при этом весьма печальные последствия. Несомненно, будет огласка, и это скажется на репутации мужа. И чтобы хоть как-то выпутаться из щекотливого положения, муж подаст на развод. Да, подаст – тут уж сомневаться не приходилось. Она хорошо знала своего мужа, а потому знала, как он поступит в такой ситуации. А развод для Катрин был крайне нежелательным. Разведясь, муж перестанет ее содержать, и тогда ее жизнь круто и почти мгновенно изменится. Нет, этого допустить никак нельзя. А значит, надо как-то выпутываться из сложившейся ситуации.
– Вы – дешевая шантажистка! – натянуто улыбнулась Катрин Каур. – Неужели вы думаете, что кто-то вам поверит – даже если ваша статья и впрямь будет напечатана? Все это надо еще доказать! В суде! Да-да, милочка, в суде! А это не так просто! Как вы будете доказывать?
– Положим, доказывать придется не мне, а вам, – усмехнулась Элизабет. – Но ведь и это еще не все. Допустим, ваш муж простит вам ваши шалости. Но дело-то здесь вовсе даже не в ваших шалостях! Все обстоит значительно сложнее, а значит, и печальнее для вашего мужа. Ну, а если для него, то и для вас тоже.
– Это вы о чем? – Улыбка Катрин стала еще натянутее и вместе с тем – тревожнее и неувереннее.
– Скажите, вы хорошо знаете того молодого человека, с которым вы вчера так приятно провели время?
– Какое вам до этого дело? – Катрин злобно глянула на журналистку.
– Мне, положим, никакого. – Улыбка Элизабет, наоборот, была беспечной и очаровательной. – А вот вашего мужа вы своим легкомысленным поведением поставили в очень опасное положение. Можно даже сказать, загнали его в угол. Да так, что ему, пожалуй, и не выкрутиться даже. Вот как обстоят дела, если вам угодно это знать!
– Что-то я вас не понимаю… – Катрин изо всех сил старалась придать своим словам угрожающий тон, однако получилось у нее плохо. Наоборот, в них сквозили растерянность и страх. Она боялась свою собеседницу, потому что не понимала, кто она на самом деле такая и что ей нужно.
– Ну, так я вам все сейчас объясню. – Эти слова Элизабет произнесла спокойно и даже с нарочитой брезгливостью. – Тот красавец, с которым вы вчера столь мило общались, – русский. Он русский эмигрант. Точнее сказать, он сбежал из России. Не знаю, что он там натворил, но, согласитесь, просто так из страны не убегают. Значит, дело серьезное. Далее. Этот молодой человек в настоящее время находится под подозрением у наших спецслужб. Могу даже сказать, в чем именно его подозревают – в шпионаже. То есть не исключено, что он и вправду русский шпион. Ну, а теперь соображайте. Вы связались с русским шпионом! И об этом будет написана статья! Как это скажется на репутации вашего мужа? Его жена – любовница русского шпиона! А может, она и сама русская шпионка? После такой статьи вашего мужа перестанут пускать на пороги высоких кабинетов. Конец его карьере и репутации, крах его бизнеса. И что будет дальше? И с вашим мужем, и, главное, с вами? Страшно и подумать!
– Откуда вы знаете, что он русский и что он подозревается в шпионаже? – пролепетала Катрин.
– Если я это говорю, то, стало быть, знаю! – отрезала Элизабет. – А скоро об этом узнают и многие другие. В том числе и ваш муж.
На эти слова Катрин не нашла, что ответить. Она почти перестала соображать – настолько страх сковал ее. Но тем не менее надо было что-то делать. Надо было как-то выходить из того двусмысленного и страшного положения, в котором она оказалась.
– Сколько вы хотите? – спросила она. – Я заплачу столько, сколько вы скажете. У меня много денег… Могу и драгоценностями…
Элизабет усмехнулась и покачала головой.
– Тогда что же вам надо? – тоскливо спросила Катрин. – Ведь что-то же вам надо! Ведь не ради этой дурацкой статьи вы ко мне явились!
– Ну, наконец-то вы начинаете соображать, – скривилась Элизабет. – Вы спрашиваете, что мне от вас надо? А мне надо вот что…
И Элизабет приступила к цели своего визита. То, что она будет говорить Катрин, Элизабет накануне во всех подробностях обсудила с Миледи и тремя спецназовцами – Лисом, Осенью и Кольцом, встретившись с ними на конспиративной квартире. И вот теперь – настал решающий момент.
Цель заключалась в следующем. Катрин ни в коем случае не должна разрывать отношения с русским. Наоборот, в самое ближайшее время – лучше всего в выходные – уговорить его отправиться с ним в какое-нибудь уединенное место – куда-нибудь за город. Ведь есть же у Катрин на примете такое место?
– Да, конечно, – пролепетала светская львица. – Дом в горах. Там никто не живет, я и муж бываем в нем лишь наездами.
– Отлично, – сказала Элизабет. – Вот туда вы с ним в ближайшие выходные и отправитесь. А перед тем как отправиться, сообщите мне. Мы с вами обменяемся телефонными номерами…
– Но зачем вам это нужно? – спросила Катрин.
– Это не ваше дело! – нарочито грозно и вместе с тем загадочно ответила Элизабет. – Ваше дело – в точности исполнять мои указания. Будете их исполнять – никто ничего о ваших похождениях не узнает. А не будете – что ж… Тогда можете поставить на своей безмятежной жизни крест. Вам все понятно?
– Да, понятно… Но, может, все-таки деньги…
– Делайте то, что вам сказано! – Элизабет резко встала. – И не вздумайте хитрить. Вам же будет хуже.
– Хорошо, я сделаю то, что требуете, – пробормотала Катрин.
На том их разговор и закончился.
– …Она – согласна, – сообщила вечером Элизабет на конспиративной квартире. – Выполнит все в точности.
– Ну, вот и замечательно, – сказал на это Лисичкин. – Остается только дождаться выходных. Когда они бывают в этой стране?
– Ближайший – послезавтра, – ответила Элизабет.
Все оказалось так, как Элизабет и говорила. Вечером накануне выходного дня Катрин ей позвонила и сообщила, что все в порядке и завтра утром она с Красавчиком отправляется в загородный дом в горах. Поедут они туда на машине, за рулем будет Катрин – ведь у ее кавалера своей машины нет. Ехать недолго – чуть больше часа. Выехать договорились в девять утра, стало быть, в половине одиннадцатого они должны быть на месте.
– Я сделала все, как вы мне велели, – сказала Катрин в заключение. – Вы ничего никому не скажете и ничего не напишете? Теперь я могу быть спокойна?
– Не совсем, – ответила Элизабет.
– От меня еще что-то нужно? – Голос у Катрин был недовольный и вместе с тем испуганный и подобострастный.
– Самую