Ознакомительная версия.
– Мне очень жаль, Виктор Павлович, что с вашей женой произошла такая неприятность, – резюмировал Глеб, затягивая узел и с удовольствием озирая итог своей работы, – но, сами понимаете, война. Разве вы не собирались нас только что убить?
– Пошел ты к дьяволу, ублюдок… – процедил сквозь зубы Бутерс.
Глеб метнулся в коридор и спрыгнул в вестибюль. Распотрошенную аптечку в железной коробке он заприметил давно – раненые наемники врачевались, сунул ее под мышку и припустил обратно. Маша уже стаскивала с Любы комбинезон, та рычала от боли и делала злющие глаза. Бинтов и мазей в аптечке было с избытком. Врача бы еще толкового, и хорошую больницу.
– Отойди, – оттолкнула его Маша, – сама справлюсь, ты только мешаешь.
Любаша рассказывала – отрывисто, через пятое на десятое. Охрану у судна они с Мишкой благополучно вырезали, проникли на борт, и Мишка вдруг с чего-то решил, что граната в бак с горючим – это прикольно. Прикольного оказалось мало, демоны слетелись на грохот, и им пришлось отстреливаться до последнего; положили несколько человек, потом палубу тонущего судна стали забрасывать гранатами, Мишке прострелили ногу, он орал, чтобы Любаша прыгала отсюда, к чертовой матери, а он за ней. Но так и не прыгнул… Она размазывала слезы кулачками, всхлипывала.
Глеб реквизировал у затосковавшего Бутерса спутниковый телефон, предпринял попытку дозвониться до Бекшанского. В этом здании действительно не было сигнала. Почему? Злые духи создавали помехи? Любаша еле передвигалась, Маша волокла ее практически на себе, а Глеб подгонял пинками Бутерса. Наверное, к человеку, потерявшему жену и всякие надежды, следовало относиться деликатнее, но он в гробу уже видел эту деликатность! Ветер с моря ударил в лицо, освежил. Они тащились по веранде, заваленной телами, по лестницам, падающим к пляжу. «Хочу к морю», – стонала Любаша. Желание раненого ангела в эту минуту было законом. Они упали на пригорке, в нескольких метрах от воды. Кого бояться? Если с божьей помощью превратили клочок суши в безлюдное пространство? В голове царил переполох.
Прошел все-таки сигнал! Отозвался Григорий Ильич, и Глеб что-то бормотал, потом начал кричать, срывая голос, создавая у абонента твердую уверенность в невменяемости собеседника. Он вдалбливал в голову растерян-ного шефа координаты острова, повторяя их несколько раз. «Задание выполнено, – твердил он, как попка, – задание выполнено, есть потери, пришлите медиков…»
До абонента наконец дошло, что задание выполнено. Не может быть! И заработал механизм, пошли упругие волны по эфиру. Ждать на месте, дипломатические структуры в Гаване уже информируются, в скором времени за вами прибудет вертолет, а там решим, что делать дальше – герои, вашу мать!
Глеб отключился, отбросил телефон и закрыл глаза всего лишь на минутку, как снова злобно и беспощадно затрещал автомат. Пули взрывали песок. Он не хотел такого поворота, он был решительно против. Сколько можно?! Кричала Любаша, катаясь по песку, скорчился в позе зародыша Бутерс, как-то притих. Подскочила, сжимая кулачки, озлобленная Маша. А автомат-то где? Глеб с ревом устремился к ней, чтобы повалить в песок, уже закрыл собой, когда ужасная боль пропорола левое плечо. Пуля прошла навылет и застряла у Маши в правом плече. Девушка ахнула от ослепительной боли, глаза заволокло туманом. Они одновременно упали, он чуть не раздавил ее, сполз, куда-то подался, шаря ладонью по песку, чтобы дотянуться до сбежавшего автомата, и уже был согласен перетерпеть любую боль! Пули взбили фонтанчики, ударили по казеннику, и Глеб отдернул руку, перевернулся на спину. В глазах стремительно темнело. Да что за напасти – одна за другой! Поскрипывал песок, приближалось, хромая на обе ноги, опираясь на приклад «М-16», какое-то чумазое чудовище. Злорадная ухмылка классического черта, ослепительно-белые зубы, врачуемые ведущими лондонскими стоматологами. Марк Борисович Дубровский, милости просим, изрядно пощипанный, но не побежденный! Отсиживался где-то в джунглях, а теперь предстал перед народом во всей своей красе неубиваемого олигарха… Глеб угрюмо смотрел, как из тумана, что висел перед глазами, вырастает малопривлекательная личность.
– Какого черта? – застонала Маша, отчаянно моргая.
– Спокойно, Маша, это Дубровский, – шепнул Глеб. До чего же идиотски звучит!
Олигарх остановился в нескольких шагах, оперся на ствол, но боль растекалась по телу, левая сторона уже онемела, и Глеб просто не мог в одночасье подняться и скрутить его в бараний рог.
– Ну, и дела творятся на моем острове с вашим появлением, Виктор Павлович, – негромко и как-то даже вкрадчиво проговорил олигарх. – Не припомни я свой забытый армейский опыт, пришлось бы тяжко. Вы в порядке, Виктор Павлович?
– Безумно рад вас видеть, Марк Борисович, – захрипел, вставая на колени, Бутерс. – Я знал, что ничего у них не получится, я чувствовал… Но нужно спешить, эти господа уже вызвали своих людей, рано или поздно они прилетят. Вы не звонили в Майами, Марк Борисович?
– Каким это образом, Виктор Павлович? – изумился опальный олигарх. – Телефон остался в сумке; кабы я не убежал на четвереньках, а стал бы его искать, меня шлепнули бы на месте.
– Звоните с моего, он у вас за спиной, а потом развяжете меня и будем разбираться с нашими непоседливыми приятелями…
– Да, вы правы, Виктор Павлович. – Дубровский нагнулся, чтобы поднять брошенный Глебом телефон.
И тут прозвучал одиночный выстрел. Олигарх вздрогнул, изумленно моргнул и повалился на бок, выпустив свою стреляющую клюку. Он лежал в двух шагах от Глеба, смотрел отливающим на солнце глазом, и кровь уже просачивалась через рубашку, напитывала песок.
– Я просто теряю нить… – прошептала Маша.
Еще одна фигура вырисовывалась из белесых завихрений. Тоже черт… но несколько отличный. Приближалось странное существо. Оно передвигалось какими-то рывками, волоча за собой перебитую ногу. Из одежды на данном персонаже были лишь обгорелые обрывки, в которых очень трудно было опознать фрагменты гидрокостюма боевого пловца российского спецназа. Отдельные участки тела покрывали волдыри, но на лице их, слава богу, не было. Существо улыбалось, что выглядело весьма дико. Застонал, зарываясь в песок, Виктор Павлович, взвыл белугой – не так-то просто расставаться с иллюзиями.
– Мишка… – трагическим голосом произнесла Маша, поднимая голову. – Это же Мишка Черкасов! Господи, прости нас, грешных, с того света вернулся, чтобы нас спасти…
– Ну, в общем-то, да, – подумав, согласился Мишка. – Кто, если не я?
– Где? – запоздало включилась Любаша и уставилась на Мишку с суеверным ужасом.
– Попахивает что-то от вас… – Мишка поводил кровоточащими «носопырками». – В штаны наложили всем коллективом? – остановился рядом с Дубровским, поморгал, всмотрелся: – Это то, о чем я думаю?
– То, – подтвердил Глеб.
– Ну, надо же, – восхитился Мишка, – целого олигарха завалил. Впрочем, мелковатый нынче олигарх пошел, – оценил он на глазок габариты подстреленной «живности», – не то, что раньше.
– А из чего ты стрелял? – тупо спросил Глеб.
– Из автомата, Глеб Андреевич. Там последний патрон оставался, чего таскаться с этим железом? Сил уже нет никаких, подстрелили меня, да и вас, как погляжу… Привет, приятель. – Мишка собрал последние силы и пнул по копчику расстроенного Бутерса.
– Ничего не понимаю, – пробормотала Люба, – тебя же убили…
– Не каркай!
– Но ты же не прыгнул за мной. Или прыгнул, Мишка?
– Я не прыгнул, – гордо вымолвил пловец, размазывая кровь под носом, – я упал…
Вот тут и дошло, что никакая это не коллективная галлюцинация.
– Мишка, черт мой ненаглядный! – завизжала Любаша, позабыв про боль, поднялась, заковыляла к Мишке, угрожающе распахивая объятия.
Поднималась с урчанием Маша, да и до Глеба начало с остановками доходить.
– Не надо! – истошно закричал Мишка и, рухнув на колено, выставил руки. – Не трогайте меня! Если коснетесь, я ласты загну! У меня все болит! Меня ранили!
Это была какая-то сумасшедшая вакханалия. Люди катались по песку, хохотали, плевались кровью. Глеб плохо помнил, как доковылял до дома, забрал аптечку, отыскал зеркальный бар в гостиной, вооружился двумя бутылками скотча и вернулся обратно. Они снова корчились на песке, бинтовали друг дружку, подсчитывали, как долго протянут, если в ближайшем будущем не окажутся на столе у хирурга, стонали, хихикали; мужчины матерились, и ничего им за это не было. Давились скотчем, который оказался слишком хорош для этой компании. Предложили Виктору Павловичу, но тот отказался.
– Ты бы лучше пожрать принес, – лепетала Любаша, – мы за три дня лишь раз нормально ели, перед тем как душевно подрались. Я даже мексиканскую кухню толком не прочувствовала…
Ознакомительная версия.
