчитывать и подрывать мосты, здания, корабли, железные дороги. Наша подготовка позволяла нам служить в любом роде войск.
Я вспоминаю своих училищных преподавателей: мастеров подрывного дела, топографов: полковника Гридунова, полковника Канашевича. Они говорили: «В бою, товарищи курсанты, мелочей не бывает. Упустил что-то, тут тебя противник и поймает. Но самое страшное — погибнут подчиненные вам люди — солдаты!» И мы снова и снова тогда, даже на последних курсах, ползали по полигону и искали — снимали и устанавливали в грязи эти чертовы мины. Ворчали про себя: «Зачем все это надо?» На улице моросил дождь, а преподаватель говорил: «Плохая погода — это союзник двух профессий: сапера и разведчика!»
Как-то на глаза мне попалась книга из специальной училищной библиотеки о способах минирования — инструкция для спецназа США. Там было много интересных вещей: как минировать предметы домашней утвари, машины, книги и т. д. Мой товарищ Дорофеев Витька был любителем всяких подлянок, и мы решили подколоть нашего командира роты, «суперфюрера» по прозвищу Зондер. Драл он нас по-уставному нещадно и правильно делал, это я уж потом понял, когда сам стал офицером, и у меня появился свой личный состав. Одним словом, взяли мы толстенный учебник общевоинских уставов: вырезали все внутри, сделали замыкатель, надпилили цоколь маленькой фонарной лампочки для воспламенения заряда, припаяли проводки. Зарядом послужила начинка от дымовой гранаты: мы ее смешали с порохом, и получилась смесь, которая моментально сгорала, превращаясь в едкий дым. Готовую «бомбу» мы подложили Зондеру в канцелярию на стол. Полдня он ходил мимо. Мы уже и сами забыли. Тут строят роту в казарме. И в этот момент раздается хлопок. Из двери канцелярии повалил сильный дымяра. Оттуда выскакивает дежурный, за ним Зондер. Я никогда больше не видел, чтобы сто двадцать человек лежали на полу и ржали в истерике. У Зондера была перепуганная морда вся в саже, галстук чуть-чуть подгорел.
Однажды мы брали хату с бандитами, но на адресе никого не оказалось. Я заминировал магнитофон. Через два дня пришло известие, что два бандита подорвались. Музыку хотели послушать.
Когда я вернулся домой с первой чеченской войны, я был горд оттого, что стал настоящим военным, потому что главное предназначение военных быть на войне. В военное время мы получаем от власти лицензию на уничтожение врагов нашего государства. В Чечне шла война, против нас воевали люди, они были врагами. Значит, мы, военные, поступали правильно, когда ликвидировали этих людей, которых называли бандитами и террористами. Когда же объявили всей стране, что война закончилась, мы стали работать тайно, с молчаливого согласия командования и власти, потому что лицензии у нас теперь не было, но противостояние продолжалось — шла контртеррористическая операция.
Отдавать захваченных подрывников чеченскому правосудию было даже смешно! Например, в грозненской прокуратуре работал некий Мага, мордатый такой, небольшого роста. С его помощью родственники выкупали своих сынков и племянников, и они через некоторое время снова шли на Первомайку, на Маяковского, на проспект Победы. И взрывали саперов как баранов! Я всегда вспоминаю откровения молодого подрывника со Старого рынка. Ему на самом деле было семнадцать лет, а его жене пятнадцать. У него уже были нефтяной мини-завод, транспорт. На фугасах он хорошо поднялся. Когда мы его взяли, он пребывал в шоке, он знал чего ему ждать от нас. И жена его знала, но все равно просила пощады. Ее мы трогать не стали. Тимоха потом сожалел, говорил, что ее надо было тоже… за наших. Я тогда сказал всем: «Запомните! Мы не воюем с женщинами и детьми. Мы — русские солдаты. Наша задача здесь и сейчас уничтожать террористов и бандитов. Эта чеченка и ее ребенок не виноваты, что их муж и отец зарабатывал деньги таким способом — убивал других людей!» Я смотрел тогда на нее и думал, и мне было жаль ее. Но строить свое счастье на смерти других никому не позволено. Солдаты были для этой чеченской семьи, как скотина, которую нужно убить, чтобы вкусно поесть. Этот «зверек», оказывается, взрывал ленинских саперов на Первомайке. Он был жидковат и на допросе сразу раскололся и много чего рассказал, что потом нам пригодилось. Сначала мои хотели его повесить возле школы прямо на Первомайке, где он ставил свои фугасы, и табличку прикрепить на грудь «Подрывник». Но опера побоялись ненужной засветки, шума. Тогда Савва предложил отрезать ему голову. У разведчиков были друзья среди саперов, и так же те, кто погиб на Первомайке. Позвали саперов смотреть. Резал его Савва. Потом голову бросили в Октябрьском районе, а тело подкинули под нос чеченским ментам на Старых Промыслах.
Я думал, что больше
