Ответ поразил своей прямолинейностью.
Подняв на собеседника карие глаза, Артем безо всякой рисовки ответил:
– Из-за страха. – Поймав в глазах собеседника недоумение, пояснил с едва затеплившейся улыбкой: – Знаешь, я всю жизнь боюсь быть непонятым, боюсь не добиться поставленной цели, боюсь, что стану перед кем-то пресмыкаться, и вот поэтому постоянно себя подстегиваю и преодолеваю. Все, что я делаю, я делаю исключительно из-за собственного страха.
Странное суждение – большую часть своих подвигов он совершил благодаря тому, что преодолевал свою природу.
В какой-то степени ежедневная борьба с собой стала для него второй натурой. Смеясь, Артем Румаков рассказывал: когда он был прыщавым подростком, проехать в трамвае без билета расценивалось им как своеобразный подвиг.
Когда ему становилось особенно трудно, он вспоминал свой невольный страх перед кондуктором.
Так что лучшего напарника было не найти.
Встретились приятели в небольшом летнем кафе. Столики были вынесены на улицу, два размещались в опасной близости от мостовой. Повертев головой, Румаков выбрал тот, что находился на самом краю.
Весьма неосмотрительное решение!
Фомичу вдруг подумалось, что Румаков его проверяет. Ведь между мостовой и кафе не было ограждения, а машины здесь проскакивали с такой скоростью, как если бы имели твердое намерение смести близстоящие столики, а заодно и тех, кто за ними расположился.
Румаков сел лицом к движущемуся потоку, так что в случае опасности у него останется добрых пара секунд, чтобы отскочить в сторону.
Напротив Артема оставался один свободный стул, и Фомич опустился на него, спиной к плотному автомобильному потоку. Кирилл был уверен, что сейчас во всей Москве не было более рискованного места, чем это придорожное кафе. Так что у него были весьма призрачные шансы на спасение.
Придется дерзнуть, не заваливать же дело из-за чрезмерной осторожности. Казалось, Румаков прочитал его мысли, во всяком случае, в уголках его губ появилось нечто похожее на усмешку.
– Так о чем пойдет разговор?
Подняв два пальца, Артем подозвал официанта, а когда тот подошел, он, едва шевеля языком, заказал две чашки кофе.
Фомич давно обратил внимание на то, что многие действия тот совершал с нарочитанной ленцой, как если бы делал одолжение всему свету, и при этом его совершенно не волновало мнение собеседников. Немногочисленных приятелей его поведение порой раздражало. Но Румаков никому не навязывал своего общества, не нравится – можете уходить!
– Тут такое дело… Не знаю, как и начать, – сдержанно проговорил Фомич, думая, как бы отсечь множество деталей, которые могут только усложнить картину. Говорить в общих словах тоже нельзя. Несмотря на простоватый вид, Артем был умен и мог догадаться, что от него что-то скрывают. Этого не любит никто, а потом, кому же охота подставляться зазря!
– Не напрягайся, говори о главном, – подсказал Румаков, заметив терзания приятеля. – Нужда будет, потом все расскажешь в деталях. Я тебя знаю давно, ты бы просто так не потревожил.
Кирилл почувствовал облегчение, многие подробности отпадали сами собой.
– Ты знаешь Настю?
– Как-то видел, славная девчонка, – сдержанно отозвался Румаков.
Подошел официант и, поставив на стол две курящиеся чашки с кофе, удалился.
– Ее взяли в заложницы.
– Кто?
– Не знаю… Они мне звонили по телефону.
– И что они от тебя хотят?
– Чтобы я принес им одну… антикварную вещь.
– Так в чем же дело? Отнеси!
– Мне нужна твоя помощь. Без тебя мне не справиться… Я боюсь, что меня просто пристрелят, когда я буду передавать этот предмет.
Чашка была очень маленькой. Столь же неудобной была и ручка, в нее мог пролезть только палец. Так что держать ее не получалось. Странно, что посетители заведения не опрокидывали себе на колени раскаленный напиток.
Руки у Румакова были привычны к жару – он держал раскаленную чашку как самый обыкновенный предмет.
Едва пригубив, поставил:
– А почему бы тебе не обратиться к ментам? Выслушают, поймут, окажут содействие.
– Как тебе сказать… За этот предмет с меня самого могут спросить строго. В общем, приобретен он незаконно.
Понимающе кивнув, Румаков сказал:
– Кажется, начинаю соображать. А что за предмет, если это не такой большой секрет?
– Какие могут быть от тебя секреты? – отмахнулся Кирилл.
Стараясь придать голосу как можно более равнодушный тон, заговорил:
– Обыкновенное античное копье… Возможно, среди коллекционеров оно редкость. Отсюда и такой нездоровый интерес.
– Странно, однако. Может, оно золотое?.. Хотя даже кусок золота не стоит такой рискованной игры. Может, оно имеет какую-то историческую ценность?
Кирилл невольно сглотнул комок. Румаков парень проницательный, повидал всякое, а потому для него подобный ребус – орешки!
– Возможно… Но точно не знаю. Я выполнял заказ, вытащил то, что нужно было заказчику, а заодно прихватил и эту безделицу.
– Понравилась?
Лукавить не стоило. Чем меньше вранья в разговоре, тем легче его вести. И, расслабляясь, Кирилл ответил:
– Понравилась.
– Только все-таки странно, как это они узнали, что у тебя имеется эта вещь, и что в ней такого ценного, что за нее убивают? Ладно, ладно, не тушуйся. И какую роль ты мне отводишь во всем этом деле?
Кирилл не сомневался в том, что Румаков уже проанализировал ситуацию и прекрасно представлял собственную роль. Вот только по какой-то прихоти продолжал разыгрывать полное непонимание. Он любил поиграть в простака.
– Ну-у, я думал, ты мне как-то подскажешь. У тебя все-таки боевой опыт.
– Ну да, ты в отличие от меня способен только вскрывать замки. Это ты хочешь сказать?
В словах злая ирония. Видно, кофе приготовлен отвратительно, вот и бьет по мозгам.
Подняв чашку, Кирилл сделал первый глоток. Невольно поморщился – такую горечь следует закусить добрым куском рафинада.
– Примерно так… В военном деле я и в самом деле полный профан. Но ты, кажется, иронизируешь?
– Вовсе нет, – правый уголок губ Румакова предательски дрогнул и медленно пополз вверх. – Никакой иронии. Я спрячусь где-нибудь на верхотуре здания, и когда они появятся с твоей подругой, я их просто перестреляю, как цыплят. А потом спокойно уйду. Каждый останется при своем. Ты заберешь свою подругу, а я получу удовольствие от стрельбы. Разве ты не знал, что мой конек – это стрельба по движущимся мишеням?
Вот так всегда, в голосе ни намека на иронию, а в горле снова ком. Накатило раздражение.
– Послушай, Артем, я, разумеется, очень ценю твой юмор, – глухо заговорил Кирилл. – Только сейчас не самое подходящее время для шуток. Если ты не согласен мне помочь, то так и скажи!.. Отваливай в сторону, и будем считать, что наш разговор не состоялся. Попробую как-нибудь управиться без тебя.
Громкий автомобильный сигнал заставил невольно вздрогнуть всех присутствующих, где-то позади за столиком раскололась опрокинутая чашка, и в следующую секунду послышался пронзительный свист тормозов, от которого заледенело в печенках. Вот сейчас грузовик, не вписавшись в поворот, проедет через придорожное кофе и раздавит всех, кто находится за выносными столиками.
Кириллу хотелось броситься прочь от опасного места, но, натолкнувшись на снисходительную усмешку Румакова, он остался. Это тест на выдержку. Кирилл отчетливо осознал: от того, как он себя поведет, будет зависеть, поможет ему Румаков или нет.
Помятое ограждение отлетело в сторону, что-то тяжеловато задребезжало сбоку, затем опрокинулся раскладной столик. Позади раздался испуганный вскрик, а с близстоящих столиков прозвучала ругань вслед отъезжающей машине.
Боковым зрением Кирилл заметил, что это был черный «Хаммер». Вот сейчас самое время допить кофе, тем более что он успел остыть. Приподняв чашку за махонькую ручку, отпил. Сидели молча, как если бы ничего не произошло, на губах Румакова блуждала все та же снисходительная улыбка.
Наконец Румаков разлепил уста.
– А ты молодец, хладнокровия тебе не занимать. Другой на твоем месте хотя бы оглянулся или отскочил в сторону, а ты даже не дернулся, только побледнел слегка… Знаешь, не ожидал… Приятно удивлен, такой выдержкой может похвастаться не каждый.
Внутри у Фомича отлегло.
– Так что мы решили?
– Хорошо, я помогу тебе, – кивнул Румаков. – Только давай никакой самодеятельности! Ты должен всецело слушаться меня. Могу согласиться только на таких условиях. Договорились?
– Разумеется. У тебя опыт, тебе и решать.
– Тут еще есть некоторый момент… Знаешь, в последнее время я поиздержался…
– Сколько ты хочешь? – перебил Фомич.
– Пять тысяч баксов… – Губы Глушкова дрогнули, что было расценено Румаковым как крайняя форма неудовольствия, и он заговорил несколько быстрее, явно оправдываясь: – Может, тебе показалось, что я романтик, но пойми меня правильно, романтики тоже хотят есть и пить, у них, как и у всех, имеются девочки, которые хотят развлечений и подарков.
