Ознакомительная версия.
Оставались только штабеля мешков с песком на месте огневых точек. Возможно, их собирались забрать позже. Хотя не исключено, что и через пять лет они – или то, что от них останется, – будут здесь валяться. Если их не растащат местные жители на строительные или иные нужды. На джипы с эмблемой Армии спасения теперь никто не обращал внимания. Глория Паркер скомандовала водителю остановиться, заметив начальника полиции возле одной из черно-белых машин с мигалками. Тот как раз собирался уезжать и уже открыл дверцу, намереваясь сесть в машину.
– Надеюсь, у вас нет больше возражений против нашего пребывания в городе? – с нескрываемым сарказмом поинтересовалась у него Паркер.
– Делайте все, что хотите. Людей, захвативших здание, здесь больше нет. Чрезвычайное положение отменено, – с важным видом ответил ей капитан и отвернулся.
Джип медленно подъехал к воротам и остановился. Налицо были все признаки того, что здесь уже побывали местные военные, – ворота были не открыты, а просто снесены. Смятые створки валялись тут же, продавленные большими колесами. Вероятно, их протаранил броневик. Один из тех, что Паркер видела по дороге сюда. Лежащие на земле остатки бывших ворот не давали джипам миссии въехать во двор лепрозория. Пожав плечами, Глория Паркер выбралась из машины и вошла в пустой двор. Остальные последовали ее примеру. Входная дверь тоже оказалась выбита. Однако никаких других разрушений не было видно. Отметин от пуль, во всяком случае, Паркер не заметила. Похоже... Похоже, эти загадочные коммандос, или кто они там были, просто ушли.
Пораженная этим фактом, она почти вбежала в здание. Миновав коридор первого этажа, Паркер увидела за решетками изможденных пациентов. Некоторые из них бросились к дверям, просовывая руки сквозь прутья, но большинство продолжали без сил сидеть на своих кроватях. Помощники молча следовали за Глорией Паркер, потрясенные увиденным. А ведь, казалось бы, столько уже пережили, на такие ужасы насмотрелись... Заглянув в кухню, она увидела на одном из столов пустые консервные банки. На каждой жестянке среди прочих надписей виднелась строчка мелким шрифтом по-английски: «Произведено для армии США». Неужели и в самом деле эти коммандос были американцами? Хотя это всего лишь консервы... Их мог принести кто угодно. Их могли даже просто подбросить, уже пустые... Неважно. Пожав плечами, начальница стремительно двинулась к лестнице, следуя за надписями на стене. Поднявшись на второй этаж, сотрудники миссии обнаружили ряды закрытых дверей. Хотя нет, одна дверь, на которой вместо решетчатого окошка имелась какая-то табличка, была распахнута. Они вошли в кабинет, принадлежавший, судя по всему, главному врачу лепрозория. На столе поверх каких-то бумаг лежала связка ключей.
– Ну что ж, – Паркер повернулась к подчиненным, – мы приступаем. Немедленно. Друзья мои, вы все знаете, что нужно делать. Да поможет нам бог.
Теперь к дому с башней ехали совсем другие машины.
* * *
Волонтеры раздавали пищу и воду голодным и страдающим от жажды больным проказой. С теми, кого уже накормили и напоили, работали врачи. Часть добровольцев занималась приведением в порядок здания и прилегающей территории – грязи и мусора за долгие годы скопилось немало, к тому же плохо приспособленные для нужд больных помещения требовали хотя бы косметического ремонта. Сорванные броневиком вместе с петлями ворота, вернее, то, что от них осталось, вытащили за ограду, чтобы машины с продуктами и медикаментами могли подъехать ближе к дому. Санитаров и охранников, найденных запертыми в комнатах второго этажа, также освободили, накормили и напоили, а потом отпустили по домам – они заслужили хотя бы один выходной после такой напряженной недели. Правда, сначала мисс Паркер и ее помощники побеседовали с каждым несколько минут о работе этого, мягко говоря, медицинского учреждения и о его подопечных. Оставалось еще найти главного врача, чтобы хотя бы в общих чертах разобраться с документацией. Но картина и без этого складывалась удручающая. Ведение дел в лепрозории заслуживало отдельного разбирательства. Причем судебного.
Полученные от пациентов, санитаров и охранников сведения о поведении этих странных коммандос начальница миссии после некоторых колебаний в свой официальный отчет включать не стала. В конце концов, эти сведения не имели к работе миссии никакого отношения. Что из того, что один из санитаров, назвавшийся Рамоном, сказал, что коммандос отдали пациентам все свои продукты, хотя им и самим этой еды надолго не хватило бы? Только то, что эти коммандос были нормальными людьми, способными к состраданию, а не бездушными вооруженными бандитами. Что из того, что (по словам того же Рамона, немного говорившего по-английски), коммандос общались между собой на каком-то незнакомом языке. А кто докажет, что Рамон не ошибается, ведь кроме него, никто этого не слышал? В конце концов, у членов миссии много своей работы. А с этим пусть разбирается местная полиция. Если захочет.
* * *
Когда на горы начали опускаться сумерки, Паркер вышла за ворота и устало опустилась на большой камень. Все при деле, процесс пошел, теперь можно и передохнуть немного. Камень был теплый – день выдался солнечным. Несколько минут назад кто-то из медиков принес ей приятную новость – большинству больных, скорее всего, удастся помочь. Поэтому, несмотря на усталость, начальница миссии чувствовала себя хорошо. В конце концов, у них все начало получаться. Подняв глаза, она увидела идущую к лепрозорию смуглую девушку. Подойдя ближе, девушка остановилась, присматриваясь к лицу Глории, потом все-таки решилась и повернула к ней.
– Вы здесь главная?
– Да, я здесь главная. – Начальница миссии с интересом посмотрела на юную незнакомку. Судя по лицу, она не латинос, скорее, из какого-то индейского племени. Совсем еще девочка. Интересно, сколько ей? – Меня зовут Глория Паркер. А как зовут тебя?
– Я – Мария.
– И что тебе здесь надо, Мария? У тебя кто-то из родных здесь, в этом лепрозории?
– Нет. Там у меня никого нет. У меня недавно умер отец, и я ищу работу. Я слышала, что вашей миссии не хватает рабочих рук.
– Это правда. Людей у нас мало, а работы много. Хочешь работать?
– Хочу. Когда можно начинать?
– Прямо сейчас. Сколько тебе лет?
– Семнадцать, сеньора.
Глория Паркер с некоторым сожалением поднялась с камня – приятно все-таки немного понежиться на солнышке – и протянула девушке руку:
– Что ж, добро пожаловать в Армию спасения, Мария. Пойдем, у нас сегодня еще много дел.
На карте Гондурас и Никарагуа разделяет весьма условная линия, а на местности эту линию и вовсе ничто не обозначает. В этих краях границ в общепринятом понимании, – то есть со шлагбаумами, таможнями и контрольно-следовой полосой, – не существует. Особенно с тех пор, как не стало ни сандинистов, ни контрас, ни «эскадронов смерти», ни каких-либо еще военизированных группировок, нарушающих размеренную жизнь субтропического пояса. Не считать же, в самом деле, пограничным переходом полтора десятка километров обычной грунтовой дороги между гондурасским поселком и никарагуанской деревней. Поскольку никаких застав у моста через Рио-Коко не было и в помине, хотя считалось, что именно по реке проходит граница.
На никарагуанской стороне, за третьим от моста поворотом, петляющую по джунглям грунтовую дорогу перегораживали два видавших виды армейских джипа. Эмблема на водительской дверце каждой машины говорила о принадлежности к никарагуанской армии. Возле джипов прохаживались трое офицеров и высокий широкоплечий мужчина европейской наружности в камуфляже без знаков различия. Джипы числились за близлежащим гарнизоном, там же несли службу и один из офицеров, и оба водителя. Но ни этот капитан, ни тем более оба сержанта не были в курсе того, что они здесь делают уже третий час кряду в шаге от границы с Гондурасом и как долго еще им здесь предстоит торчать. Капитан тем не менее мог быть доволен – отсутствие излишнего любопытства нынче хорошо оплачивалось. К тому же он, страстный поклонник футбола, нашел в одном из столичных гостей, тоже носившем капитанские погоны, родственную душу. Общая тема ощутимо скрашивала им затянувшееся ожидание. И расслабившийся капитан, азартно обсуждая последние игры сезона, не замечал, что глаза его собеседника вовсе не светятся тем же огнем, что и у него. Второй офицер из столицы, майор, опершись на капот джипа, вполголоса о чем-то беседовал с европейцем. В этом человеке какой-нибудь завсегдатай дипломатических приемов в Манагуа мог бы с удивлением узнать атташе по культуре российского посольства. Еще больше он удивился бы, увидев, что военная форма сидит на дипломате как влитая. Но здесь, в джунглях, некому было этому удивляться.
Капитан хотел было отпустить довольно соленую шутку, но слова застыли у него в горле. Он увидел, как европеец вдруг замер, напряженно к чему-то прислушиваясь, и поднял правую руку, призывая к вниманию. Приезжие офицеры встрепенулись, словно солдаты-новобранцы. Капитан так и не понял, откуда у них в руках появились автоматы, каких не было ни у кого в их гарнизоне. Однако он успел заметить в левой руке европейца спутниковый телефон. Европеец произнес в трубку несколько фраз на незнакомом языке, и впервые за все время на его лице появилось что-то, похожее на улыбку. Он сделал свободной рукой недвусмысленный жест, разрешавший его спутникам расслабиться. Капитан тоже прислушался. Сквозь какофонию птичьей перепалки пробивалось урчание мотора приближающейся машины.
Ознакомительная версия.
