– Точно, Катька! – всплеснула руками обычно сдержанная Нелли.
– У тебя есть фотография нашего выпускного класса? – торжествующе осведомилась Екатерина.
Ни слова не говоря, Нелли достала из шкафа толстый фотоальбом, раскрыла его на одной из серединных страниц. На большой, во всю страницу фотографии и в самом деле был запечетлен выпускной класс. Николай сразу же узнал Катю и Нелли, они практически не изменились. У Кати было серьезное личико, она была, пожалуй, немного похудее, чем сейчас, и единственная из всех девчонок не улыбалась. А вот Нелли выглядела куда скромней сегодняшней бизнес-леди. Скромная прическа, отложной гимназический кружевной воротничок, милая, лишенная жеманства улыбка и добрый прищур маленьких глаз. Не сказать, что красивая, но хорошенькая, другого определения не подберешь. Вообще, они с Катей из всего класса самые заметные... Водорезов мысленно отвлекся на лирику, а ведь фотографию им показывали для чего-то другого. И Саша сообразил это раньше Николая.
– В самом деле, господин Гейдрис собственной персоной, – указал он на стоящую в центре выпускников классную руководительницу.
Только тут Николай обратил внимание на учительницу. Круглые, близко посаженные к огуречному носу глаза смотрели весьма недобро даже с фотоизображения. Взбитая, искусственно завитая прическа не украшала, а уродовала и без того не блещущую красотой женщину.
– Как имя этой дамы? – спросил подполковник.
– Смирнова Наталья Андреевна, – ответила Катя. – В школе, как сами понимаете, псевдонимов не бывает.
М-да, ничего общего. Если не считать странного сходства имен Натан и Наталья. Фамилия же Смирнова самая распространенная, обходящая Ивановых с Петровыми.
– Может быть... их разлучили в роддоме? – высказала индийско-мелодраматическую версию Нелли.
– Чушь, Миронова, – махнула рукой Катя. – Хотя... Жизнь не кино, в ней все бывает.
– Где сейчас эта ваша Смирнова? – спросил Гриднев.
– Наверное, там же, в нашей средней общеобразовательной школе, – ответила Нелли. – Мы с Екатериной не были в ней с выпускного вечера.
– Надо найти ее, – принял решение Водорезов, просматривая досье из распечаток Прохорова.
О господине Н.А. Гейдрисе там было сказано немного. Сорок четыре года, окончил истфак почему-то Уральского университета и Высшую школу экономики. Депутат Госдумы, благотворитель... Вот, собственно говоря, и все.
– А что из себя представляет госпожа Смирнова? – спросил Николай.
– Незамужняя озлобленная жирная крыса, ненавидящая симпатичных девчонок и ребят, – дала характеристику Катя.
– Впрочем, как и несимпатичных, – добавила Нелли. – Собственно говоря, в школе она оказалась случайно, по стечению трагических обстоятельств. Поэтому ненавидела всех и вся.
– Что за трагические обстоятельства? – задал вопрос Саша.
В ответ Нелли поведала историю жизни их классной руководительницы. История эта и в самом деле оказалась полна драматических поворотов. Оказывается, Смирнова происходила из семьи потомственных номенклатурщиков, ее дедушка занимал солидный пост в Союзе писателей сталинско-хрущевского периода. Он же был автором некогда популярного романа «Чугунные дни» о рабочем классе и его торжестве над гнилой интеллигенцией в лице профессорских детишек. Водорезов не читал романа, а вот фильм, снятый в пятидесятые годы, видел. Скука смертная... Таким образом, Наталье Смирновой светило столь же значительное управленческое будущее. После школы, которую она окончила с золотой медалью, ее направили учиться в один из самых престижных закрытых вузов советского государства – Высшую комсомольскую школу, ВКШ. Поступить туда было куда сложнее, нежели в МГИМО. По окончании ВКШ Смирнова получила теплое место в городском комитете ВЛКСМ. Все шло замечательным образом до тех пор, пока Смирнова не оказалась в Артеке. Она была направлена туда для поднятия идеологической работы и ужасно обрадовалась. Два летних месяца сплошного отдыха, солнца, моря и хорошего питания плюс зарплата с надбавкой за работу в особых условиях. Такие надбавки были обычно у комсомольцев, работавших в северных районах, но для Смирновой сделали исключение. Сама же работа... Ну, провести пару-тройку сборов на тему «Солнечному миру – да, да, да! Ядерному взрыву – нет, нет, нет!», ну, лично повязать красные галстуки паре негров и вьетнамцев. Однако в первый же месяц ее пребывания в Артеке произошла идеологическая диверсия. При репетиции театрализованного представления «Мир планете Земля!» один из пионеров прочитал следующий стишок:
Превратим мы наш сортир
В уголок борьбы за мир!
Пусть от страха срут в штаны
Поджигатели войны!
Двое присутствующих при этом вожатых лишь усмехнулись, даже не сделав замечания. Смирнова действовала решительно и без промедления. Пионер и его вожатые были высланы из Страны Детского Счастья в течение двадцати четырех часов. Набравшись мужества, Смирнова доложила о вражеской выходке сотруднику КГБ, курировавшему Артек. Но тот в ответ лишь усмехнулся и с какой-то печальной неопределенностью посмотрел в птичьи глаза Натальи Андреевны. По счастью, конфликт был тихо замят, но Смирнова решила усилить идеологический крен в работе с юными гостями крымской здравницы. Она придумала следующее. На празднике «Мир планете Земля», в самом его финале, дети должны будут хором скандировать лозунги об этом самом «мире планете». Смирновой казалась очень удачной находкой то, что лозунги юные артековцы должны будут выкрикивать на своих родных языках. Сближение на мирной основе, читай – мировая политически дружелюбная акция. За такое могут и дополнительную премию выписать, и повысить. На беду Смирновой, в Артеке оказалась пара иностранных ребятишек, чьим родным языком был английский...
И вот под звуки оркестра началась заключительная часть праздника-представления, который до сего момента прошел на весьма высоком уровне. Гости из Москвы (Центрального Комитета) аплодировали стоя и вместе с детьми пели песню про «солнечный круг и небо вокруг». И вот началось финальное скандирование. «Сегодня День Мира! День Мира! День Мира!» Сперва это прозвучало на русском, затем на польском (в тот месяц гостила целая делегация из ПНР), потом на немецком (для посланцев ныне не существующей ГДР). Наконец дошли и до англоязычных гостей.
– Peace Day, Пис дей, пис дей, пис дей! – скандировали они.
Даже плохо знающие язык понимают, что «дей» – это день, а «пис» – мир. Однако вся ребячья ватага несколько увлеклась хоровыми выкриками и проскандировала английскую часть немного дольше, чем все остальные. Сделано это было, конечно, не умышленно. Однако, чем быстрее повторять это словосочетание, тем интереснее оно звучит.
– Пис дей! Пис-дей! Писдей! Пиздей! – неслось над всем лагерем.
– Товарищ Смирнова! – испуганно зашептал Наталье Андреевне в самое ухо один из старших вожатых. – Что происходит?!
– Писдей! Пиздей! – восторженные крики юных борцов за мир долетали уже до вершин горы Аю-даг.
И только тут Смирнова заметила, как побагровели физиономии гостей из Центрального Комитета. При этом один из них продолжал по инерции выкрикивать злосчастный «писдей»...
На следующий день у Смирновой была встреча с тем самым офицером КГБ, курировавшим «детское счастье». На сей раз он не улыбался, впрочем, ничем не угрожал и вообще не злобствовал. Лишь сообщил, что по близлежащим к Артеку поселкам идет слух, якобы негров и поляков в обязательном порядке учат ругаться матом, причем делают это коллективно и хором, да еще под руководством вожатой по идеологической работе...
Таким образом, Смирнова вылетела и из Артека, и (что самое трагичное!) из городского комитета с «волчьим билетом». Как специалистка по общественным наукам она смогла трудоустроиться лишь в окраинную столичную школу учителем истории и обществоведения. Последующие годы дарила детям пятых-одиннадцатых классов свою безграничную любовь и знания... Именно такими словами закончила Нелли эту и в самом деле невеселую историю. Правда, Водорезов с Гридневым в некоторых моментах не смогли сдержать дружного смеха. Николаю подумалось, какое, должно быть, кошмарное значение имеют на английском языке русские обозначения «юрфак» и «химфак».
– История и обществоведение, – сказал Николай, мысленно отметив, что Гейдрис также по первому образованию является историком. – Едем в вашу школу, – объявил он решительно. – Два часа на отдых, – Николай кивнул на часы, – и – туда... Как раз успеем к первому уроку.
Девушки немного подремали в гостиной, Водорезов с Сашей – в средней комнате. Ранним утром, почти что затемно, все четверо вышли из подъезда и направились к платной стоянке, где их ждал автомобиль Нелли. До автостоянки они не дошли каких-то десяти шагов, когда почти одновременно оба, и Водорезов и Саша, получили по увесистому удару по затылкам. Катя и Нелли вскрикнули. Кто-то очень ловкий и тренированный подсек ноги Николая и свалил подполковника на асфальт. Однако Водорезов кое-что мог и в таком положении. Крутанувшись на асфальте, точно танцор брейк-данса, он нанес ответный удар тому, кто напал сзади. Широкоплечая фигура в спортивной куртке оказалась на асфальте, рядом с Водорезовым. Гриднева между тем заламывали сразу двое и делали это весьма умело. Николай вскочил на ноги и бросился на помощь Саше. Точно такой же широкоплечий, в спортивной куртке, отработанным движением умело блокировал удар Водорезова и выбросил вперед правую руку с пистолетом.
