— Вот дерьмо!
Сирены выли все ближе и ближе, пока не возникло такое ощущение, что этот ужасный звук теперь везде. Наконец мы услышали, как подъехали машины. Тяжело дыша, Эдди стоял посреди комнаты, а мы с Пайком заняли оборону по разные стороны от него. Вернулись к тому, с чего начали. Только теперь мы были покрыты потом и кровью, а в дверях появились копы. Эдди перевел взгляд с меня на Пайка, а потом посмотрел на девочку и опустил руки. Он больше не стоял в боевой стойке, словно понял, что время вышло.
— Эдди, — позвала Мими.
Он покачал головой. По его лицу потекли слезы, смешанные с кровью. Он сделал все, что мог, но этого оказалось недостаточно.
— Все кончено, Эдди, — сказал я.
Эдди посмотрел на меня.
— Еще нет, — возразил он, и лицо его вдруг сразу постарело.
Эдди Танг перешагнул через толстяка и вытащил из-под тела Усиков «ремингтон», посмотрел на него, а потом на Джо Пайка. Снаружи доносились голоса, кто-то кому-то советовал быть осторожным. Мими закричала:
— Пристрели их, Эдди! Пристрели их прямо сейчас!
— Клянусь, я люблю ее, — сказал Эдди, швырнул обрез Пайку, оскалил зубы, словно первобытное существо, и бросился вперед, нанося мощные удары, способные сокрушить стену. От выстрелов «ремингтона» у меня заложило уши, пули отбросили Эдди вперед, сквозь двустворчатые двери, и он исчез в ночи. Четыре гильзы со звоном покатились по полу, а снаружи раздался голос полицейского:
— Дерьмо господне!
Когда гильзы перестали крутиться, в комнате повисла тишина.
Мими Уоррен стояла как каменная, а потом посмотрела на меня и сказала:
— Я ничего не чувствую.
— Малышка, ты такое с собой сотворила, что та твоя часть, которая была способна чувствовать, давно умерла, — произнес я.
«Может быть, Кэрол Хиллегас сумеет все исправить».
Мими склонила голову по-птичьи набок, словно я сказал нечто забавное, и улыбнулась:
— Вы так думаете?
Я не шелохнулся.
— Я такая вруша. Постоянно что-то выдумываю.
Я подошел к Мими и обнял ее. Она начала визжать и вырываться, пытаясь дотянуться до тела Эдди. Может быть, она просто хотела избавиться от меня. Однако я крепко ее держал.
— Все хорошо, — сказал я. — Все будет хорошо.
Я говорил тихо и повторял эти слова снова и снова, но, похоже, она меня не слышала.
Местные копы повели себя вполне прилично. Шерифу было чуть за сорок, в свое время он успел поработать с федералами и, увидев кровавую бойню в поместье Торобуни, сразу понял, что это дело ему не по зубам. Его напарником был нервный парнишка лет двадцати. Заметив, что тот впустую размахивает пистолетом, шериф предложил ему вернуться к машине и принести дополнительную пару наручников.
Они нашли одежду для Мими, надели на нас наручники и отвезли в полицейский участок в Крест-лайне, расположенный на тысячу футов ниже.
Местный врач, которого копы вытащили из постели, осмотрел нас и заклеил ребра Пайка. Доктор все смотрел на Мими и качал головой. Когда он закончил свою работу, коп по имени Клеммонс допросил Пайка, а потом меня. Он беспрерывно курил и все спрашивал:
— А что потом?
Словно уже слышал эту историю миллион раз.
Когда я закончил, Клеммонс сильно затянулся и выдохнул облако дыма мне в лицо.
— Если знал, что девушка в доме, почему не позвонил нам?
— Телефон был занят, — ответил я.
Он еще раз затянулся и окутал меня облаком дыма.
Тюрьма оказалась крошечным зданием с двумя камерами: одной для мужчин, другой для женщин. Сидя за столом вместе с Клеммонсом, я наблюдал за Мими.
Она тупо смотрела в одну точку — и я вдруг подумал, что именно так она может провести остаток жизни.
Клеммонс позвонил в Лос-Анджелес и попал на Чарли Григгса, дежурившего в тот день. Они беседовали минут двадцать, Клеммонс подробно рассказал обо всем, что произошло. Один из копов принес «Хагакурэ», и Клеммонс положил его на стопку «Филд энд стрим».[52] Вещественное доказательство. Повесив трубку, Клеммонс сразу же снял с меня и Пайка наручники.
— Вы, парни, подождите немного, кофе попейте. Сейчас сюда кое-кто должен подскочить.
— А что с девочкой? — поинтересовался я.
Клеммонс не снял с Мими наручники.
— Пусть пока посидит.
Он вернулся к своему письменному столу и позвонил коронеру в Сан-Бернардино.
Я подошел к кофейному автомату, налил две чашки и отнес их в камеру Мими.
— Хочешь кофе? — предложил я, протягивая ей чашку, но она ее не взяла и вообще никак на меня не отреагировала.
Я поставил чашку на прилавок и стоял там до тех пор, пока кофе не остыл.
Приехали еще копы и даже парочка федералов из офиса в Сан-Бернардино, они вернули нам оружие и в четверть третьего ночи отпустили.
— Что станет с девочкой? — спросил я.
— Утром наши люди отвезут ее в Лос-Анджелес, — ответил Клеммонс. — Ей будет предъявлено обвинение в убийстве отца.
— Может быть, мне стоит остаться, — сказал я.
— Старина, об этом не может быть и речи, — отозвался Клеммонс. — Проваливай отсюда.
Молодой парень в отутюженной форме и с тоскливым взглядом отвез нас обратно в Эрроухед-Виллидж к джипу Пайка. В горах было тихо и прохладно. И ночь стояла такая темная, какой никогда не бывает в городе.
«Макдоналдс» светился изнутри, но огни в поселке не горели, и на парковке было пусто, только наш джип. Мы немного постояли рядом, вдыхая чистый воздух.
Пайк снял очки и посмотрел по сторонам. Было слишком темно, и его глаз я не видел.
— Млечный Путь, — сказал он. — В Лос-Анджелесе его не увидишь.
Из леса доносилось стрекотание сверчков, озеро тихо плескалось о причалы.
— Что случилось? — спросил Пайк.
— Не думал, что все обстоит именно так. Эдди ее любил.
— Угу.
— Она хотела остаться с ним. Ее не похищали. И никто не собирался ее убивать.
Он кивнул.
Плеск воды стал немного громче. Я сделал глубокий вдох и ощутил пустоту.
— Слишком много неверных предположений. Мне хотелось, чтобы она оказалась жертвой, и я все рассматривал только с этой точки зрения. — Я взглянул на Джо. — Может быть, все было не так.
«Я такая вруша».
Пайк надел очки.
— Брэдли.
В горле у меня пересохло, я почувствовал, как обжигает пустота внутри.
— Проклятье! Она столько всего напридумывала. Может быть, и Брэдли оговорила. Может быть, он не думал ее трогать. Мне была нужна причина, и она мне ее предоставила. Может быть, я помог ей убить Брэдли.
Джо Пайк довольно долго размышлял над моими словами. Наверное, целую вечность.
— Но кто-то должен был ее вернуть, — наконец произнес он.
— Конечно.
— Что бы Мими ни сделала, она сделала это, потому что была больна. И все так и осталось. Ей необходима помощь.
— Джо, ствол был у тебя. Ты ведь мог только ранить Эдди, — сказал я.
— Нет.
— Почему?
Некоторое время он стоял совершенно неподвижно, словно, чтобы ответить, ему надо было от всего отрешиться. Потом открыл дверь джипа. Когда Пайк подошел ко мне, в руках он держал перевод «Хагакурэ», причем держал очень бережно.
— Это не просто книга, Элвис. Это способ жить.
Таширо тоже так говорил.
— Эдди Танг был якудза, — продолжал Пайк, — но он убил Ишиду из-за девочки. Он решил вывезти ее в Японию, но мы его остановили. Он любил Мими, однако понял, что им не жить вместе. Он не выполнил своих обязательств как якудза. Он не мог сдержать слово, которое дал Мими. Наконец он потерял лицо. У него ничего не осталось.
Я вспомнил, как Эдди Танг смотрел на Джо Пайка. На Пайка, не на меня.
— Путь воина — смерть.
С озера подул прохладный ветерок. Что-то двигалось в воде, а в небе, над крышей «Макдоналдса», появился легкий самолет, мигающий красными опознавательными огнями. Пайк положил руку мне на плечо и крепко сжал.
— Ты ее нашел, — сказал он. — Она в безопасности. И ни о чем не думай.
Мы сели в джип. Нам предстояла долгая дорога обратно в Лос-Анджелес.
Весь следующий день я провел у телефона. Я позвонил Лу Пойтрасу и выяснил, что Мими Уоррен отправили для освидетельствования в окружную больницу Лос-Анджелеса. Я позвонил Кэрол Хиллегас и попросил ее навестить Мими и убедиться в том, что она в хороших руках. Несколько раз со мной связывался федерал по имени Риз, а также люди из офиса окружного прокурора Лос-Анджелеса. Шли бесконечные переговоры между Лос-Анджелесом, Сан-Бернардино и Сакраменто, но никто не собирался выдвигать против нас обвинения. Никто не знал формулировки. Незаконное спасение?
Вечером ко мне заглянул Терри Ито, извинившись за то, что пришел без приглашения. Я ответил, что все нормально, и предложил войти. Он постоял посреди гостиной, держа в руке коричневый бумажный пакет. Потом спросил:
