бомбу не хватит. Нет. Только сорок килограммов. Теперь профессор Канджон понимал, что для расплавления активной зоны реактора британской, французской или американской атомной электростанции потребуется сорокакилограммовый заряд.
Объяснить проблему боссу чрезвычайно сложно. Это невероятно тяжело для его понимания. Нужно посвятить всю жизнь ядерной физике, чтобы начать ориентироваться в столь запутанных вопросах. А его босс мистер Хэнк Каммлер — хотя он и представлялся мистером Гельмутом Крафтом, профессор Канджон был достаточно умен, чтобы понять, кто этот человек на самом деле, — придет в лабораторию с минуты на минуту и потребует ответа.
Профессор был, мягко говоря, не рад его визиту. Он снова щелкнул в воздухе палочками для еды. Опять промах.
За его спиной жужжали гигантские принтеры для трехмерной печати. Их размеренный шум немного успокаивал. Принтеры воплощали в жизнь планы Каммлера, переведенные профессором Канджоном в цифровой формат; они изготавливали компоненты, которые требовались для того, чтобы столкнуть десятикилограммовые куски высокообогащенного урана друг с другом.
Учитывая новые расчеты, для создания устройства, несущего в себе сорокакилограммовый заряд, нужно задать принтерам параметры деталей соответствующих размеров. Ничего, это всего пара небольших поправок.
Профессора волновала не столько необходимость внесения изменений в конструкцию компонентов, сколько то, как объяснить изменение концепции Каммлеру. В конце концов, три двадцатикилограммовых устройства уже в пути и отозвать их, он полагает, практически невозможно.
Во время недавнего телефонного разговора профессор успел в полной мере ощутить на себе ярость работодателя. Узнав об ошибке, тот был взбешен.
Профессор боялся даже подумать, что ждет его при личной встрече.
Дверь у него за спиной открылась. Профессор Канджон отложил палочки для еды. Ему так и не удалось поймать свою муху.
По звуку шагов он понял, что это Каммлер.
Развернувшись в кресле, профессор поднялся. Он стоял на ногах не совсем твердо.
— Не нужно вставать, — улыбнулся Каммлер своей крокодильей улыбкой. Он прикладывал сверхчеловеческие усилия, чтобы скрыть ярость. И все ради дела. Любой ценой. — Не огорчайтесь так, профессор, прошу вас, — продолжил он, едва не скрипя зубами от злости. — Мне нужно, чтобы ваш разум был спокоен и ясен. Только так вы сможете продолжить работу. Лишь одно уточнение: для каждого устройства требуется в два раза больше урана? Я правильно понял?
— Именно так, мистер… Крафт. Мне жаль, но новые подсчеты не лгут…
Каммлер нетерпеливо махнул рукой:
— При научных прорывах такое иногда случается. Что ж, если речь о сорока килограммах для каждого устройства, то нам придется использовать больше запасов высокообогащенного урана со складов. Их по-прежнему должно хватить для священной восьмерки. — Он пристально взглянул на профессора. — Но, разумеется, мне потребуется, чтобы вы удвоили усилия.
Профессор Канджон коротко поклонился:
— Естественно, мистер Крафт. Я всегда выполняю свою работу не меньше чем на сто один процент. Возможно, мне следует перенести спальные принадлежности в лабораторию?
Каммлер сдержанно кивнул:
— Это однозначно помогло бы делу. Время, как всегда, поджимает. — Он взглянул на часы. — Пятое апреля. Осталось всего двадцать пять дней. Мы должны уложиться точно в срок. Вам понятно?
Теперь поклон профессора Канджона был более глубоким:
— Торжественно клянусь, что ничто нас не задержит, мистер Крафт. Я сотру свои пальцы до кости, машины будут работать день и ночь — но мы достигнем великой и славной…
Однако Каммлер его уже не слушал. Развернувшись, он зашагал к двери. В его голове вертелись цифры. Вместе с высокообогащенным ураном, летевшим из Колумбии, запасов должно хватить, хотя и впритык. А северокорейский профессор все равно за все заплатит. Его ошибка непростительна, и ублюдок должен пострадать. Вероятно, подходящее дельце для Стива Джонса. Да, Джонс отлично для этого подойдет. Но сперва Канджон должен стереть свои пальцы до кости: страх заставит его трудиться вдвое усерднее.
Одно из главных преимуществ работы в подобных регионах — куча недовольных физиков-ядерщиков. Большинство из них отчаянно желали убраться куда подальше и были готовы работать за сущие гроши. И многие, подобно профессору Канджону, были крайне озлоблены на сильных мира сего.
И Каммлер только рад использовать их озлобленность в своих целях.
39
Каммлер вышел из главного входа лаборатории и стал свидетелем завораживающей сцены. С одной стороны здания к столбу была привязана крошечная фигурка. Вокруг столба кружил избивавший ее гигант.
Даже с такого расстояния Каммлер услышал треск кости, ломающейся от мощного удара; жертва попыталась закричать, однако ее рот был крепко заткнут кляпом, не позволявшим издать ни звука. Каммлер одобряюще усмехнулся. Он не хотел, чтобы крики ужаса и боли взволновали профессора и его команду или помешали выполнять работу, от которой зависело все. В то же время, необходимо, чтобы избиения проходили публично, в качестве предупреждения тем, кто попробует перейти черту.
Комплекс, по сути, представлял из себя тюрьму. Никто не имел права выйти за его пределы без разрешения Каммлера. И местные рабочие — хоть корейцы, хоть китайцы — при попытке побега неизбежно сталкивались с последствиями, которые служили сдерживающим фактором для остальных.
А лучшего сдерживающего фактора, чем Стив Джонс, нельзя и придумать.
Каммлер наблюдал, как татуированный амбал, словно танцуя, наносил удар за ударом. Для Джонса насилие являлось особой формой искусства, а жестокость — религией. Ни одно избиение не было похоже на предыдущие. Во всяком случае, так казалось Каммлеру. Джонс использовал каждый представившийся ему шанс, чтобы опробовать технику, нацеленную на причинение максимальной боли и травм.
Джонс тяжело дышал, с него ручьями лился пот. Однако больше всего Каммлера поразило то, с каким удовольствием этот тип делает свою работу. Джонс, несомненно, — настоящее животное и идеальный исполнитель. Казалось, он никогда не испытывал большей радости, чем сейчас, — избивая женщину до полусмерти.
Среди захваченных в рабство китайцев было несколько десятков женщин, которых держали в качестве кухарок и уборщиц. Одна из них явно перешла черту. И группу местных рабочих заставили наблюдать за варварским наказанием. Каммлер мог быть уверен, что весть о произошедшем быстро распространится.
Джонс сделал паузу и вытер пот со лба. Привязанная фигурка — скорее мертвая, чем живая — съехала вниз по столбу. Каммлер одобрительно кивнул.
Методы Стива Джонса, несомненно, грубы, однако их эффективность очевидна.
Каммлер прошел мимо. Ни жертва, ни зрители не вызывали у него ни малейшего сострадания. По его мнению, неарийцы являются недочеловеками. Они ниже его и расово, и интеллектуально и годятся лишь на роль рабочих или рабов. Его приводила в бешенство одна только мысль, что кто-то из них имел наглость возражать или сопротивляться.
— Хорошая работа, — заметил он, когда Джонс отошел на шаг от своей окровавленной жертвы. — Лучше и быть не может. Por décourager les autres.
— Чего? — нахмурился Джонс. — Французский? Я не кумекаю по-французски. Обычно. Кучка трусливых любителей сыра,
