И, поднявшись с бревна, уверенно зашагал по тропинке в сторону обители.
Чертанов прибыл в Казань утром и сразу с вокзала направился на Петрушкин разъезд, в район, где находилась городская тюрьма. После поисков он наконец вышел на узкую улочку и потопал в сторону тюрьмы вдоль старинных трехэтажных зданий. Прежде ему не приходилось бывать в этом районе. А потому пришлось поплутать, прежде чем удалось выбраться на нужную улицу.
Тюрьма находилась на окраине города, на берегу Волги, в старом районе, застроенном двух— и трехэтажными зданиями. Лет сто пятьдесят назад здесь был конный базар, куда съезжались покупатели и любители лошадей из ближних и дальних окрестностей. Место было мутное, оно притягивало к себе уркачей и конокрадов разных мастей. На рынке всегда можно было выправить фальшивые бумаги для лошади. Благо что здесь крутились не только конокрады, но и люди, что умели работать с документами.
По всему периметру базар окружали лавки, в которых можно было приобрести любой скарб для хозяйства. Немного поодаль располагался круг трактиров и прочих питейных заведений, где покупатель спешил отметить выгодную сделку. Неудивительно, что некоторые во хмелю теряли купленных коней, а другие — деньги, вырученные с продажи.
Тут же по соседству стоял острог, огороженный высоким забором. Частенько можно было видеть, как через базар конвойные сопровождали до тюрьмы вереницу колодников.
Так что место было бойким и разбойным. На площади в старое время наблюдалось такое огромное количество аферистов, жуликов и воров всех мастей, что тюрьма, стоящая по соседству, представлялась в сравнении с этим всего лишь богадельней.
Конского базара уже давно не было, о знаменитом торге продолжали напоминать только здания, выстроенные полукругом.
Единственное, что осталось неизменным, так это тюрьма. Как и полтора столетия назад, ее окружали высокие стены. Правда, поднастроили корпуса, и вместо прежних трех этажей теперь возвышались пятиэтажные коробки. А кроме того, по периметру стен была протянута колючая проволока, через которую был пропущен ток высокого напряжения. За свою немалую историю тюрьма помнила бунтарей, что пускали красного петуха помещичьим усадьбам, знавала разного рода изуверов, что выходили на большую дорогу с топором за кушаком, и тихих сидельцев, с нетерпением ожидавших конца срока.
Степа Беленький не принадлежал ни к тем, ни к другим. Он относился к арестантам средней руки, коих тюрьма на своем веку повидала немало.
Тюрьма находилась в конце улицы, просто так ее и не разглядишь. Ее можно было увидеть только тогда, когда подойдешь едва ли не вплотную. Только тут видно, как из-за вершин деревьев начинают выглядывать сторожевые вышки, словно наблюдают за подошедшим.
От жилого массива тюрьму отделяло всего лишь несколько метров. На свежевыкрашенной стене аршинными буквами красного цвета было написано: «Запретная зона. Приближаться к стене ближе чем на пять метров запрещено!»
Чертанов посмотрел на вышку. Между деревьями, будто спрятавшись между двух зеленых облаков, стоял солдат и, сжимая автомат, посматривал по сторонам. Ясно одно — парень искал развлечения, а потому не стоило испытывать судьбу и нарушать установленное расстояние. Не разобравшись, шмальнет из ствола и даже ухом не поведет.
У стены лежали брошенные из окон тюрьмы малявы. Их было множество. Но большая их часть, будто украшения новогодней елки, облепили колючую проволоку на высоте трехэтажного здания.
Тем не менее почти каждая малява добиралась до адресата. Раз в два дня к стенам тюрьмы подъезжала белая «девятка» с тонированными стеклами, а из нее, как черти из табакерки, выскакивали пятнадцатилетние пацанки и торопливо собирали малявы.
Чертанов отошел подальше от стены и осмотрелся. До ближайшего корпуса отсюда было далековато. Интересно, каким это образом сидельцы умудряются закидывать за территорию зоны малявы? Наверное, вытаскивают из трусов резинку, наматывают ее на пальцы, наподобие обыкновенной рогатки, и выстреливают за ограждение.
— Братан! — услышал Чертанов чей-то голос.
Михаил обернулся. Никого. Крик повторился. Чертанов поднял голову и на пятом этаже, под самой крышей, увидел человека в зарешеченном окне. Совсем молодой парень.
Чертанов невольно отвел взгляд.
— Братан, малявку подбери! Отнеси по адресу. Христом-богом прошу!
Стараясь смотреть прямо перед собой, Чертанов ускорил шаги. До ворот тюрьмы оставалось двадцать метров.
* * *
— Полчаса, — бесцветным голосом сказал коридорный, — больше не могу. И так много на себя взял.
И, не став дожидаться ответа, захлопнул дверь. Чертанов услышал скрежет закрываемого замка.
Степа Беленький сполна оправдывал свое погоняло: волосы и даже брови с ресницами у него были белыми, а кожа выглядела почти прозрачной. Его можно было бы назвать альбиносом, если бы не черные глаза, которые внимательно наблюдали за собеседником, подмечая малейшее его движение.
Чертанов отметил, что со времени их последней встречи Степа Беленький заметно похудел и на ввалившихся щеках отчетливо обозначились глубокие морщины. На руках, худых и длинных, поблескивали наручники. Невеселое зрелище, да и помещение с серыми цементными стенами не прибавляло оптимизма. Казенный дом. По-другому и не скажешь.
— Чего разглядываешь-то? Видок мой не нравится? — с усмешкой спросил Степа.
— Ничего необычного, — спокойно заметил Чертанов. — Не в санатории отдыхаешь, а на чалке паришься. Могло быть и хуже. Как ты здесь оказался?
— Судьба! — лаконично определил Беленький. — Я-то себя умнее других считал. Дескать, чалка не про меня. Пускай в ней дураки сидят, а тут как вляпался по самую макушку и даже не знаю, как все получилось…
— Расскажи.
— Зависли мы тут как-то с одним пацаном на хате до утра. Помню, что погужбанили крепко. Кто-то приходил, кто-то уходил. Пацан все время был. А когда проснулся, вижу, что я один остался. Мой корефан куда-то рассосался… Рядом со мной на полу какой-то человек лежит. Толкнул я его в плечо, а он не шевелится… Присмотрелся получше, а из его кочана вся краска вытекла. Глянул я тут на себя… Мать моя женщина! Весь с головы до ног в кровянке перепачкан. Знаешь, как будто искупался в ней. Только я поднялся, чтобы ломануться с хазы куда-нибудь подальше, как тут архаровцы в масках понабежали. Мордой меня бац в пол! Браслетики накинули и поволокли. Следак потом меня спрашивает, что да как? А я как чумовой, хоть стреляй в меня, ну, конкретно, не врубаюсь! Как садились бухать, помню, как наливать стали, тоже помню. Все в цвете! А потом, в натуре, отключка пошла.
— Бывает, — согласился Михаил.
— А то!
— Невеселую историю ты мне рассказал, — печально заметил Чертанов.
— Да и мне не до куража, — скривил губы Степа Беленький. — Думаешь, в кайф, что ли, двадцать лет за какого-то хмыря мотать?! Я-то и видел его всего лишь раз… Как говорится, первый и последний… А ты, собственно, чего пришел? Соскучился или, быть может, посочувствовать?
Чертанов решил перейти сразу к делу:
— Слышал, Куприянова застрелили?
— Это который олигарх, что ли? — равнодушно уточнил Беленький.
— Он самый. Вижу, что телеграф у вас работает.
— Чего порожняк гонять? Я ведь уже второй год парюсь! Не на фонаре сижу. А только мне что за дело? — пожал Степа плечами. — Мало ли кого мочканули? По-твоему, я всякого коммерсанта жалеть должен? Меня-то они жалеть не станут. Они ведь через одного с кривой душонкой. Наверное, кинул кого-то, вот и припомнили. А ты тут при чем?
— А тебе известно расстояние, с которого его убрали?
— Нет, а что? — не проявляя особого интереса спросил Степа.
— Почти с километр! — торжественно объявил Чертанов.
Глаза Степы на какое-то мгновение блеснули азартом.
— Отличный выстрел, — мечтательно протянул он. — А ко мне-то чего? — выразительно похлопал он белесыми ресницами. — Я не при делах.
Степа Беленький всегда был сообразительным парнем, а потому его мгновенной реакции удивляться не приходилось.
— Ты меня неправильно понял.
— Ты не темни, я по твоим глазам вижу, что ты мне не веришь! — вскинулся Беленький. — По-твоему как получается, пересадили меня в воронок, вывезли на позицию, и хлобысь себе этого коммерсанта из винтаря! А меня потом обратно в кутузку препроводили под конвоем, так, что ли? Думаешь, я таким образом себе волю выторговываю?
Чертанов широко улыбнулся:
— Не о тебе речь.
— Тогда о ком же?
— А ты подумай.
Лоб Беленького собрался в мелкие складки.
— Это был единственный выстрел?
— Нет. Их было несколько. Точнее, три… И каждый из них был произведен с расстояния почти в километр.
