Ознакомительная версия.
Капитан хотел было отпустить довольно соленую шутку, но слова застыли у него в горле. Он увидел, как европеец вдруг замер, напряженно к чему-то прислушиваясь, и поднял правую руку, призывая к вниманию. Приезжие офицеры встрепенулись, словно солдаты-новобранцы. Капитан так и не понял, откуда у них в руках появились автоматы, каких не было ни у кого в их гарнизоне. Однако он успел заметить в левой руке европейца спутниковый телефон. Европеец произнес в трубку несколько фраз на незнакомом языке, и впервые за все время на его лице появилось что-то, похожее на улыбку. Он сделал свободной рукой недвусмысленный жест, разрешавший его спутникам расслабиться. Капитан тоже прислушался. Сквозь какофонию птичьей перепалки пробивалось урчание мотора приближающейся машины.
* * *
Когда «Лендровер» подъехал к мосту через Рио-Коко, Локис, который час назад снова сел за руль, испытал странное разочарование. Щит, красовавшийся на обочине перед мостом, вполне недвусмысленно говорил, что их пребывание на территории Гондураса закончилось. Во всяком случае, в слегка облупившейся надписи на щите присутствовало слово «Никарагуа».
– Товарищ командир, это что – уже граница? – Сидевший рядом полковник Туманов, услышав вопрос ошарашенного Локиса, утвердительно кивнул:
– Да, прапорщик. Такая здесь граница. Расслабься, приехали, – и уточнил: – Почти.
Взглянув на часы, Туманов вытащил из кармана спутниковый телефон. Владимир заметил это краем глаза, но виду не подал. Надо будет, командир скажет сам. Туманов снова взглянул на часы, и в этот момент телефон ожил. Полковник перебросился с невидимым собеседником несколькими короткими фразами, на этот раз по-русски, и с удовлетворенным видом убрал телефон обратно в карман.
– Все в порядке, парни. Добро пожаловать в Никарагуа. На том берегу нас встречают. Правда, без цветов. И, повернувшись к Локису, с улыбкой бросил: – Ты только не газуй. А то кто знает, вдруг у них тут гаишники нервные.
Локис хмыкнул, но спорить с командиром не стал и скорость сбросил. Тем более что передние колеса уже подпрыгнули, вкатываясь на мост. Он видел, что никто, даже командир, не убрал оружия. И это правильно. До места встречи еще не доехали, нечего тут тихий час устраивать. В зеркале заднего вида мелькнул все тот же щит, единственный намек на то, что они пересекли границу. Надпись на обратной стороне щита, похоже, приглашала в Гондурас. Нет, спасибо, с иронией подумал Локис, мы там уже погондурасили. Словно услышав его мысли, Туманов негромко проговорил легендарную фразу Колумба: «Грасиас а Диос ке эмос салидо де эстас гондурас», и улыбнулся с явным облегчением. Снайпер чуть слышно хмыкнул, вспомнив, как переводится название страны, оставшейся позади.
Дорога за мостом совершенно не напоминала прямую линию. Скорее, поворот на повороте. «Лендровер» и триста метров не отъехал от моста, как тот скрылся из виду.
Машина неспешно выкатилась из поворота, и Локис едва не вдавил педаль тормоза в пол до упора. Дорогу впереди перегородили два армейских джипа, а перед ними стояли трое латиносов в никарагуанской форме с офицерскими погонами, и мужчина лет сорока, европейской наружности, в камуфляже без видимых знаков различия. Двое латиносов держали в руках любимое оружие антитеррористических подразделений – автоматы фирмы «Хеклер-унд-Кох» – «МП-5», третий скромно довольствовался винтовкой «М-16». Правда, стволы были опущены вниз. У европейца в руках не было оружия, только спутниковый телефон. В европейце Владимир с удивлением узнал человека, который пару раз появлялся на военной базе под Манагуа, где десантники тренировались в ожидании заброски в Гондурас. Только тогда он был в штатском, а не в камуфляже, как сейчас.
– Останови, – услышал Локис голос командира. Мотор замолк, и джип плавно остановился, прошелестев шинами по прелой листве, густо устилавшей обочины. Европеец, жестом приказав своим спутникам оставаться на месте, двинулся к «Лендроверу». Туманов вышел из машины, дождался, когда встречающий подойдет поближе, и двинулся к двери багажного отсека. Распахнул ее и, отодвинувшись в сторону, махнул рукой – любуйтесь, мол. В зеркало заднего вида Локис, остававшийся за рулем, видел, как европеец внимательно взглянул на стоящий в багажнике контейнер. Несколько долгих секунд он рассматривал потемневшие от времени пломбы на замках, никем не потревоженные. Потом вдруг с нескрываемым облегчением улыбнулся – широко, очень так по-русски, по одной этой улыбке Володя признал в нем земляка – и шагнул к командиру с явным намерением его обнять. Но Туманов отстранился и предостерегающе поднял руку, напоминая об угрозе заражения. Дипломат с виноватой улыбкой сделал шаг назад и сказал:
– Извините. Я в курсе того, что с вами произошло, но не мог сдержаться. Полковник, вы и ваши люди сделали большое дело. Следуйте за нами. Сейчас мы направимся в ближайший военный госпиталь, там вам окажут первую помощь. Тут недалеко.
Туманов забрался обратно в «Лендровер» и скомандовал: «Давай, Гагарин, поехали!» Но Локис уже сам, не дожидаясь команды, повернул ключ в замке зажигания, глядя, как джипы неуклюже разворачиваются на узкой дороге. Наконец им это удалось, и Локис тронул свою машину с места, пристраиваясь в хвост никарагуанцам. По крыше «Лендровера» громко забарабанили крупные капли дождя, сначала редко и гулко, потом все чаще и равномернее, постепенно сливаясь в непрерывный шум. Локис запустил «дворники», но они едва справлялись, и Владимир радовался, что успели добраться до точки встречи засветло. Хорошо хоть дорога укатанная. Вдруг с заднего сиденья раздался хриплый голос очнувшегося Петренко:
– Что, опять дождь пошел? А зонтик кто-нибудь взял?
Антонина Тимофеевна остановилась у подъезда и попрощалась с Женей:
– Ну, вот я и дома почти. Спасибо, что со мной прошлась. Все веселее. Прости, что в гости не зову. Устала я что-то сегодня. Погода, что ли? Вон туча какая ползет...
– Может, я все же зайду, тетя Тоня? – Женька с тревогой посмотрела на нее.
– Нет, беги лучше домой. А то кто знает, когда дождь закончится. Мать волноваться будет...
– Так ведь еще и не начался дождь-то ваш. Разве ж это дождь? Так, капает что-то, – хмыкнула Женька, но спорить не стала, тоже сегодня забегалась. – До завтра, тетя Тоня.
И она убежала. Антонина поднялась на свой этаж, вошла в квартиру. За эти дни, проходившие в неведении о судьбе сына, у нее словно сложился определенный ритуал. Она приходила домой, готовила какое-нибудь блюдо из Володиных любимых – сегодня его ждал борщ, – и садилась к телевизору, смотреть выпуски новостей в поисках одной-единственной весточки – о сыне. Рядом – только руку протянуть – лежал мобильный телефон.
Век телевизионных сенсаций не долог. О катастрофе самолета в Латинской Америке уже никто не вспоминал. И дикторы говорили о чем угодно, только не об этом. Но Антонина Локис терпеливо ждала вестей от сына.
Выпуск новостей закончился как положено – прогнозом погоды. В далеком Гондурасе, как и в родной Балашихе, снова шли дожди. Потом началась реклама, и Антонина Тимофеевна привычно выключила звук. И вдруг в наступившей тишине она услышала, как в замке входной двери поворачивается ключ. А потом из прихожей донеслось такое долгожданное:
– Мама, ты дома? Я приехал.
– Сынок! – Мать бросилась к Владимиру, обнимая его.
– Мам, ты прости, что не звонил. Но там мобильник не берет, сигнал очень слабый. А потом, у них почта далеко. И я как ни приду звонить, а там почтальонка то заболела, то в район вызвали. А потом и вовсе пьяный тракторист телеграфный столб снес. Ну, как на грех... Я так раз отпросился, другой, а этот начальник складов уже волком смотрит. Куда это я все звонить бегаю? Может, я шпион какой?
Антонина со счастливой улыбкой отмахивалась от всех его объяснений. Ну какая сейчас разница, почему не звонил, если вот он, родная кровинушка, рядом сейчас сидит. Она только спросила:
– Сынок, ты, может, есть с дороги хочешь? Я как раз борщ твой любимый сварила... Еще горячий, на плите стоит...
А потом сидела и любовалась, как Володя этот борщ наворачивает так, словно его неделю не кормили. Поверив наконец, что ей не приснилось, что это действительно ее сын, а не картинка в телевизоре, она осторожно, после долгих колебаний, все же отважилась спросить:
– Ты мне честно скажи, Володя, кем ты там служишь?
– Честно? – Владимир посмотрел в глаза матери.
– Я все понимаю, сынок. Говорить никому нельзя. Секретность и все такое. Но я же мать, должна же я знать...
– Каптерщиком я служу, мама. Правда. Честное слово. Ну, чего ты так волнуешься? Меня же всего-то чуть больше двух недель и не было дома.
Ознакомительная версия.
