«Дура она все-таки, – подумал Глеб, – так хохочет, что все может испортить. Не в настроении я сегодня. С бомбой проморгал, да и с братьями Петуховыми долго провозился А теперь решил устроить увеселительный круиз с бабой. Все, к черту! Внимание, только внимание!»
Глеб на цыпочках подобрался к занавеске и выглянул из-за нее в салон. И как раз вовремя. Он увидел, как уже знакомый ему помощник пилота с пистолетом, нацеленным на занавеску, за которой Прятался Глеб, крался по проходу, делая пассажирам знаки рукой, чтобы молчали.
«Не сидится же ему! – подумал Сиверов. – Никак, он связан с, братьями Петуховыми. Не хочется лететь ему в Пулково. Ну иди же сюда, иди…»
Глеб перехватил нож лезвием к себе, сделал шаг к туалету, где пряталась Лайма.
– А теперь кричи! – сказал он таким шепотом, что ослушаться было невозможно.
Лайма вытаращила кукольно голубые глазки и пронзительно завизжала, словно ей случайно защемили грудь дверью. Помощник пилота на мгновение приостановился, лицо его окаменело. Затем он зло усмехнулся.
«Если она кричит, значит, террорист где-то рядом с ней, в туалете, и можно подобраться поближе».
Стволом пистолета он отодвинул коричневую занавеску и хотел сделать шаг вперед, продолжая неотрывно глядеть на приоткрытую дверь. Нелегко дался ему этот шаг. Пот выступил на лбу. Сиверов, притаившийся с другой стороны входа, спокойно пропустил его. Затем молниеносным движением сжал летчику запястье и втащил того в узкий тамбур. Подняв руку помощника пилота с пистолетом Макарова вверх и крепче сжав пальцы, Глеб посмотрел ему в глаза.
«Нет, все-таки он не из одной компании с братьями Петуховыми. Слишком пристойно выглядит, глуповат, но смел, азартен, хотя и плохой игрок».
– Дурак, расслабь руку, а то еще чего доброго выстрелишь, – Сиверов смотрел ему прямо в глаза.
Но летчик не собирался бросать пистолет. Он пытался левой рукой дотянуться до горла Сиверова. Глеб сильнее сжал пальцы. Лицо помощника пилота исказила боль. Глеб еще сильнее сжал запястье, и помощник пилота, чуть не теряя сознание от нестерпимой боли, медленно опустился на колени. Пальцы разжались. Глеб подставил руку и поймал на ладонь падающий пистолет.
– Вот так-то будет лучше. И не шути с оружием, приятель, если толком не умеешь им пользоваться. А теперь скажи: мы точно идем в Пулково или, может быть, вы опять мудрите?
Помощник пилота бледными, словно испачканными мелом губами, прошептал:
– Да.., да.., точно летим на Питер. Если Пулково примет, значит, сядем там.
– Скажи командиру, что никаких «если». Только в Пулково. Теперь иди.
Летчик подхватил левой свою правую руку, кисть которой висела, как сломанная ласта, и морщась от боли, потирая запястье, направился к кабине. Сиверов быстро вытащил магазин из пистолета и осмотрел. Магазин был полон. Уже не глядя, Глеб вогнал магазин в рукоятку и бросил пистолет в карман.
В щели между переборкой и дверью поблескивал любопытный глаз Лаймы.
– Это не твой жених случайно? – улыбнулся Глеб.
– Зачем вы с ним так?
– Хороший мужик?
– Да.
– Я знаю, что хороший. Был бы трусливый, не полез бы сюда. Наверное, шел тебя вызволять.
– Наверное, – гордо и самодовольно улыбнулась Лайма.
– Угадал? Он твой жених?
– К сожалению, не мой. Мой навряд ли пошел бы, у него пистолета нет. Послушайте, а зачем вы угнали самолет? Чего вы добиваетесь?
Глеб прикинулся простаком.
– Понимаешь ли, я.., сочувствую генералу Дудаеву. Знаешь такого? Целых полгода в Чечне против русских воевал в литовском батальоне. Так вот, хочу потребовать, чтобы войну в Чечне остановили.
– Вы думаете, этим можно добиться остановки войны? – абсолютно серьезно поинтересовалась стюардесса.
– Вода камень точит. По капле, по капле… Радуев, Басаев, теперь я.
– А как ваша фамилия?
– Дебилюнас моя фамилия.
– Так ты литовец? – перешла на «ты» Лайма.
– У меня тоже мама русская.
– А папа у тебя не юрист?
– Папа у меня не юрист, а покруче будет. Папа у меня хороший человек. В шашки по вечерам любит поиграть, рыбок в аквариуме разводит. А вот братья мои все террористы.
– Много у тебя братьев?
. – Да штук пять, наверное, осталось на сегодняшний день. Мой отец неразборчив был и женщин имел море. Он ездил по России и соблазнял красоток.
Тут Глеб спохватился, что не знает ни слова по-литовски. Но Лайма, наверное, не могла этого проверить. На всякий случай он сказал:
– Только вот помер он рано, когда мне два года было. Так что научить языку не успел.
И тут в динамиках по салону раздался голос:
– Пристегните ремни! Самолет заходит на посадку. За окном уже порядком стемнело. Глеб все-таки опасался подвоха.
«Черт их знает, сказали – Пулково, а завезут в Таллинн, потом выпутывайся И впрямь в тюрьму угодить можно, там тебя Крапивин не спасет».
Глеб все-таки успокоил себя, что накладок произойти не должно. Какого черта гнать самолет в Таллинн, если он потребовал в Пулково? Все страны подписали соглашение о выдачи террористов и в принципе все равно, где садиться.
Вскоре показались огни аэропорта. Глеб вздохнул с облегчением. Все-таки Пулково! Он узнал его сразу. Архитектуру Пулково нельзя ни с чем спутать. Особенно сверху, когда видишь стеклянные колпаки над зданием терминала.
Приземление было мягким. Самолет замер.
Глеб кивнул Лайме:
– А вот теперь мне придется с тобой немного повозиться. Ты красивая, тебя пожалеют. Никто не захочет, чтобы такую девушку застрелил террорист. Ты уж прости меня.
Сиверов резко схватил девушку за руку, поднял ее на ноги, прижал спиной к себе и приставил к ее виску пистолет.
– Пошли…
– А сам по себе он не выстрелит?
– Не бойся, – прошептал Глеб, – пистолет стоит на предохранителе.
Они вышли из-за занавески.
– Одно лишнее движение и я се пристрелю! Никому не двигаться! Руки держать на виду!
Вместе с Лаймой он миновал салон и добрался до кабины пилотов. Командир уже ждал его у двери кабины.
– Командир, включите рацию!
– Что с людьми, с экипажем? – растерялся командир лайнера.
– Всех можно отпустить, кроме стюардессы и тех двоих, – Сиверов через плечо кивнул на братьев Петуховых, которые корчились на заднем сиденье, пытаясь вызволиться.
Но Глеб знал – эти попытки бесполезны. Что-что, а узлы завязывать он умел.
Глаза командира просияли Каким-то десятым чувством пилот понял никакой перед ним не террорист. Все происходит словно понарошку. Но спорить, что-то выяснять он не стал. Скорее покинуть самолет, а там будь что будет.
Глеб бросил взгляд в иллюминатор. Вокруг лайнера уже замыкал кольцо оцепления спецназ, стояли две пожарные машины. К самолету подали трап и автобус. Сиверову даже показалось, что он узнает Крапивина. Тот прохаживался с автоматом в руках возле бронетранспортера.
Через семь минут салон был пуст. Последним, как и положено, ушел командир.
И тут зазвучал леденящий душу голос из мегафона:
– Дебилюнас, сдавайтесь, вы окружены! Глеб усмехнулся, усадил стюардессу на одно из сидений, вновь взял микрофон рации в руки.
– Кто со мной говорит?
– Полковник Крапивин, – зазвучал металлический голос.
«Ну и дурак, старается, – подумал Глеб. – Но ничего, я тебя сейчас подколю».
– Передаю свои требования, – напустив столько же металла в голос, как было у полковника Крапивина, произнес Глеб. – Я требую свободу Чечне, требую, чтобы ее выпустили из состава России. Да здравствует Дудаев!
Крапивин поморщился, как от зубной боли. Ему хотелось крикнуть в мегафон: «Глеб, ты мудак!» Но он тяжело перевел дыхание слишком много посторонних людей – представителей прессы, операторов телекомпаний. Нужно было отыграть спектакль до конца. Да и разговор по рации прослушивался десятками ушей.
Полчаса, а может быть, и больше шли переговоры полковника Крапивина с Глебом Сиверовым Глеб стоял на своем: угрожал взорвать самолет, убить троих заложников, если ему не предоставят связь с самим Черномырдиным. В общем, все шло как по писаному. Наконец Крапивин не выдержал:
– Даю вам десять минут на размышление, Дебилюнас, иначе мы возьмем самолет штурмом!
– Тогда я его взорву, – отвечал Сиверов, сидя в кожаном кресле командира корабля.
Он прекрасно понимал, что сейчас делают люди полковника Крапивина. К хвостовому люку уже подбирался спецназ, имитируя, будто в салон собираются напустить слезоточивый газ. Когда Глеб услышал, что открывается люк, он несколько раз выстрелил в потолок. В ответ послышалась автоматная очередь. Лайма от страха забилась под сиденье, уже не думая о том, что может порвать колготки и на втором колене.
Наконец появился и сам полковник Крапивин – в камуфляже, в шлеме с поднятым забралом. В его руках была сумка.
– Ну ты прямо космонавт! – нагло рассмеялся Глеб Сиверов.
