Ознакомительная версия.
Чувствовал себя Александр Павлович очень скверно. Во-первых, этот проклятый Мефодий ухитрился тогда напоить его так, что голова сейчас просто разрывалась. Но это-то ерунда. Память услужливо подсунула ему тот «фрагмент», когда он так неосмотрительно оказался на яхте Платонова. Долго разговор с теми, на яхте, не продолжался. Тогда они схватили его и вкололи какую-то гадость… да, вкололи, в руку. Вот после того сознание Пятакова и оставило, вернувшись только сейчас.
В том, что он находится в Занзибаре, сомнений не было – если поднять тяжелую, словно налитую свинцом голову, можно было видеть знакомый порт. Где-то там, у причала, – тот самый корабль, на котором находится смертоносное оружие.
Город, как обычно, был набит туристами, освещен щедрым южным солнцем, пребывал в состоянии легкой расслабленности. В общем, все, как всегда. Сюда, в комнату, долетали звуки автомобилей, где-то неподалеку играла музыка, то и дело слышались людские голоса. Все жило своей жизнью. Только один человек, лежа в позе мумии, обливался холодным потом.
Пятакову было очень хреново. И от выпитого, и от вколотого, но главное, от ощущения того, что ему каюк. Мина, о которой шла речь в содержательных беседах с Джамалем, конечно же, существовала не в воспаленном воображении российского гостя. Она действительно располагалась на борту корабля, и мало того – механизм на самом деле запущен и сработает сегодня ночью.
От этой мысли Пятаков снова задергался и замычал. Осознание предстоящего кошмара и собственного бессилия приводило его в состояние какого-то животного ужаса. Того самого, когда перед тобой маячит смерть, а ты ничего поделать не можешь. Наверно, такое ощущение бывает у тех животных, которых ведут на бойню. Тех, которые уже все увидели и поняли…
Никогда в своей сознательной жизни Александр Павлович не был тем, кто покорно воспринимает то, то должно случиться. Как раз наоборот – всю жизнь он прилагал усилия, чтобы изменить ее, изменить в свою пользу. И ему это удавалось на протяжении всего карьерного роста, иначе он просто не достиг бы своего положения. Всю жизнь Пятаков создавал сложные, а подчас сложнейшие комбинации, часто выпутывался из тех, которые строили другие. И приехав сюда, в Занзибар, он был в одном шаге от осуществления плана, того самого главного шанса… И что теперь? Ждать смертного часа?
Как ни старался пленник рассуждать здраво и трезво, паника наполняла все его сознание, не давая сосредоточиться. Будучи специалистом в своем деле, уж он-то прекрасно представлял себе, что случится, когда весь Занзибар накроет облако смертельного газа. А дряни, размещенной на борту судна, здесь, совсем рядом, хватит на это с избытком. С Занзибаром, конечно, еще ничего – плевать хотел Пятаков на Занзибар и на всю Африку вместе с ним. Да провались он вообще в океан! Так ведь он сам же здесь, и поделать ничего не может. Даже на помощь позвать!
Пятаков попробовал еще раз. Но вместо зычного крика из-под кляпа и скотча донеслось лишь какое-то гудение, не способное привлечь хоть кого-то.
Ведь даже тех, кто похитил его, здесь нет. И когда они вернутся, тоже неизвестно. Может быть, вообще – завтра. Или не вернутся? От каждой такой мысли на Пятакова накатывало такое отчаяние, что становилось дурно. А на стене, словно издевательство, висели часы.
На круглом циферблате тикали, продвигаясь все дальше и дальше, ажурные стрелки. Пятаков старался не смотреть на них, но взгляд будто магнитом возвращало к циферблату. Тиканье часов было словно чтение приговора, не оставлявшего никаких шансов на будущее. Ужас накатывал на пленника холодными волнами, заставляя сердце биться сильнее и сильнее. А за окном шумел город – со своими заботами, радостями, где люди не подозревали ни о чем…
Откинувшись на спинку лавочки, в скверике, затененном кронами разлапистых деревьев, располагался Саблин. Вид классического туриста, как всегда, шел ему отлично. Вот и сейчас на его лице было прямо-таки написано настроение курортника – спокойного, расслабленного, никуда не спешащего. Да и куда спешить типичному туристу, чей приезд сюда уже сам по себе бегство от суеты, дел, забот? Тысячи таких вот индивидуумов шляются тут без дела, попивают сок, пиво, а то и чего покрепче, валяются на пляжах и греются в море…
Рядом с Боцманом лежала газетенка, а он неторопливо разглядывал «окружающую действительность». Скверик создавал вид этакого бульвара. По сторонам проезжали машины, а здесь было тихо и безмятежно. На соседней лавочке сидела мамаша с упитанным мальчуганом, настойчиво пытаясь что-то ему втолковать.
Саблин зевнул, прикрывая рот рукой. Двери почты, располагавшейся неподалеку, периодически открывались, то впуская, то выпуская клиентов из этого учреждения. У каждого имелось свое дело. Было оно и у Виталия, но он туда не спешил по самой простой причине – здесь у него должна произойти встреча. Поэтому пока ничего другого не оставалось, как лениво глядеть вокруг.
Но вот, наконец, неподалеку затормозило такси лимонно-желтого цвета. Из него не спеша выбрался Нагибин. Махнув рукой, он отпустил машину и в таком же неторопливом темпе направился к лавчонке Саблина.
– Скучаешь? – вопросил контр-адмирал, усевшись рядом.
– Ага, не знаю, куда время девать, – в тон ему отозвался Виталий, – просто ума не приложу.
– Ничего, эту проблему с твоих плеч мы уж как-нибудь снимем. Как там наш клиент, кстати?
– Отдыхает. А чего ему еще делать? Лежи себе, а время идет. Встреча с Родиной все ближе, – со зловещей улыбочкой проговорил Саблин, вкладывая в эту фразу разнообразные оттенки.
– Ну, до этого еще дожить надо. А в здешних краях, да в нашем положении каждый час за день идет.
– Если в смысле двойного оклада, Федор Ильич, то ничего против не имею, – не отказался от возможности поюморить Боцман.
– Ага, южные начислят… – Нагибин отправил руку в нагрудный карман, выудив оттуда некий документ – по виду паспорт. – Вот тебе, Виталик, ксива новая. Привыкай.
Взяв в руки, Саблин развернул паспорт, изъятый у Пятакова. Согласно планам ударной группы, документы этому гражданину теперь уже не требовались, тем более поддельные. Паспорт Петерса Липеньша был «переоформлен» на Боцмана.
– Похож? – ухмыльнулся Нагибин.
– Он самый, – согласился Саблин, глядя на свое фото, умело вклеенное в документ, – прямо-таки латышский акцент появляется. Еще немного, и…
– Вот тебе еще одна бумажка, владей.
Ею оказалась почтовая квитанция на получение EMS-бандероли, также на имя гражданина Латвии.
Случившийся недавно визит Пятакова на почту, конечно же, имел целью не покупку и высылку копеечного идиотского батика. «Бизнесмен» поступил, можно сказать, виртуозно, отправив документы, завернутые в этот самый батик, самому себе. Вот их и предстояло получить.
– Я думаю, что Пятаков не будет на нас в обиде, что мы воспользовались его документами. Занят же человек, – с деланым сожалением развел руками Нагибин, – отдыхает, умаялся. Да оно и понятно: ведь такой груз, такая ответственность! Опять же – накладки, нападения, похищения… Сколько всего свалилось на голову одного человека!
– Ничего, – зловеще пообещал Саблин, – это только цветочки.
– Так что, давай, двигай, Виталик, а я тебя здесь подожду, – откинулся на спинку лавочки Нагибин, «принимая пост».
Боцман направился к входу на почту. Войдя в помещение, он осмотрелся. За стеклянными перегородками располагались работники почты, а в зале присутствовало всего человек шесть, не больше. Несколько женщин лет сорока, девчушка школьного возраста с такой же подружкой и мужчина пенсионного возраста. Кондиционер разгонял прохладный воздух. Виталий двинулся к окошку.
– Добрый день, – поздоровался он, заглядывая в окошко, за которым сидела девушка с бэйджиком.
– Здравствуйте, – приветливо отозвалась глазастая смуглянка, – что желаете?
– Да вот хочу бандерольку получить, – назвал Саблин немудреную причину своего появления.
Он просунул в окошко квитанцию, решавшую так много здесь и сейчас. Служащая взяла в руки бумажку, которая за время испытаний приобрела совсем уж непрезентабельный вид. Девушка покрутила ее в руках, глядя то на нее, то на Саблина: помятая, побывавшая в воде, квитанция выглядела сомнительно.
– Вы ее что, в море полоскали? – улыбнулась служащая почты.
– Вы почти угадали, – кивнул Саблин, вступая в игру и изображая на физиономии виноватую мину. – Сумку замочил, когда на экскурсию отправлялся.
Но документ есть документ, тем более что квитанция пострадала не до степени полной непригодности.
– Минуточку… подождите, пожалуйста, – девушка встала с места и отправилась за дверь.
– Вас я готов ждать хоть вечность, – не удержался от комплимента Саблин.
Впрочем, действительно – ради такой бандероли можно было пойти на что угодно. И ведь шли…
Ожидая, Виталий выбивал по стеклу какой-то марш. Почему-то на память ему пришло детство, когда на почте в маленьком городке работала его тетка, и он так любил приходить к ней на работу. Тогда для него, пятилетнего пацана, почтовая реальность казалась экзотикой. Конверты, с которых он отклеивал марки, посылки, припечатанные горячим сургучом, весы, где взвешивался он сам…
Ознакомительная версия.
