пистолет.
— Беспредельщик, ссаный, — прохрипел я при этом.
— Э! Ну-ка отошел! — Крикнули мне сзади.
Я обернулся.
— Щас порежу! — Заорал прилизанный, держа у горла Худякова складной ножик.
Ничего ему не ответив, я упер ствол ТТ лысому в голову.
— Э-э-э! Ты че, попутал⁈ — Закричал он испуганно. — Я тебя на ремни порежу!
— Заткни хлебальник, — не глядя на него, сказал я.
— Убери ствол, нито кровь ему пущу! — Прилизанный приложил лезвие плотнее к горлу Худякова.
— М-м-м-м… Сука… — корчился на земле охранник, — мне скорая нужна… Мля… Кровь хлещет!
— Сначала его порежем, потом тебя, — задыхаясь от страха, храбрился лысый.
Я просто отставил пистолет и дал выстрел чуть правее головы бритого. Тот заорал, когда осколки асфальта ударили ему в лицо.
— Мля! Мужик! Ты че творишь⁈
Ничего не сказав, я волком посмотрел на растерявшегося прилизанного.
— Если хочешь, чтоб в башке не появилось лишних дырок, — сказал я бритоголовому, — пусть он уберет нож.
— М-м-м-м… Липа… Отпусти этого… Хер с ним! Этот охранник поехавший!
Прилизанный бросил нервный взгляд на Ваньку-дурачка. Тот, все еще поплывший, с разбитым лицом, пытался подняться на ноги, опираясь о кузов их тачки.
— Лучше послушайся, — угрожающе сказал я Липе.
Прилизанный, которого назвали Липой, поднял руки с ножом. Встал, отходя от Худякова. Я тоже встал, держа бритого на мушке.
Когда вдали завыла ментовская сирена, Липа растерянно оглянулся на своих и тут же кинулся было куда-то в сторону. Кажется, он хотел прыгнуть в другую машину — малиновую девятку, из которой уже выглядывали бандитские девки.
— Стоять! — Перевел я ствол на него.
Замешкавшись, тот застыл у заднего бампера ауди.
— Крыса… — пробурчал севший на асфальт бритоголовый.
Остаток ночи прошел в отделении милиции. Там меня долго мурыжили, задавали вопросы о произошедшем и о том, чье оружие было у меня в руках, когда приехал вызванный Федей наряд.
Худякова с подстреленным охранником забрала скорая. Бандиты, все как один, отправились в обезьянник.
Отвертеться оттого, что нелегальный ствол принадлежит именно мне, было непросто, однако я не поддался на давление и подписал только те объяснения, что были написаны моей собственной рукой.
После, пообещав, что меня вызовут, если будет нужно, отпустили. Благо свидетелей произошедшего было достаточно.
Из отделения я вышел в мерзком настроении. Видать, полных денег за смену я могу не получить. Несмотря на то что у меня была немалая сумма, на свои собственные нужды тратить я ее не собирался и жил исключительно на те деньги, что зарабатывал на охране. Потому понимание того обстоятельства, что, скорее всего, большую часть дохода за сегодня я потерял, добавляли раздражительности.
Автобусы еще не ходили, и, потому, вздохнув, я тихим ходом пошел к Элладе. Решил, что еще смогу договориться с хозяином об оплате смены. Дома у Степаныча я отоспался и часа в два стал собираться по другим, ждавшим меня сегодня делам.
— Риелторская фирма «Гестия», — прочитал я на бумажке с адресом, которую дал мне Степаныч.
Потом я поднял взгляд, сверился с табличкой, разместившейся на высокой деревянной двери. Табличка, похожая на те, что все обычно привыкли видеть на госучреждениях, несла на себе то же самое название — «Гестия».
— Богиня домашнего очага, значит, — пробурчал я себе под нос. — Оригинально.
Я хотел было уже войти внутрь, как меня окликнули:
— Слышь, мужик. Огня не найдется?
Обернувшись к небольшому стояночному карману, я увидел худощавого лысого парня, одетого в брюки, серый свитер с горлом и кожаный, подранный на плечах жакет. Обратив на меня свое грубое носатое лицо, он оперся задницей о крыло белой семерки Жигулей, припаркованной в кармане.
— Не курю, — буркнул я.
— Спортсмен, что ли? Ну молодец, молодец, — мужик спрятал сигарету за ухо, отвернулся.
Бросив на него последний хмурый взгляд, я вошел в Гестию.
Я не сразу попал в офис риелторской конторы. Тут был небольшой коридор с лестницей на верхний этаж здания, а мне, согласно указателям, пришлось пройти направо, вглубь первого этажа. Там, слева, за деревянной крашенной во много слоев дверью и расположилась богиня домашнего очага.
Вежливо постучавшись, я открыл дверь, заглянул внутрь. Тут же наткнулся на какой-то испуганный взгляд молодой девушки, которая, видимо, была секретарем.
Нарядная, одетая в темную водолазку и клетчатый пиджачок с черными карманами и большими пуговицами, она носила пышную химическую завивку на русых волосах, и потому напомнила мне молодую Пугачеву.
Ее красивое лицо было бледным от страха, глаза расширились.
— Простите, но никто из кабинета еще не выходил, — вдруг сказала она.
— Что? Из какого кабинета?
В глазах девушки заиграло замешательство. Она нахмурила тонкие черные брови.
— Ну, из кабинета Наталии Ивановны и Виталия Викторовича. Ваши еще там, беседуют с ними. Понимаю, долго, но тут я ничего не могу поделать. Если хотите, вы можете пройти внутрь.
— Так, — поджал я губы. — Я могу войти в приемную?
— Да, конечно! — Девушка встала из-за стола, на котором стопкой лежали несколько десятков газет.
Одна из них была раскрыта на страницах с объявлениями о продаже недвижимости.
— Может, вам чаю? У нас, правда, только в пакетиках.
— Мне кажется, мы зашли с какого-то не того бока, — сказал я. — У вас какие-то проблемы? Я не вовремя?
Секретарша, уже засунувшая кипятильник в железный чайник, а пакетик в беленькую кружечку, посмотрела на меня. Ее большие глаза расширились еще сильнее от новой волны удивления.
— А… Что вы хотели? — Спросила она с таким выражением лица, будто бы была чем-то заворожена.
— Мне нужно снять жилье на долгий срок. Может у вас есть какие-нибудь квартиры?
— Так вы не с ними? Просто вы так похожи на… — девушка замялась, сделала вид, что прочищает горло.
Потом она украдкой кивнула на единственную дверь — проход из приемной в кабинет.
— А. Вон оно что. Там очень особенные посетители? — Спросил я, глядя на дверь.
— Угу, — сказала девушка.
— Нет, я не с ними. Но меня часть принимают за кого-то подобного. Я присяду?
— Конечно, — покивала она растерянно.
— И от чая не откажусь.
— Ах да! Конечно-конечно!
Я сел на стулья из дома культуры, которые кто-то целой пятеркой притащил сюда и примостил у стены. Девушка передала мне кружку, забыв вытащить пакетик майского
