Ознакомительная версия.
Вот и теперь Турецкий смотрел на симпатичную молодую женщину, которая, конечно, не была одета в чадру, напротив, нормальный современный костюм — кофточка, брючки, сандалии, — но тем не менее она уродовала себя тяжелой работой, была лишена возможности выйти замуж за понравившегося человека — разве что чудом и только за своего, за чеченца. Она находилась в положении униженном и зависимом, но, странное дело, совершенно не сопротивлялась, а, наоборот, несла это как бы с гордостью. Наверное, это действительно в природе женской — сильный мужчина и повелитель на пьедестале, а вокруг вертится его покорная служанка… В связи с измельчанием мужчин женщинам теперь приходится исполнять сразу две роли — одновременно взгромождать мужчину на пьедестал и, подпирая собой, удерживать его в таком положении, а также делать вид, что она не замечает своей роли в этой ситуации, гордиться своим мужчиной и послушно склоняться перед ним… Бред, решил Турецкий, хотя что-то в этом есть… Я бы попробовал…
— Ну так что, Фатьма, — вздыхая, говорил Турецкий, — сама рассказывать будешь или как?
— Не знаю, ничего не знаю, — твердила девушка с акцентом. — Ничего не знаю…
— Ну а кто с Мамедом общался, кто приходил к нему, знаешь?
— Дядя Джамиль приходил. Других не знаю.
— Ну и где твой дядя?
— Нет его. Уехал в Америку. Потом будет.
— Послушай, Фатьма, — теряя терпение, сказал Турецкий, — я ведь тебя арестую. У тебя прописка есть? Ты ведь здесь незаконно живешь. Отправлю обратно. Хочешь обратно? Вижу, что не хочешь. В Москве хорошо, все есть, войны нет, еда есть, вода горячая… Работа есть. Замуж выйдешь… Муж тебе комбайн кухонный купит. Посудомоечную машину… Ты мне расскажи, о чем твой дядя, например, с Мамедом разговаривал, куда ездил, что делал?
— Не знаю. Не слышала, о чем разговаривал, — мрачно отвечала девушка, — я в другой комнате, а они в этой. Или я на кухне. Мне зачем слушать, о чем разговаривают? Мужские дела не мои.
— Ну что-то ты должна знать! Живешь же с людьми вместе. Куда ездили? Вместе куда-нибудь ездили? Когда? Часто?
— Нечасто. Ездили в машине. Туда, — девушка махнула рукой, — за город. Два раза, — добавила она, подумав.
— А поконкретнее?
— Не помню. Не знаю я ваши названия.
Турецкий вспомнил о чем-то, вытащил свернутые в трубку листки со списками, разгладил:
— Ну вспоминай? Кого знаешь? Какие названия? Чьи фамилии слышала?
Девушка долго, шевеля губами, разбирала списки, наконец указала две-три фамилии:
— Их знаю.
Город Щелково, прочел Турецкий. И все. И вся информация. Да еще в скобочках приписано: «Макдоналдс».
Турецкий позвонил утреннему знакомцу:
— Слушай, парень! Это Турецкий опять! Списки-то кто составлял? Да вот у тебя тут написано рядом с фамилией в скобочках «Макдоналдс», и все. Это что значит? Спроси… Нет адреса? Ах видел рядом?.. Понятно…
Турецкий повесил трубку. В дверь позвонили — пожаловал Грязнов…
Денис Грязнов прибыл с доброй половиной своей команды. Вошел, осмотрелся, заметил Фатьму на диване, заглянул и в другие комнаты.
— Пойдем поговорим, — потянул его Турецкий на кухню. — У нас есть небольшая зацепка…
— Как, нравится девушка? — спросил Денис Грязнов, подмигивая. — Ты бы с ней… а?.. Старый бабник?
— Спасибо, — хмыкнул Турецкий.
— А я-то думал, что ты готов ради женщины на все…
— Да ну тебя… Слушай.
— Подожди одну минуту, звонок… — Денис отвернулся, послушал мобильник. — Ребята звонили из Шереметьева. Ушел твой Мамед, совсем ненадолго они опоздали, самолет как раз в воздух взлетал. Так что если у тебя есть лапа в Интерполе… А то придется ждать, пока он обратно соберется. Если он, конечно, будет проезжать мимо. Если он такой дурак…
— Так. Хорошо. Это я подумаю, это я возьму под свой контроль. Что касаемо другой проблемы, а именно одного из главных свидетелей — Гордеева… Вот, собственно, что мне от тебя нужно…
Я мыл посуду и одновременно прислушивался к тому, что говорилось за моей спиной. В основном переговоры велись на чужом языке — то есть для них-то он был свой, но мне показалось, что несколько раз промелькнуло имя Мамед. Ну конечно, Мамед, я даже и не сомневался… Значит, что-то там было такое, в его биографии… Да уж, здорово я защищаю Аслана, ничего не скажешь. Вместо того чтобы вызволить его из тюрьмы, того и гляди, собственной головы лишусь.
Мои мысли подтвердил обрывок разговора на русском, донесшийся из коридора.
— Мамед уехал в Америку сегодня, — сказал кто-то, — а приедет через неделю…
Ну вот, более-менее ясно. Ух, мне бы повстречаться сейчас с этим Мамедом… Одним Мамедом на свете стало бы меньше. Во всяком случае, я бы все из него вытряхнул — все документы, все свидетельства. Даром, что ли, я столько лет общался с шантажистами? Я ведь вполне могу стать и по другую сторону…
Одно жалко — как бежать из квартиры, я пока не представлял. Я не успел рассмотреть, у кого еще было оружие. Вариант, по-моему, один — улучить момент и всех положить. Рискованно… Может не получиться, задействуем его в крайнем случае.
Я как раз хлебал горячую мясную похлебку, когда в дверь позвонили. На всякий случай я стал есть быстрее и был совершенно прав: мой абрек сходил в прихожую, посмотрел в глазок, отпер дверь, сказал что-то, затем вернулся и наставил на меня свою пушку.
— Палезай обратна! — сказал он.
Пришлось оставить тарелку с недоеденным супом. Жаль, готовили они неплохо… Только перцу много, аж душа горит.
— Открывай! — приказал абрек, и мне пришлось самому открывать люк и добровольно спускаться в сырой подвал, который после пребывания на кухне показался мне еще более отвратительным.
Одно меня утешало — видимо, пришел кто-то, кого я не должен был видеть. Это внушало надежду, — значит, убивать меня пока не собираются, во всяком случае, твердого решения нет, что-то им еще надо… А может, просто команды не было. Мамед-то в Америке. А самодеятельность у них не поощряется…
Приникнув к люку, я пытался расслышать, что именно говорят наверху, но ничего, кроме ровного гудения голосов, не слышал. На люк опять положили ковер, черт бы их побрал… Я слез вниз, обхватил колени руками и погрузился в легкую дремоту. Мне было нечего делать, оставалось только ждать, как дальше будут разворачиваться события.
— Что ж, город Щелково — это неплохо, — сказал Денис. — Это тебе не Москва. Народу гораздо меньше… Тем более такой ориентир — Макдоналдс… Это, конечно, ничего не значит, что они там живут рядом, ведь в провинциальном городе Макдоналдс — это как у нас в Москве Красная площадь или Арбат. Все на этом пятачке толкутся… Но вот что. У них там должны быть приезжие с Кавказа, в этом городе. Они везде есть… Сделаем так. Я отправляю ребят, они ищут нужного нам человека — наверняка на кого-то что-то есть, какой-нибудь компромат, а дальше уж он нас наводит… Поговорим в местной ментовке, кто у них там зарегистрировался, кто квартиры сдает… Хорошо, что кавказцы — народ приметный, они у нас как изюм… или как тараканы в булке — короче, не пропустишь; а в последнее время народ у нас и вовсе по этому поводу бдительность усилил, все за соседями шпионят. Я думаю, это можно устроить.
— Хорошо, — согласился Турецкий, — устраивай поскорее. Я тогда за ордером, пока время есть, а ты мне звони, если будут новости. И я прямо с опергруппой…
— Перетрясем заштатный городок, — ухмыльнулся Денис.
Так оно и вышло. Я тихо-мирно сидел в своем подвале, даже, можно сказать, спал. И был разбужен страшной возней наверху. Даже мне здесь слышно было. Крики, шум, пальба. Потом все стихло, люк скрипнул, открылся, и в проеме вместе со светом показалась чья-то голова. Прямо как в кино. Это был Александр Турецкий, дорогой друг, как же я рад был его видеть!
Но виду я, к чести моей могу добавить, не подал.
— Гордеев? Ты цел? — спросил он поначалу встревоженно.
— Цел, цел, — сказал я. — Я как раз сладко спал…
— Угу, — хмыкнул Турецкий. — Что ж, говорят, проснувшись, человек должен видеть перед собой что-нибудь прекрасное.
— Себя имеешь в виду?
— Хватит сидеть, как Аленушка на камушке. Поднимайся, опознание проводить будем.
— Я рад тебя видеть…
Вот так. И больше ни слова, никакого дружеского участия, никаких сантиментов… Постанывая и прихрамывая для вида, я вышел на поверхность. Первым делом проверил кастрюлю — жратву доесть не успели. Это радовало… Должен же я получать хоть какое-то удовлетворение от работы.
— Ты куда нос суешь? — осведомился Турецкий. — Пошли, пострадавший!
— Человек, можно сказать, только что с того света вернулся, — укорил его я, — а ты его сразу за жабры… Бесчувственный ты человек, Саша, жестокий…
— Ладно, ладно… Вижу, что ты цел и в полном порядке, раз так способен зубы заговаривать. Небось еще и выспался…
Ознакомительная версия.
