Овраг вытекал к городской улице, но, опасаясь машин, нырял под мост и широким раздольным охватом пытался обнять раскинувшееся перед ним море. Заремба из последних сил выбрался на трассу, ухватился за борт проезжавшего мимо грузовика. Легковушки засигиалили, то ли поддерживая его, то ли чертыхаясь: сами лезут под колеса, а ты отвечай. Водитель грузовика затормозил, и спецназовец, не желая выяснять отношения еще и с ним, отцепился и свернул в первый попавшийся двор.
На счастье, он оказался проходным. Но Заремба оставил просвет в арке с противоположной стороны для преследователей, а сам забежал в дальний подъезд дома. Как бы пригодился ему сейчас «Король джунглей»! Как точна и беспощадна стала бы его вооруженная рука!
Пока же промчался по узким лестничным пролетам на третий, последний этаж. Уперся головой в крышку, закрывающую выход на чердак. Замок висел внушительный, широченный и сияющий, как щеки Гайдара, и подполковник в отчаянии двинул его кулаком. И от неожиданности замер: «гайдар» висел на одной петле, для камуфляжа. Или ключник спьяну не поймал вторую скобу, или надеялись, что одним своим видом пухлощекий сторож отгонит Карлсонов, охочих полазить по чужим крышам.
Заремба всунул голову в пыльную, паутинную, скрипучую духоту чердака. Для острастки по‑хозяйски спросил:
— Кто здесь?
Кому там быть, если и голос побоялся ткнуться в самые замшелые углы и быстренько примолк, не родив даже эхо?
— Тогда мы здесь, — вытянул спецназовец свое тело с лестничной площадки. Предупредил и сдержал себя: — Только тихо.
Осторожно прикрыл крышку. Звякнул недовольный чем-то «гайдар», но как висел условной декорацией, так и остался — ни ключа, ни пользы. Похоже, в стране точно так же: щеки надуваем, а границы открыты.
Прислушался в ожидании, пока глаза привыкнут к темноте. Погоня, видимо, проскочила в арку. Ворвись она в подъезд, уже стучалась и вламывалась бы во все двери. Еще раз проверил сумку — висит под ветровкой. Как же они Туманова-то!.. Нет, нельзя надеяться, что, выбравшись из Чечни, оставляешь позади войну. В самой России она идет еще более тайная и подлая. Там хоть какой-то элемент защиты существует, тот же Приходько с блокпостом, а здесь — деньги, деньги и снова деньги…
Глаза постепенно привыкли к темноте, и в крыше стали просматриваться маленькие дырочки. Стараясь не греметь, на ощупь пошел к ним. Вот так же осторожно, на цыпочках, требовалось выбираться из ситуации, когда догадались, что их предали. Понадеялись на свое умение. А у врагов есть собственное мастерство и огромные возможности…
Не первый он, видать, ходил к дырочкам в торце крыши. Только дотронулся до досок, они податливо скрипнули, готовые отодвинуться и выпустить узника из темницы. Так что ни утерянный ключ, ни «Гайдар» здесь роли не играли: скорее всего чья-то жена бегала на тайные свидания или муж подобным образом возвращался домой. Или пацаны играли в войну.
Отодвигая по чуть-чуть доски, Заремба оглядел местность за приютившим его домом. С самого начала предполагал, что потайной ход во двор не прокладывается, а на улицу — тем более.
Так и оказалось. Дом боком выходил в заросли шиповника на склоне, взметнувшемся нагло перед самым носом у стенки. Три ступеньки пожарной лестницы давали возможность приблизиться к земле настолько, чтобы безбоязненно повиснуть на руках и не поломаться при прыжке. Металлические ступени пожарки, если и не отполированы, то и не ржавые, что подтверждало существование тайной тропы из дома.
— Это нам подходит, — прошептал Заремба. Просочился на стену, сполз по ней, повис на лестнице и спрыгнул на утоптанный под ней пятачок. Сразу, на всякий случай, отпрыгнул в сторону.
Тишина. Только потревоженные птицы шарахнулись по кустам, как застигнутые врасплох влюбленные парочки.
— Хорошо, хорошо, — подбадривал себя Заремба, вслед за птицами скрываясь в зарослях. Сердиты, колючи растения на юге. Листочки сжались в шипы, чтобы меньше влаги отдавать солнцу, а Заремба теперь страдай из-за этого.
Горушка вывела его на окраину города. Как он стремился сюда столько лет! Реабилитационных центров не нужно — дайте человеку вернуться в счастливое прошлое…
Только кто мог предположить, что в нем роятся пули. Травят собаками и «вертушками». Подло пыряют ножами.
Впервые что-то похожее на страх и отчаяние овладело подполковником. Куда идти и к кому идти? Что и как делать? Даже если он освободится от документов, за ним продолжат охоту до тех пор, пока не уберут. Или пока он не уберет сам тех, кто поставил ему черную метку.
В раздумьях и с долей отчаяния дождался темноты. Если ловушка подстроена из-за Нины, то путь к ней закрыт. А западню невольно мог подсказать журналист, которому он по сентиментальности рассказал о женском пляже. Значит, встряхнули и того. Сколько человек еще затронут эти бумажки, вместившиеся в поясную сумку?
Вспомнил свой лейтенантский отпуск, когда ночи не имели темноты и вмещались в три поцелуя. А все тревоги тех лет — покачивающаяся лунная дорожка на морских волнах и пограничники на берегу. Детский сад в песочнице!
И когда мы только отучимся жить воспоминаниями? Когда ностальгия перестанет подтачивать песчаные берега нашего сегодняшнего бытия? А оно именно песчаное, потому что не нашлось камня и гранита для нынешних времен.
Заремба откинулся на спину, но вынужден был тут же подхватиться:
— Черт!
Под плечи попал кусок битого бутылочного стекла. Который вовремя напомнил: нельзя расслабляться даже на ночь и ради сна. Нужно искать выход из капкана. Голосовать на трассе попутку исключалось: остановят на первом посту ГАИ. Остаться пожить здесь? Возможный вариант, но киллеры могут, закусив удила, перепахать весь частный сектор. Кстати, они с Василием так и не заплатили хозяйке. Да еще кто-то тянул их за язык подчеркивать свою принадлежность к армии. А Приходько? Похоронил ли он солдата? Что думает Нина о его неожиданном исчезновении?
Мысли невольно наталкивались на дела, либо незавершенные, либо скорбные. И раз за разом они возвращались к Нине. Оказалось, что ему совсем небезразлично, как отнесется дежурная к очередному его исчезновению.
Оставалось надеяться, что в кафе будут говорить о стрельбе и Нина догадается: события каким‑то образом связаны с ним, и он не сбежал от нее. Женщины крайне ранимы в таком возрасте, и все проблемы болезненно связывают со своим увяданием. А он найдет, обязательно найдет возможность еще раз увидеться и объясниться.
Второе — нужно передать деньги старушке. За причиненное беспокойство. И чтобы продолжала верить в людей. Третье — отыскать после войны Приходько. Четвертое — рассказать всю правду о «Кобре» журналисту. Пусть попробует написать о его друзьях. Чтобы о ребятах узнали другие люди, Это неправда, что все они были одиноки и никому не нужны.
Так что у него есть смысл остаться в живых хотя бы ради того, чтобы поставить памятник Ласточке и каждому погибшему спецназовцу.
Ну, и пятое — остается тайна документов и ответ Вениамину Витальевичу.
Я вернусь, — убежденно сказал в темноту Заремба. — И воздам каждому…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
И вновь Вениамину Витальевичу оказалось суждено увидеть, как рушатся на глазах памятники.
Шеф метался по кабинету, подлетал к окну и, наверное, впервые осознавал, как далек Кремль. Как бы то ни было, а оттуда руки длиннее, голос внушительнее, выбор средств в борьбе с противником безграничен.
— С какой интонацией он говорил?
— Злоба. Решительность и злоба: «Я вернулся. И вам воздастся». Звонили из городского телефонного автомата, потому что определитель показывал восьмерку. Но район зафиксировали — Курский вокзал.
— Плохо. Плохо, что упустили. Теперь представляешь, что может быть?
Хозяин кабинета закурил. Несколькими затяжками уничтожил сигарету и, как было в предыдущем кабинете, окурок вдавил в чистейшую пепельницу. Неужели один человек способен нагнать страх на тех, кто смог заставить президента сначала развязать, а потом и остановить войну в Чечне на выгодных для себя условиях? Если власть дрожит, то что тогда говорить о нем, простом клерке при этой власти? Неужели что-то начало меняться вокруг, а он не заметил? Неужели теперь придется только ждать и бояться?
Вениамин Витальевич судорожно потянулся за носовым платком…
Все хорошо (чеч.).
В обиходе — пулемет.
Скорее всего речь шла о Б. Н. Ельцине, имевшем почетное гражданство Туркменистана.
Обстрелять (арм. жарг.).
Убрать без следов, с разрешения властей (жарг.).
