— Чего ж не понять, — равнодушно пожал плечами пассажир, возвращая фотопортрет.
— Где тебя лучше высадить?
— Поближе к дому. Нужно взять новый «инструмент» — старый оставил на последнем «рабочем месте».
— Все правильно. Ты хорошо работаешь — без ошибок. Домой, так домой…
Прощаясь вскоре, сухопарый старик с шикарными пшеничными усами крепко пожал руку и еще раз поторопил:
— Не затягивай. В скорейшем исполнении заинтересованы первые лица.
И Стрелец не затягивал — быстро приняв душ, надел свежую темную рубашку, широкие и тоже темные брюки. Поверх рубашки накинул легкую спортивную куртку, а сзади за поясом пристроил небольшой бесшумный пистолет. В карманах брюк лежала запасная обойма, несколько купюр различного достоинства, ключи от двух разных квартир и ничего того, что прямо или косвенно указывало бы на личность владельца всех этих вещей и мудреного специального оружия.
Еще полчаса заняла дорога до Солнечного.
Боже, как он ненавидел этот район!..
Вот, наконец, и нужный дом; нужный подъезд. Лифт, конечно, не работает, а на лестничных площадках непроглядная тьма — мечта любого наемного убийцы.
Шестой этаж…
Дверь квартиры, оббитая старым потертым дерматином…
Поджидать лучше на площадке между этажами — при случае, если кто-то пойдет мимо, удобно спрятаться за трубой мусоропровода. Или сделать вид, будто вышел покурить. Да и в оконце неплохо понаблюдать за теми, кто подходит к подъезду…
А вот, кажется, и клиент топает тропинкой, озирается. Лица-то с эдакой высоты не разобрать… Да, вроде похож.
Быстрые шаги по ступеням…
Точно — он. Подошел к той самой двери, мимолетно оглянулся, тянется к звонку…
— Руки на затылок, — тихо приказал Стрелец и, спускаясь вниз, еще тише добавил: — Ну, здорово, Палермо!
* * *
Они крепко, по-мужски обнялись.
— Валерон! Откуда ты свалился, дружище?! — возрадовался нежданной встрече майор.
— Лучше не спрашивай, — хлопал тот его по плечу. — Ты, поговаривают, сменил десантуру на спецназ?
— Да, имеется такой факт в моей биографии. Пойдем, с матерью познакомлю, посидим, по пять капель опрокинем. Наших помянем… Ты уже знаешь о смерти Юльки, Сереги Зубко?..
— Слышал.
— Ну вот, брат… а сегодня и Клаву убили. Можно сказать: на моих глазах.
— И Клаву?! — опешил Барыкин. — Суки… Про Юру Клавина не знал, — и придержал товарища за локоть: — Нет, Палермо, посидим и помянем в другой раз — сейчас лучше поговорить без свидетелей.
Они поднялись на площадку к окну, закурили, и Валерка поведал о том, как благодаря отменным стрелковым навыкам и громким победам на соревнованиях попал в поле зрения спецслужб. Как сначала выполнял их несложные просьбы — например, пугнуть кого-то точным выстрелом в люстру через открытую форточку или легонько подранить в бедро; как потом эти просьбы трансформировались в четкие недвусмысленные приказы, и требовалось уже не продырявить мягкие ткани жертвы, а прострелить ей черепные кости или сердце. Как постепенно жизнь превратилась в бесконечную череду убийств и нелегальное существование под различными именами.
— Пару раз даже приходилось делать пластику лица, — грустно усмехнулся он, прикуривая новую сигарету. — Так что вряд ли ты узнал бы меня, повстречав на улице.
Павел почти не видел его в темноте, поэтому, поежившись от услышанного, поверил на слово и мрачным голосом спросил:
— А других вариантов не просчитывал?
— Я пошел на них работать по юной дурости. А потом вариантов уже не осталось, кроме двух — либо выполнять приказы, либо быть заштукатуренным.
— Каким?..
Валерон стрельнул глазами в силуэт приятеля и поправился:
— Замурованным в фундамент на какой-нибудь стройке. Ладно, будет обо мне. Сваливать тебе нужно, Палермо — кому-то из здешних боссов ты крепко насолил, — окончил невеселым выводом свой рассказ старый друг.
— Выходит, ты и меня должен был ухлопать?..
— Да, Паша. Полтора часа назад мне приказал убрать тебя один очень влиятельный тип — сподвижник и тайный советник господина губернатора,
— кивнул Барыкин.
Он сбил с сигареты пепел, сплюнул на пол и… улыбнулся. Белозеров не разглядел — почувствовал это:
— Но мы же когда-то давали клятву, помнишь? Наша милая Юлька неплохо тогда придумала!.. Могу ошибиться, но, кажется, это звучало так: «Клянусь никогда не предавать своих товарищей! Клянусь, что ни взглядом, ни словом, ни поступком не причиню друзьям своим вреда или подлости. Клянусь всегда служить им надежной опорой и верным союзником!»
— Да… что-то вроде этого, — вздохнув, подтвердил спецназовец.
— У меня и шрам на ладони остался от горящего бычка.
— И у меня… А Ганджубас!? Ты о Ганджубасе ничего не слышал?
— Нет, давно не слышал. Лет десять…
— Чем же грозит тебе невыполнение приказа? — сочувственно спросил Белозеров друга.
— Трудно сказать. Такого раньше не бывало.
— Я могу на некоторое время исчезнуть. Устроит?
— Если им не известно о нашем знакомстве — этот трюк поможет. В противном случае их удовлетворит только наличие трупа.
— С душе-евными людьми работаешь!.. — покачал головой майор.
— Ладно, как-нибудь выкручусь. А тебе на самом деле нужно испариться. И матери твоей, кстати, тоже. Вот, держи…
Он вложил в ладонь приятеля один из двух ключей.
— Запомни адрес: улица Вяземского, дом 42, квартира 14. Тихое местечко — вокруг одни хрущебы, а дальше дачный массив. Эту квартиру я купил и оформил на подставное лицо — о ее существовании не знает ни одна сволочь. Там спокойно отсидишься две-три недели, не привлекая особого внимания.
— Спасибо, брат.
— Это еще не все. Хрен его знает, что там случится завтра или через неделю. Короче говоря, в спальне стоит огромный такой, старый платяной шкаф. Если раздвинешь висящую на плечиках одежду и отодвинешь фанерный лист — увидишь встроенный в стену оружейный сейф. На пульте надо набрать восемь цифр — дату… тот день… В общем, когда я первый раз насмерть завалил человека. Надеюсь, ты не забыл…
— Да, помню. Хлебопёка. Это произошло…
— Не надо вслух, Паша. Все правильно — Хлебопёк стал первым в моем списке. В этом сейфе найдешь самое необходимое для войны, — он помолчал, отвернувшись к окну. Потом с непередаваемым отчаянием признался: — Господи, с каким бы я удовольствием сам перестрелял всю эту мразь, сидящую в кабинетах и пьющую нашу кровь!.. Да поздно теперь…
Они помолчали, сверкая в темноте огоньками сигарет.
— Послушай… — негромко произнес Палермо, — а прозвище, того типа, отдавшего приказ убрать меня, случаем не Роммель?
— Точно, — удивленно подтвердил Барыкин. — Откуда знаешь?
— Видишь ли… — не зная с чего начать, медлил майор. — Одним словом, нашелся смелый человек в области, обличенный, кстати, немалыми полномочиями и пожелавший вывести местную верхушку на чистую воду…
— О-о… — шепотом перебил Валерка, — гиблая затея. У этой, как ты выражаешься, «верхушки» и здесь все схвачено, и в соседних областях, и даже в Москве — в коридорах высшей власти. Так что…
— Поверь, человек, о котором я упомянул — не из простых правдоискателей, — и, придвинувшись к приятелю вплотную, Белозеров что-то прошептал ему на ухо. Отодвинувшись, молвил: — Теперь понятно, что затея имеет реальный шанс?
— Да-а… — обескуражено прошептал тот, — это немалая сила! Должно быть, и у него в столице есть неслабая поддержка.
— Так вот, дружище, теперь выслушай мое предложение…
И он вкратце и очень тихо пересказал просьбу Леонида Робертовича о срочной необходимости показаний против Стоцкого. Показаний человека, напрямую знающих о его злодеяниях и преступлениях.
— Нет, Паша, прости, но мне и вправду поздно менять убеждения, — вздохнул стрелок. — На мне загубленных жизней висит не меньше чем на… чем на том долбогрызе, против которого нужны показания. Поэтому любые мои заявления станут дешевой попыткой одного убийцы выкарабкаться за счет потопления другого. Это, во-первых. А во-вторых, если я где-нибудь засвечусь — пожизненный срок мне обеспечен. Но в тюрьме, как ты догадываешься, я не проживу дольше полутора часов.
