Получая приказы и груз, капитаны, отчаянно матерясь, надвигали поглубже фуражки с «крабами» (плевать на мороз!) и пускались в рискованный путь. Бойцы из маршевых рот, вцепившись в борта и скобы, завороженно смотрели на парившую в холодном воздухе широкую Волгу.
Она плескалась совсем рядом, а деревянные борта порой возвышались на полметра от поверхности. От резкого поворота или близкого взрыва суда с открытыми трюмами черпали сразу массу воды. Красноармейцы, многие из которых вообще не видели больших рек и не умели плавать, бестолково шарахаясь, усиливали качку.
– Цыть! – приводил их в чувство боцман. – Что, обоссались? В Сталинграде еще не то будет. Берите черпаки и выливайте воду. Живее, если жить хотите.
– Черпаков всего два, – поднимал голову паренек в длинной неуклюжей шинели.
– Ведро вон пожарное висит. Каски для чего надели? Черпайте касками.
Подгонять никого не приходилось. Работали молча и сосредоточенно, пригибаясь, когда над головой шуршал очередной снаряд.
– Это не наш, – бодро объявлял боцман. – И этот тоже. Свой снаряд не услышите. Прилетит без объявления.
Бойцы храбрились. Лезли было за кисетами, но вспоминали, что курить и зажигать спички строжайше запрещено – ночью любой огонь виден издалека. Обгоняя тарахтящий, тихоходный баркас, резво пролетела разогнавшаяся на веслах остроносая, как щука, рыбацкая лодка. Там кучей громоздились ящики и мешки.
– Веселее, ребята! – окликали с лодки мокрых, съежившихся бойцов. – Тут не глубоко, всего метров пять.
Один из баркасов сдавило посреди реки льдом и расплющило словно тисками. Почти вся команда, взвод пехотинцев и груз сразу пошли ко дну. Уцелевшие семь-восемь матросов и красноармейцев пытались по льдинам добраться до ближайшей песчаной косы.
Темные силуэты были хорошо видны при вспышках ракет на фоне светлого льда. Пулеметные трассы тянулись к ним, доставая одного за другим. Кто-то срывался в воду, не сумев перепрыгнуть на соседнюю льдину, и выбраться уже не мог. Через десяток минут все было кончено. Льдины медленно несли тела погибших, а пулеметы продолжали свою работу, снова перехлестывая очередями тела – вдруг кто-то из русских еще живой.
11 ноября 1942 года немцы предприняли одно из последних наступлений в Сталинграде. Ударные части сразу шести дивизий и четырех свежих саперных батальонов, переброшенных транспортной авиацией, атаковали позиции 62-й армии. В этот же день немецкие самолеты непрерывно бомбили узлы сопротивления.
Их перехватывали советские истребители, завязывались бои. Самым большим успехом 8-й воздушной армии, как с иронией отмечал один из зарубежных историков, стало разрушение заводских труб в северном промышленном секторе города. Немецкая авиация уже была не способна действовать достаточно эффективно и несла большие потери от советских истребителей.
В этот день некоторые участки берега переходили по несколько раз из рук в руки. На один из наших батальонов, кроме пехоты, двинулись танки. Три машины остались гореть на берегу, рядом лежали десятки тел убитых немецких солдат. От батальона осталось всего пятнадцать красноармейцев, но свои позиции в семидесяти метрах от Волги они отстояли.
И такие ожесточенные бои шли во многих местах. Еще одно усилие, и русские будут сброшены в воду. Но этого не происходило. Генерал фон Рихтгофен, прочитав сводку о потерях своей авиации, отбросил папку в сторону и ядовито заметил: «Когда Волга замерзнет, русским придет конец».
Все же каких-то успехов немцы в тот день добились. В районе крупного завода «Баррикады» они сумели отрезать от основных сил 138-ю дивизию полковника Людникова. Причем отрезана она была с двух сторон, и участок, который обороняла дивизия, вошел в историю под названием «Остров Людникова».
Спустя несколько дней вышли из строя сразу два бронекатера первого дивизиона – заклинило изношенные, много раз ремонтированные двигатели. Теперь при сильных морозах и отсутствии условий для сложных ремонтных работ не приходилось ждать их скорого возвращения в строй.
«Прибой» двигался с правого берега, загрузив восемьдесят человек раненых. В связи с тяжелой ледовой обстановкой загрузку на бронекатера уменьшили. Человек не ведает своего будущего. Может, и эти восемьдесят раненых отказались бы покинуть правый берег, зная, какая судьба их ждет.
Бронекатер под командованием бывшего боцмана «Верного», а теперь мичмана Егора Ковальчука прошел половину пути, благополучно уходя от попаданий снарядов.
– Ну, кажется, самое страшное позади, – сказал один из моряков, успокаивая раненого с перевязанными руками, который боялся спускаться в трюм и, несмотря на мороз, оставался наверху.
Мимо проплывали большие и мелкие льдины. Мичман Ковальчук, обходя одну из них, вдруг почувствовал, как катер словно рванули за корму и потянули назад. Взвыл на высоких оборотах двигатель, нос бронекатера задрало вверх, за кормой что-то лопнуло. Опытный мичман и старший механик среагировали мгновенно.
– Стоп, машина! – скомандовал в переговорное устройство Егор Ковальчук.
Двигатель был остановлен. Через минуту его запустили снова. Но ход «Прибоя» был потерян. Двигатель исправно молотил, а катер несло течением. Механик, выскочив наружу, свесился через борт. Он уже понял, что на винт что-то намоталось, возможно, трос или канат, который они зацепили на мелководье. Затонувших судов с торчавшими обрывками тросов на дне хватало.
Рядом с ним уже стоял Егор Ковальчук. Помощник механика, крепкий, молодой парень, быстро разделся и опустился по скобам на корме вниз. Было жутко смотреть, как он погружается в дымящуюся ледяную воду. С десяток секунд, находясь по грудь в воде, он нащупывал что-то ногами. Затем крикнул:
– Трос намотало. Целый клубок.
И, окутанный густыми клубами пара, торопливо полез наверх. Пока на него набрасывали полушубок, снаряд взорвался рядом, второй ударил в катер.
– Рация! Срочно передайте на берег сигнал о помощи.
Но немецкие артиллеристы словно знали, куда целиться. От сильного толчка выгнуло перегородку радиорубки, рация вышла из строя. Беспомощное судно несло вместе с льдинами по течению. Зажгли дымовые шашки, но, прежде чем они дали завесу, еще один снаряд ударил в носовую часть.
Вспыхнул огонь, который быстро потушили, но впереди ждала новая беда. «Прибой» с маху посадило течением на мель. Это была оконечность узкой песчаной косы. Ковальчук лихорадочно искал выход из положения. Если разгрузить катер, то можно попробовать сняться с мели, но что это даст? Судно понесет в сторону центральной переправы, прямо под прицельный огонь с берега. Там его пустят ко дну в считаные минуты.
Огонь велся издалека, помогала дымовая завеса, а также нагромождение льдин на песке, которые частично защищали катер. Но снаряды падали в опасной близости. Надо рубить трос, это единственный выход.
Внизу, в кубрике и трюме, беспокойно переговаривались раненые. Кто-то лез вверх и молотил кулаком в люк, требуя открыть. Началась паника. Ковальчук, распахнув люк, толкнул ладонью высунувшегося красноармейца с перевязанной шеей.
– Всем заткнуться и сидеть тихо. Мы намотали на вал кусок троса. Пока опасности нет, рубим его топором и зубилами. Кто начнет орать и ломиться наверх, будет расстрелян как паникер. Я уже отдал приказ. Все, амба! Полная тишина.
Из-за спины Ковальчука шагнул матрос с карабином наперевес. Щелкнул взведенный затвор, люк захлопнулся. Помощник механика и двое моряков покрепче ныряли по очереди и рубили топором трос. Выдерживали не более пяти минут. Людям наливали по стопке спирта, отогревали под одеялами в кубрике, и они снова погружались в воду, смешанную со льдом.
Трос не поддавался. У одного из моряков свело судорогой руки, он вынырнул без топора. Нашли другой, успев его заточить. Но ничего не получалось. Массивное зубило тоже не помогло, сопротивление воды мешало наносить удары. Все это продолжалось не меньше часа. Приходилось отталкивать баграми глыбы льда, которые прижимали катер к песку. Пытались сигналить изредка проходившим вдали судам, но мешала дымовая завеса.
– Сколько осталось шашек? – спросил у боцмана Ковальчук.
– На час-полтора.
– Экономьте.
Снаряды падали не слишком часто, немцы уже поняли, что русский бронекатер угодил в ловушку. Надо лишь дождаться, когда рассветет и кончится запас дымовых шашек.
Хотя снаряды (реже мины) падали с разбросом, фугас рванул неподалеку от кормы. Помощника механика взрывной волной ударило о корму. Когда его вытащили наверх, увидели, что ребра сломаны от удара о скобу. Раненого торопливо унесли в кубрик, где им занялся санитар. Ковальчук разделся и тоже нырнул в ледяную воду. Тело ошпарило, как кипятком. Он нащупал комок троса размером с футбольный мяч, болтались оборванные концы.
Надо пробовать еще. Кажется, один или два витка удалось перебить. Но это ничего не значило. Таких витков, намертво сплетенных оборотами вала, было несколько десятков. Ковальчук короткими ударами рубил топором клубок, но крепких ударов, несмотря на сильные руки мичмана, не получалось. Вынырнув, проговорил, тяжело переводя дыхание:
