Она пролепетала что-то неразборчивое.
— Что? Я не расслышал, что ты сказала.
— А нечего рассказывать-то, — сказала она чуть слышно, но более отчетливо.
— А тогда в Трудалене тебе было, что сказать. Да и потом тоже, как я понял.
— Да это я так просто наговорила…
Я наклонился вперед.
— Ты сказала все, что хотела, или что-то скрыла?
Она не ответила.
Я приготовил следующий вопрос, но Силье меня опередила:
— А им обязательно быть тут?
— Ты имеешь в виду Ларса и Клару?
— Да.
Я перевел взгляд на ее приемных родителей. Клара была в отчаянии, а Ларс, казалось, сейчас взорвется. Я успокоил их:
— Не расстраивайтесь, дети часто не решаются выговориться в присутствии родителей.
— Они мне не родители! — запротестовала Силье.
Ойгунн Бротет успокаивающе положила узкую ладонь на ее плечо.
— Мы можем и выйти, что ж! Если на то пошло, — с обидой произнес Ларс. — Мы вмешиваться не станем. Мы что? Просто заботились о девахе об этой. С тех самых пор, как ей пять годочков всего-то и было, и была она тогда одна-одинешенька на всем свете.
— Неправда! У меня была мама!
— Уж конечно! Была у нее мама. И мы все видели, что она с ней сделала.
— Ларс… не надо… — попыталась его удержать Клара. — Раз уж она не хочет, чтоб мы тут сидели…
— Да я об этом и говорю. Мы-то можем выйти. Кофе-то чашечку разрешат мне с собой взять или как?
Клара посмотрела на нас извиняющимся взглядом и увела Ларса, успев до того предложить нам угощение.
Я встал и закрыл за ними дверь.
— Теперь можешь рассказывать, Силье.
— Так я уже сказала: нечего рассказывать-то.
— Ну, как же нечего. Расскажи о вас с Яном Эгилем…
— Мы были хорошими друзьями. Мы же выросли вместе! А теперь мы с ним — любовники!
— По-настоящему?
— Что вы имеете в виду? — Она озадаченно посмотрела на меня.
— То самое… — Я взглянул на Ойгунн Бротет, но она меня поддерживать не собиралась. — Вы с ним спали?
Она вытаращила на меня глаза, как будто задавать такие вопросы было недопустимо. Но тут же густо покраснела и коротко кивнула.
— Да, — сказала она тихим голосом. — Много раз.
— А вы предохранялись?
— Да, предохранялись, — сказала она с насмешкой, но мне было все равно.
Я дружески кивнул, чтобы показать, что они поступили благоразумно. Ойгунн Бротет снисходительно посмотрела на меня.
— А в эти выходные? В ночь на понедельник?
— Да черт возьми! У ленсмана меня спрашивали то же самое. Я же не знала, что это так… — она осеклась.
— …так важно? Ах, брось, все ты понимаешь. В ту ночь, между прочим, на соседнем хуторе произошло двойное убийство.
— Ну и что? Ян Эгиль был здесь, со мной!
— Всю ночь?
Она подтвердила.
— Точно? Может, ты заснула? Ты ведь не караулила его всю ночь.
Ойгунн Бротет предупредительно кашлянула. Я сделал извиняющийся жест в ее сторону.
— Я думаю, что и он тоже спал.
— Но он же побывал дома, прежде чем вы отправились в школу. Он сам так сказал. — Поскольку она промолчала, я продолжил: — А вы не боялись, что вас застанут твои… Я имею в виду Ларса и Клару.
— Они ко мне никогда по ночам не заходят. Мы всегда слышали, когда они отправлялись в хлев, и тогда в поселок можно было выйти другой дорогой. Моя комната в другом конце дома, — пояснила она.
— И что же тогда произошло?
— Да сами вы знаете! В понедельник у нас в школе было много уроков, так что мы не виделись. А во вторник он в школу вообще не пришел. Поэтому я зашла к нему домой. Но, конечно, лучше бы я этого не делала.
— Так ты его видела? А Клауса и Кари?
Она отрицательно покачала головой.
— А почему ты решила сказать то, что сказала тогда… в Трудалене? Да и потом тоже?
Она вдруг разразилась слезами:
— Это все ради него! Я это сделала ради него. Но это не значит, что я верю в то, что это он натворил. Я просто… Я люблю его. Я хотела ему помочь…
— И поэтому ты назвала Клауса Либакка старым мерзавцем? — Она упрямо взглянула на меня сквозь слезы. — Так он был им? — Она не ответила. — Он приставал к тебе? — Поскольку она по-прежнему молчала, я спросил: — Почему ты не отвечаешь? Потому что все это выдумка? Ты это придумала, чтобы объяснить, почему ты сделала то, чего на самом деле не делала? Или ты только сейчас поняла, что это дало бы Яну Эгилю настоящий мотив для убийства? Серьезный мотив.
И тогда Силье замолчала совсем — она не произнесла больше ни слова. Я вопросительно посмотрел на Ойгунн Бротет, но та только пожала плечами. Ей добавить было нечего.
В конце концов я встал и сказал:
— Что ж… В таком случае вопросов у меня больше нет. Я надеюсь, что ты переживешь все это, Силье, и в твоей жизни все будет хорошо.
Она тряхнула головой, пристально посмотрела на меня сквозь слезы, застилавшие ей глаза. Я выждал секунду, но она так ничего и не сказала. Я оставил ее вдвоем с Ойгунн Бротет и снова вышел в кухню.
Клара и Ларс сидели у стола, держа по чашке остывшего кофе. Ни один из них, насколько я заметил, к нему даже не притронулся. Когда я вошел, Ларс смотрел прямо перед собой, а Клара нервно взглянула на меня.
— Вы знали, что между Силье и Яном Эгилем была любовная связь?
У Ларса еле заметно дернулся рот, а Клара ответила:
— Да… Нет… Мы видели, конечно, что они все время вместе.
— Она сказала, что они провели вдвоем всю ночь на понедельник. У нее в спальне.
Ларс еще больше помрачнел, а Клара сказала:
— Да, мы заметили. Но мы ни о чем таком даже и не думали! А то бы мы вмешались.
— Я надеюсь, вы не станете ее за это ругать. Помните, что она пережила колоссальный стресс.
Клара кивнула; муж и жена молчали.
— А какое впечатление у вас о Яне Эгиле?
— Он мне никогда не нравился! — громыхнул Ларс. — С самого начала с ним было что-то не так.
— Когда они были маленькими, они так мило играли вместе, — вмешалась Клара. — Но в последнее время они встречались не здесь, а в каких-то других местах, поэтому мы с ним уже не так близко общались.
Ларс кивал, соглашаясь.
В кухню вышла Ойгунн Бротет и взглянула на меня:
— Вы можете отправляться. Я задержусь: хочу еще немного побеседовать с Силье.
Клара и Ларс согласились.
— Так я и сделаю, — сказал я, не показывая, что меня это раздосадовало.
Никто не вышел во двор, чтобы меня проводить. Перед тем как сесть в автомобиль, я оглянулся по сторонам. В окружении высоких скал лежал передо мной Аньедален — заповедное место, где изо всех щелей так и лезет мир и согласие, составляя сногсшибательный контраст с теми страшными событиями, что произошли тут на последней неделе.
Я перевел взгляд на Трудален и подумал о том, что произошло там — тогда и сейчас. Мне вдруг показалось, что эти две пары несчастных влюбленных — будто отражение друг друга: Мадс Андерсен и Мария Хансдоттер в 1839-м — Ян Эгиль Скарнес и Силье Твейтен в 1984-м. Птицы парили на пронизанном солнцем ветру, а для человека единственной возможностью вырваться на волю после многолетнего искупления чужих грехов была смерть. Смерть была центром, вокруг которого вращалась вся Солнечная система.
Вернувшись в Фёрде, я попытался связаться с Йенсом Лангеландом, но это оказалось невозможно: он был у Яна Эгиля и просил, чтобы их никто не беспокоил.
Тогда я решил предпринять последний штурм кабинета ленсмана. Я заявил, что у меня есть информация, которая может изменить ход расследования двойного убийства. Стандаль настоял, чтобы к разговору присоединился представитель Крипос.
Это был тот же самый крепко скроенный, коротко стриженный следователь, который принимал участие в пресс-конференции.
— Тор Фрюденберг, — представился он, одарил меня кратким рукопожатием и любопытным взглядом, а потом отошел к стене и, скрестив руки, приготовился выслушать мой рассказ.
Я поведал им все, что мне удалось выяснить о возможной связи между делом о контрабанде спиртного в 1973-м и убийством Клауса и Кари Либакк. Я рассказал о Терье Хаммерстене, о его делах со Свейном Скарнесом и намекнул на большие деньги, которые мог хранить у себя на хуторе Клаус Либакк.
Они терпеливо выслушали. Когда я закончил, Стандаль сказал:
— Вы еще вчера сообщили о подозрениях относительно этого Хаммерстена. Могу вас успокоить: мы уже выписали ордер на его арест и разослали его описание, так как считаем, что его допрос может быть важен для следствия. Мы также выяснили, где он находился во время событий тысяча девятьсот семьдесят третьего года.
— И где же? — поинтересовался я.
— В тот день, когда произошло убийство, он был в Бергене.
— У кого? У своих дружков? — не сдержал я усмешки.
— Этот факт установлен следствием, и опровергнуть его алиби не представляется возможным.
