– А ты – мудак! – наконец-то смог произнести заветное слово Крапивин. – Какого черта ты кричал про Дудаева, про Чечню? Мы так не договаривались.
– Скучно стало, – Глеб поднялся, распрямляя затекшие ноги. – Мне пришлось битый час в туалете просидеть, хорошо еще, что с девушкой. Кстати, как она там? – вдруг забеспокоился Глеб. – Кажется, не беременна, – произнес он, выволакивая Лайму из-под сидения.
«Мудак!» – чуть не закричал Крапивин, поняв, что Глеб подставил его еще раз. Лицо полковника побагровело.
– А что такое?
Лайма не должна была слышать их разговора, не должна была знать о подоплеке. Крапивин надеялся, что Сиверов запер ее где-нибудь подальше. Глеб отряхнул стюардессе юбку и, ласково обняв, повел девушку к выходу.
– Знаешь что, девочка, иди-ка ты отсюда!
– Почему?…
– Тут матом ругаются.
Лайма смотрела на мужчин, ровным счетом ничего не понимая: почему спецназ так мило обходится с террористом? К чему была стрельба?
– Все, иди. И скорее выходи замуж. Не стреляет он сейчас только потому, что боится ранить тебя.
– До свидания… – пробормотала Лайма. Продолжая оглядываться, она сбежала с трапа, где тут же попала в руки спецназовцев, которые повели ее к специальному автобусу.
– Ну что ж, – вздохнул Глеб, – обивку я тут попортил, будет на кого списать, когда самолет вернут латышам. Сейчас выйдешь к журналистам, станешь героем дня. Как же, дудасвского эмиссара из литовского батальона ликвидировал! Может, еще и орден получишь.
Крапивин рассмеялся.
– Подожди, еще этих двух.., вытащить надо. Он подошел к братьям Петуховым, которые уже, конечно, догадались в чем дело.
– Что, орлы, прилетели? Теперь вы надолго сядете, ой надолго. Или, может, сделать так, чтобы террорист убил парочку несговорчивых заложников? Хотя нет, вы еще многое расскажете. Пошли вон!
Полковник махнул рукой. Вместо ремней на руках братьев Петуховых появились наручники.
– В машину их и сразу же в управление! Я буду там попозже.
Глеб немного постоял, глубоко дыша.
– А теперь давай носилки.
– Они уже давно в салоне, – Крапивин подвел Глеба к брезентовым носилкам.
– Ложись и не шевелись.
Глеба накрыли простыней с пятнами крови. Из-под материи торчали только ботинки с рифлеными подошвами.
– Ну что, с Богом! – сказал Крапивин. Спецназовцы взяли носилки и осторожно, чтобы не перевернуть их, стали спускаться по крутому трапу. Когда Глеба уже вталкивали в машину «скорой помощи», через оцепление прорвался репортер с камерой на плече. Действовал он профессионально: сговорился с другим репортером, тот первым рванул к спецназовцам, принимая на себя основной удар, началась возня. Воспользовавшись замешательством, второй телеоператор бросился в образовавшуюся брешь.
– Нет-нет, – я попозже дам интервью. Выключите камеру, – распорядился Крапивин, – а то прикажу сейчас же забрать у вас кассету.
Тележурналиста оттащили спецназовцы. Задняя дверца «скорой помощи» со щелчком захлопнулась, и, взвыв сиреной, машина понеслась к недалекому выезду с летного поля. Глеб Сиверов встал с носилок, брезгливо сбросил с себя окровавленную простыню.
– Слава Богу, ни в чем не испачкался, – он постучал в перегородку водителю.
Матовое стекло отъехало в сторону, и Глеб увидел мужчину в форме с погонами майора.
– Я думаю, мне надо назад. В Москву-то лететь снова из Пулково.
– Сейчас будет машина, – пообещал майор. И впрямь, «скорая» через пять минут остановилась, поравнявшись с черной «волгой», замершей на обочине. Глеб попрощался, пересел в легковую машину. Полковник Крапивин встретил его в аэропорту, и у них оставалось еще время выпить по чашке кофе. Они сидели в небольшой комнате за низким журнальным столиком.
– В принципе, ты молодец, Глеб. Я и не думал, что ты все так лихо устроишь. Честно говоря, волновался.
– Какое волнение, – рассмеялся Глеб. – Перебора не было?
– Актер из тебя, Глеб, никудышный, да и акцент у литовца Дебилюнаса, когда ты вышел на связь, был какой-то странный – не то немецкий, не то английский. Во всяком случае не литовский, это точно.
– Ну и черт с ним. Может, так оно и лучше. Сиверов запустил руку во внутренний карман и отдал полковнику Крапивину документы. Затем, поколебавшись, достал и пистолет.
– Там в экипаже есть хороший парень, помощник пилота. Это его штука, отдай. Думаю, у него могут возникнуть неприятности.
– Да нет, мы все уладим. "Самолетом уже занимаются, половину груза урана отыскали, теперь дело за второй половиной.
Запищала рация. Крапивин приложил ее к уху и коротко назвался:
– Полковник Крапивин слушает! Ему доложили, что найден уже весь груз. Помогли братья Петуховы, они решили не запираться.
На лице полковника появилась благостная улыбка.
– Ну вот и все, Глеб. Спасибо тебе, за деньгами дело не станет. Все, что смогу.
– Так я и знал! Когда доходит до денег, то всегда отделываются красивыми фразами.
– Я тебя хоть раз подводил?
– Подводил, – уверенно сказал Глеб.
– Больше не буду, – пошутил Крапивин.
– Слушай, приятель, – Глеб подошел к зеркалу и запустил пальцы в свои черные волосы.
– Да?
– Эта краска чем-нибудь смывается?
– Обижаешь.
Крапивин заставил Глеба переодеться, а затем повел его по длинному служебному переходу.
– Я для тебя все приготовил.
А тем временем в Риге люди из службы латвийской безопасности уже вовсю изучали машину, принадлежавшую Людгардасу Дебилюнасу, поднимали из архивов его фотографии, постоянно держали связь с Питером. Оттуда им сообщили, что Людгардас Дебилюнас убит в перестрелке при захвате лайнера, и что тело его смогут вернуть не раньше, чем закончится экспертиза. Также сообщили, что на борту самолета находились братья Петуховы, Артур и Станислав, которые задержаны, поскольку на их арест уже давно есть ордер, подписанный прокуратурой Российской Федерации.
Полковник Крапивин не стал требовать возвращения денег, выданных в начале операции, ведь Глеб мог их потратить Уже по своим документам Сиверов улетал в Москву последним рейсом. Во время полета он мило улыбался стюардессе, был любезен со своей соседкой по креслу, помогая ей отгадывать кроссворд. Время полета прошло незаметно, и Глеб даже удивился, когда объявили о том, что самолет заходит на посадку.
Сразу же в аэропорту он взял такси и огорошил водителя тем, что не нужно ехать в Москву. Уже в половине второго Глеб вышел из машины у крыльца дома отдыха, у закрытых изнутри на швабру дверей. Ему пришлось долго стучать, прежде чем заспанный вахтер соизволил открыть.
– Шляются неизвестно где, – пробурчал старик, – а потом ночью им двери открывай…
– Ничего страшного, отец, – сказал Глеб, отодвигая вахтера плечом.
Он даже побоялся спросить, здесь ли Ирина. Вдруг она обиделась на него и решила уехать в Москву?
Сиверов взбежал по лестнице и остановился у двери номера. Потрогал ручку – заперто, света внутри нет. Постучал.
– Кто там? – спросила Ирина.
– Я.
Дверь тут же открылась. Быстрицкая бросилась обнимать Глеба.
– Боже мой, не думала я, что так быстро. Зачем было ехать ночью?
– Как это зачем, – усмехнулся Глеб, – мы же с тобой не успели договорить, даже не успели толком поссориться.
Ирина покраснела. Закрыла дверь, с тихим щелчком заперла ее на ключ.
– Аня спит, – шепотом произнесла она, – так что не шуми.
Глеб чувствовал себя усталым, прошел в гостиную. На столе стояла непочатая бутылка коньяка и две чистые рюмки. В вазе штук пять апельсинов, прикрытых сверху шоколадкой. Глеб и Ирина сели по разные стороны стола, Сиверов вынул пробку, налил и, дождавшись, пока Ирина пригубит рюмку, выпил сам. Ноги болели. Глеб подвинул стул, забросил на него ноги, обутые в тяжелые ботинки, и подмигнул Быстрицкой.
– Сейчас минут десять посижу, приду в себя. Потом разуюсь.
– Понимаю, чукча лыжи снять хочет. У тебя несносная манера предварять все словами.
Ирина отломила кусочек шоколада и принялась его грызть.
– Почему ты не кусаешь, а грызешь?
– Не знаю, привыкла с детства. Мне казалось, что так вкуснее.
– Ты экономила шоколад?
– Наверное. А сейчас я боюсь потолстеть, Глеб кивнул на бутылку.
– Еще налить?
– Нет, не сейчас.
– А я выпью.
С рюмкой в руках Сиверов сидел, глядя на Ирину. Быстрицкая чистила апельсин и, чтобы скоротать время, то и дело поглядывала на экран телевизора. Показывали последние новости, заключительный выпуск Звука почти не было слышно, но немного привыкнув, Глеб даже заволновался, что телевизор разбудит девочку.
– Может, выключить?
– Да нет, Глеб, этот телевизор для меня вроде пылесоса – помогает мне убрать весь мысленный мусор, скопившийся за день в голове.
Сиверов повернул голову, и ему сделалось немного неприятно. Показывали пулковский аэропорт, самолет, оцепленный спецназом. А затем мелькнули фотографии "Людгардаса Дебилюнаса – черно-белые, наверное, взятые из какого-нибудь уголовного дела. Испуганные пассажиры заходили в автобус. Вот сбежала с трапа стюардесса Лайма. Она то и дело оглядывалась.
