– Две тысячи – ты представляешь? – Квитко разволновался и налил еще по сто. – Это же уму непостижимо! Я думаю, что здесь не обошлось без Центральной конторы. Наверняка они решили произвести решительную зачистку и, догадываясь кое о чем, ничего не сообщили по регионам.
– Возможно… – Емельянов задумчиво взял стакан и посмотрел его на свет, – возможно… Но у меня есть другое предположение. То, что они, как ты сказал, догадываются кое о чем – ерунда. Там, в Центре, тоже люди сидят, и они тоже хотят кушать булку с икрой. У меня есть некоторые связи, так что…
Он резко опрокинул в рот водку и, поморщившись, продолжил:
– Так что я бы знал. А вот если это война организаций, тогда получается совсем другой коленкор. Ведь посмотри – те структуры, которые были в городе, и структурами-то назвать нельзя. Ну, приехал какой-то хачик, которому повезло, что он смог провезти шесть килограммов товара. Вокруг него сразу образуется временная, подчеркиваю – временная структура, причем, конечно же, наши люди там в первых рядах.
– Были, – хмыкнул Квитко, – если Балкон мертвый, то и Француз наверняка тоже. Так что про наши денежки можно забыть.
– Да, наверняка, – Емельянов поджал губы и кивнул, – но я говорю не об этом. В том, что происходит, я вижу нечто… Нечто очень интересное и, возможно, полезное для нас.
– Для нас – это для нас? – спросил Квитко, многозначительно посмотрев на Емельянова.
– Ну, а для кого же еще, – усмехнулся Емельянов, – не для Прикладова же!
– Приложить бы этого Прикладова… – пробормотал Квитко. – Сидит, как прыщ, только работать мешает…
– А ты не беспокойся, его и без нас приложат. Он вроде как и борзой такой, резкий, но тоже не без греха. Причем его грехи не то, что наши. Там поинтереснее дела будут. Так что не думай о Прикладове, а думай о нас.
– Да я думаю… – вздохнул Квитко.
– Это хорошо, – кивнул Емельянов, – но сейчас ты лучше не думай, а слушай, что я тебе говорю. Потому что тут начинаются интересные дела.
Емельянов почувствовал, что водка, с одной стороны, расслабила его, а с другой – несколько воодушевила, и поэтому мысли текли без запинки, смело поворачивая в любую сторону, что было весьма полезно при разрешении сложных проблем.
– И дела эти вот какие… Слушай меня внимательно и вникай. Мой личный опыт, а ты знаешь, что он у меня имеется, говорит – затевается большое дело. Очень большое. Такое, какое нам и не снилось. И на те деньги, которые мы потеряли за этот месяц, можно просто плюнуть. Сейчас я скажу тебе, что происходит.
Емельянов сделал паузу и посмотрел в потолок.
Когда он говорил о своем опыте, это не было пустой похвальбой полковника, принявшего на грудь двести граммов водки. Опыт у него был, и была интуиция. И его интуиция, подогретая спиртным, выдала на гора готовую схему того, что происходило в Городе, а скорее всего – и во всей стране.
– Значит так. Россия – страна отсталая. Во всем мы подражаем Западу. Значит, когда придет время настоящей, подчеркиваю – настоящей организации наркорынка на всей территории России, это тоже придет с Запада. Вот оно и началось. Понимаешь? Исчезновение наркодельцов из Города – это подготовка поляны к настоящему вторжению. Расчистка территории, пропалывание грядки – называй как хочешь. В таких вещах я не ошибаюсь, так что ты мне верь. Смотри – в других городах ничего подобного не происходит. Значит – все начнется именно здесь. Кроме того, Город – морской порт. Вникаешь? Вот именно – товар придет морем. Дальше – здесь его должны встретить. Кто именно – сейчас скажу.
Емельянов взял со стола бутылку, в которой оставалось примерно сто граммов, поболтал ее и сказал:
– Маловато будет. Слышь, Зосимыч, там на книжной полке…
– За третьим томом «Капитала», – засмеявшись, подхватил Квитко и встал.
– Вот именно. Там, – и Емельянов указал на казенный книжный шкаф, на полках которого громоздилась служебная литература, – да, на верхней полке, за книгами.
Квитко пошарил на полке и вытащил из-за книг бутылку «Старки».
– Давай ее сюда, – сказал Емельянов.
– Даю, – ответил Квитко и поставил бутылку на стол.
– Эти остатки я уберу, потом как нибудь… Давай, открывай.
Емельянов, перед которым с необычайной ясностью открылась вдруг суть происходящего, был возбужден. Такие прозрения случались у него не часто, но он давно уже знал, что это – момент истины. И теперь он думал только о том, как бы получше и потехничнее встроиться в ту новую систему, которая обязательно – он знал это наверняка – появится в Городе в самое ближайшее время.
Квитко разлил «Старку», и Емельянов, взяв стакан, сказал:
– Давай-ка, майор, выпьем за наш успех. Сейчас я расскажу тебе, каким он будет.
Квитко пожал плечами, дескать – тебе лучше знать, и они выпили по третьей.
– Ну вот, – Емельянов закурил и, откинувшись в кресле, посмотрел на Квитко, – теперь слушай сюда. Со дня на день в Город должна прийти крупная, по-настоящему крупная партия наркотиков. Ее должны встретить. Кто? Я знаю – кто. Смотрящий по Городу – Владимир Федорович Толоконников. Знаешь такого?
– А кто ж Стилета не знает? – Квитко отлично знал Стилета и имел с ним некоторые дела, о которых предпочитал не говорить никому, в том числе и Емельянову.
– Вот именно. И зачистка Города – его рук дело, я уверен в этом. А значит – он и примет товар. Это только на словах авторитеты против наркотиков, а на самом деле они на воровские понятия чихать хотели и готовы делать деньги на всем, что угодно. Хоть на крови христианских младенцев. Поэтому мы, я имею в виду тебя и себя, должны успеть договориться с ним до того, как все начнется.
– Понятно… – Квитко задумался. Емельянов посмотрел на него и сказал:
– Это хорошо, что понятно. Но это еще не все. Исходя из вышесказанного, ты должен встретиться с ним и, во-первых – сказать, что нам все известно, естественно, обходя вопрос, что именно известно, а что – нет. А во-вторых – убедить его в том, что лучше сотрудничать с нами, чем иметь от нас геморрой. Потому что если нам все известно, то геморрой будет серьезный. Он уже не сможет надеяться, что все это можно будет провернуть втихаря. Короче – если он будет упираться, намекни, что мы натравим на него всю Контору. И тогда ему кранты.
– Стало быть – шантаж, – усмехнулся Квитко.
– Он самый. Но не простое тупое вымогательство. Ты должен объяснить ему, что с нашей помощью дело пойдет гораздо лучше. Ну и, конечно, он должен будет время от времени сдавать нам кого-нибудь. Сам понимаешь, результаты нашей работы должны быть налицо.
– Это понятно… – Квитко внимательно посмотрел на Емельянова. – Значит, говоришь, Стилет?
– Он самый. Больше некому. Ну, а наши дивиденды в этом деле легко перекроют то, что мы потеряли.
– Дай-то Бог… – Квитко перевел взгляд на бутылку. – Ладно, задание понял. Давай по последней, товарищ полковник, да я пошел.
– Куда это?
– Как куда? К Стилету!
– Люблю исполнительных подчиненных, – Емельянов восхищенно покрутил головой, – ты ему еще говорить не закончил, а он уже отжимается.
– А я не люблю терять время попусту, – парировал Квитко, – тем более, ты сам сказал, что нужно поспешать.
– Ладно, это я так, – примирительно сказал Емельянов. – Ну, будь!
– Будь!
Они приняли по последней, и майор Квитко, на которого выпитое не оказало никакого видимого действия, встал и, небрежно махнув рукой около виска, вышел из кабинета.
Когда за ним закрылась дверь, полковник Емельянов еще долго сидел, прищурившись в неведомые дали, и в его голове все более четко вырисовывался план предстоящих действий.
А также – круглые суммы со многими нулями.
* * *
Гостиница «Балтийский двор» была одним из тех немногих мест, где никогда нельзя встретить кого-то постороннего. Если какой-нибудь дикарь, приехавший в Город из глухомани, сдуру совался сюда в надежде получить ночлег, ему вежливо отказывали, ссылаясь на отсутствие свободных мест. А угрюмые взгляды братков, кучковавшихся по углам вестибюля, помогали ему смириться с неудачей.
Когда Знахарь подъехал к ступеням, ведущим к входу в гостиницу, то заметил нескольких братков, стоявших в непринужденных позах рядом с двумя жирными иномарками. Иномарки были с черными стеклами, братки – в черных очках, и Знахарь усмехнулся. Прямо «Матрица» какая-то, подумал он, выходя из машины.
Братки прекратили беседу и недобро уставились черными окулярами на Знахаря, который тоже был в очках, но не в черных, а в дымчатых, и не в китайских за двести рублей, а в итальянских за шестьсот долларов. Знахарь не обратил на братков никакого внимания и стал неторопливо подниматься по ступеням.
Открыв стеклянную тонированную дверь, он увидел прямо перед собой широкоплечего коротко стриженого парня в черном костюме и черных лаковых штиблетах. Парень стоял на самом проходе, сложив руки на ширинке, и, похоже, не собирался двигаться с места.
