Друг абсолютно прав: у забора и под кронами деревьев зеленеет сочная травка, служившая кормом для белоснежных и упитанных козочек. К хозяйству от грандиозного каменного сооружения ведет только неприметная тропка, вероятно, протоптанная ногами все того же деда.
– Ну и ладненько, – веселею от Илюхиной уверенности. – Дождемся его возвращения и отправим на разведку Палыча. Думаю, они быстро найдут общий язык.
За завтраком долго рядимся, кого оставить с Борисом. Моя кандидатура, само собой, отпадает – мне надлежит побыстрее вернуться на родину и разруливать ситуацию с Барковым. Слишком много в процессе операции произошло непонятных моментов и разного рода «случайностей». Супрун тоже мало подходит на роль товарища травмированного «рыбака». А вот Палыч сгодился бы в самый раз. Во-первых, солидный возраст и неторопливая обстоятельность характера естественным образом сближают его с таким же флегматичным горцем – древним смотрителем. Во-вторых, он безо всякой театральности и притворства мог выдать себя за любителя рыбной ловли. Что, собственно, в этом необычного? Отправились с молодым напарником порыбачить в глухие места юго-восточной Армении, до горной речки добраться не успели – приятель скатился со скользкого обрыва и поломал кости. С кем не бывает? Тем более что обмана в этой версии – не больше пятидесяти процентов.
Матвеев особенно не возражает – куда ему, собственно, торопиться? Здесь хорошо: воздух, солнце и опять же рыбалка.
На том и порешили.
– Постарайтесь в разговорах с дедом избегать темы: кто вы и откуда, – напутствую на прощание.
– Сомневаюсь, что аксакал говорит по-русски, – вставляет Илья.
– Тем лучше. Ну, а если вдруг дойдет до таких расспросов, скажите, что русские. Придумайте какую-нибудь легенду. Типа, строители, работаете в Армении – в совместной компании, у вас законный отпуск. Дескать, сообщать о несчастье никуда не надо, чтобы не дергать руководство и не будоражить семьи.
– Наврем, не беспокойтесь, – заверяет снайпер и спрашивает: – Винтовку-то с собой возьмете?
– Зачем?
– Так ни к чему она нам тута. Не дай бог, дедок узреет!
– Нет, – подумав секунду, мотаю головой. – Заверни ее в тряпицу и прикопай где-нибудь в лесочке. Сгодится на обратном пути – когда Борькины кости срастутся. А нам привычнее и спокойнее с пистолетами.
– Добро. Ну и вы тама поаккуратнее – на рожон-то по дороге не лезьте. По овражкам, по кряжкам… потихоньку и доберетесь. Чай, сутки-двое ничего не решают.
– Не волнуйся, Серега, не впервой лесами да горами хорониться, – обнимаю пожилого друга.
* * *
Смотритель возвращается по тропинке в полдень. Неторопливо обходит отдыхавших в тени коз, присаживается на камень под деревом, ковыряет перед собою палкой землю…
Тормошу товарища за плечо:
– Иди, Палыч, самое время.
Тот поднимается, машинально отряхивает колени.
– Не забывай о почтительности – горцы это любят, – напоминает Илья.
– Не забуду – я и сам почти горец. Значит, если все нормально – я закуриваю сигарету и поправляю воротник куртки. Так, что ли?
– Все правильно. Мы в этом случае оставляем здесь Борьку и отходим повыше в лес.
Снайпер топчется на месте, неуверенно поводит плечами:
– Ну, давайте прощаться. На всякий случай…
Куценко молча наблюдает, как Матвеев обнимает Илюху и меня; потом, повернувшись на бок, провожает тоскливым взглядом его худосочную фигуру…
Борька сильно переживает из-за случившегося с ним несчастья. И волнуют его не собственные травмы: кости ломал не впервой – заживут, срастутся. Покоя не дает то, что внезапно поменялись планы, что приятелям предстоит идти на север порознь. Да и вынужденное пребывание в найденном прибежище не добавляет оптимизма.
Прапорщик спустился со склона и напрямки двинулся к сидящему деду. Тот заметил его не сразу – видать, привык, что гости приезжают к монастырю на автобусах да лимузинах. Заметив же, складывает ладонь козырьком у лба и пристально рассматривает незнакомца до тех пор, пока тот не подходит вплотную…
– Как думаешь, договорится? – отмахиваюсь от назойливой мошкары.
– Простые люди всегда договорятся, – успокаивает Супрун. – Старик одинок и, вероятно, всю жизнь живет в горах. Такие люди легко идут на контакт и всегда помогают в беде.
Я знаю, что Илья – неплохой психолог, умеющий правильно рассчитать поведение даже малознакомого человека. Попадает он в точку и на этот раз: минут через пять мирной беседы старик поднимается и в сопровождении нашего Сергея Павловича направляется к опушке леса. Сам Матвеев при этом отстает на полшага, подпаливает сигарету, выпускает густой клуб дыма и… поправляет воротник куртки.
– Есть!
– Получилось! – радуемся удаче.
– Уходим?
– Уходим.
– Ну, Борис, давай и с тобой прощаться…
За эвакуацией травмированного товарища мы следим, лежа в кустах – в полусотне метрах от разбитого лагеря. Носилки нами предварительно разобраны и сожжены; от них остались лишь две палки. Дескать, пострадавший гражданин ковылял на одной ноге, а здоровый напарник только помогал, подставляя плечо…
– Потопали, – шепчет Супрун.
– Надеюсь, Куцый выкарабкается. А там потихоньку доберутся до нашей границы. Пошли…
Поднявшись, мы берем рюкзачки и шагаем вверх по склону.
Нам предстоит пройти по краю ущелья и выбраться на вершину хребта. А уж после повернуть на север.
* * *
Вдвоем и налегке идти одно удовольствие.
Ближе к вечеру на безопасном удалении минуем Сисиан – крохотный городишко на реке Воротан. Сквозь старинные каменные кварталы петляет узкая асфальтовая трасса Степанакерт – Нахичевань; севернее тянется шоссе в центральную Армению.
Проходя сопочкой по-над дорогою, Илья с грустью смотрит на резво бежавшие автомобили.
– Знаешь, прав был Борька! Попался бы сейчас такой же душевный мужик, как тот, что подбросил до Агдама. Помнишь?
– А то! Километров сто отмахали на машине. Пешком, да с контейнерами три дня бы топали.
– Не меньше. Двух зайцев тогда убили одной гранатой: и от джипов оторвались, и четверть всего пути за пару часов одолели. Сказка!..
Да, нынче о повторении той сказки приходилось только мечтать.
Увы, но был вынужден отвергнуть предложение Куценко выйти на шоссе и проголосовать. Имей мы при себе документы граждан Армении или хотя бы липовые визы в российских загранпаспортах – другое дело. А так – сказка продолжалась бы до первого КПП дорожной полиции. Максимум – до второго.
До ночевки успеваем прошагать с десяток километров. Останавливаемся у подножия трехтысячника, названия которого картографы почему-то не отобразили.
– Прохладно здесь – градусов двенадцать. И дышать тяжело, – садится на поваленное дерево Супрун.
– Две тысячи сто метров. – Бросаю на землю вещи.
– Я в Чечне однажды зависал с группой на такой же высоте.
– Надолго?
– Пару суток торчали – банду поджидали. Но то глубокой осенью было; днем – чуть выше нуля, ночью – минус десять. Продрогли как цуцики, и башка постоянно кружилась.
– Черт с ним, с холодом. Лишь бы кто в гости не пожаловал.
Так за неторопливыми разговорами набрали хворосту, соорудили костерок, согрели чайку. И уже в сумерках, глядя на затухающие угли, Илья почему-то снова вспоминает о том дне, когда неслись на «Тойоте» по бездорожью центрального Азербайджана.
– Слушай, а тебе не показался знакомым тот мужик с изуродованным лицом? – спрашивает он, прикуривая сигарету.
– Наш спаситель?
– Да.
– Ни разу не встречал.
– А голос? Разве его голос никогда не слышал?
Ответить я не успеваю, хотя и было желание признаться: да, мол, интонации показались знакомыми. Снизу внезапно доносится звук, похожий на хруст сухой ветки.
– Тихо, – выплескиваю остатки чая на угли. Вынув из-за пояса пистолет, шепчу: – Сиди здесь, Илюха. И внимательно смотри по сторонам.
– А ты?
– Пойду, как говаривал Палыч, чуток прогуляюсь и воздух понюхаю.
И бесшумно скрываюсь в зарослях…
Армения
20–21 августа
Седьмые сутки, сторонясь людей, мы идем вдоль восточной границы Армении. Сзади осталось множество больших и малых селений; позавчера миновали сторонкой городок Варденис и вышли к Севану. Затяжной переход в целом проходит удачно.
Раза три мы замечали летящие на небольших высотах пятнистые «вертушки». Однажды встретилась группа военных в камуфляже – похожие на пограничников парни спускались с гор и направлялись в ютившееся промеж склонов селение. Мы прижались к земле, затаились и переждали, пока отряд скроется с глаз. Нет, ничего подозрительного и опасного для нас в этих парнях не было – обычный наряд, исполнявший обязанности по охране границ суверенного государства и возвращавшийся в родные казармы.
