— Бригадный генерал Фарнхолм был очень добр, — пробормотала Гудрун.
— Бригадный генерал Фарнхолм был очень умным человеком, — с мягким упреком возразила мисс Плендерлейт. — Он был достаточно умен, чтобы... Ну ладно... не имеет значения... Вы и маленький мальчик. Он очень полюбил этого малыша.
— "Мы все приходим в ореоле славы..." — пробормотал Уиллоуби.
— Что?.. — удивленно посмотрела на него мисс Плендерлейт. — Что вы сказали?
— Ничего. Просто случайная мысль, мисс Плендерлейт.
Мисс Плендерлейт улыбнулась ему и поглядела на малыша. Снова наступило молчание, но на этот раз не такое неловкое, как прежде. Его нарушил капитан Файндхорн, когда задал вопрос, на который они все хотели получить ответ:
— Если мы когда-нибудь снова попадем домой, то будем этим полностью обязаны бригадному генералу Фарнхолму. Не думаю, что кто-либо из нас когда-нибудь забудет об этом. Вы объяснили нам, почему он так поступил. Видимо, вы знали его гораздо лучше, чем любой из нас, мисс Плендерлейт. Вы можете нам рассказать, как он это сделал?
Мисс Плендерлейт согласно кивнула:
— Я расскажу вам. Это было очень просто, потому что Фостер был очень простым и прямым человеком. Вы все обратили внимание на тот большой саквояж, который он унес с собой.
— Да, — улыбнулся Файндхорн. — Тот, в котором он носил свои... э-э... запасы.
— Верно, виски. Кстати, он терпеть не мог этот напиток. Использовал его для создания местного колорита. Словом, он оставил все бутылки и остальное содержимое саквояжа на острове. В расщелинах скал, полагаю. Тогда-то он...
— Что? Что вы сказали? — раздался голос ван Оффена, еще не вполне пришедшего в себя от удара Фарнхолма по голове. Он так резко наклонился вперед на скамье, что поморщился от боли в раненой ноге. — Он оставил все свои вещи на островке?
— Именно так я и сказала. Почему вам это кажется столь удивительным, мистер ван Оффен?
— Полагаю, что никакой причины для этого нет. — Ван Оффен откинулся назад и улыбнулся. — Пожалуйста, продолжайте.
— Это, собственно, и все. Он нашел на берегу в ту ночь много японских гранат и сунул четырнадцать или пятнадцать в свой саквояж.
— В свой саквояж? — Николсон похлопал ладонью по сиденью рядом с собой. — Они все находятся здесь, под скамьей, мисс Плендерлейт.
— Он нашел больше, чем сказал вам, — очень тихо произнесла мисс Плендерлейт. — Он забрал их все на борт торпедного катера. Он бегло говорил по-японски, и ему было нетрудно убедить их, что у него с собой планы Яна Беккера. Спустившись в каюту, он пообещал показать им планы, сунул руку в саквояж и сорвал чеку. Он сказал, что это займет всего четыре секунды.
Та ночь выдалась безлунной и беззвездной, только темные облака над головой, и Николсон час за часом вел шлюпку, полагаясь на интуицию и на Бога. Стекло компаса треснуло, почти весь воздух из гирокомпаса вышел. Стрелка так бесконтрольно крутилась, что определить по ней хоть что-то в тусклом свете фонарика было просто невозможно. Николсон вел шлюпку, ориентируясь на ветер, и пытался держать курс так, чтобы ветер всегда дул в левый борт. Он рассчитывал на постоянство ветра и течения, которые не дадут им сколько-нибудь значительно отклониться от направления. Но и при постоянстве ветра и течения шлюпкой было трудно управлять. Все больше и больше воды вливалось в нее. Она тяжело осела на корму.
Ближе к концу ночи его беспокойство и напряжение возросли. Эта напряженность передалась большинству находившихся в шлюпке. Немногие заснули в ту ночь. Вскоре после полуночи Николсон произвел весьма приблизительные подсчеты, предполагая, что находится в десяти-двенадцати милях от Зондского пролива, а возможно, и ближе, всего милях в пяти. Причина для беспокойства у него имелась. Их карта Восточного архипелага была теперь вся в соляных разводах, промокшая и бесполезная, но он очень хорошо знал о скалах, рифах и отмелях, находившихся к юго-востоку от побережья Суматры. Однако точно вспомнить, где они находятся, не мог. И к тому же не мог определить точное местонахождение шлюпки. Его расчеты широт были так приблизительны, что они вполне могли пропустить пролив. Возможность пропороть днище шлюпки о прибрежные рифы была столь же велика, как и шансы миновать скалы. Все в шлюпке выглядели такими больными, такими усталыми и беспомощными, что если пришлось бы оставить шлюпку не дальше полумили от берега, то и тогда лишь менее половины из них могли бы надеяться на спасение. Даже если им удастся миновать все грозящие опасности, их ожидала необходимость причалить к берегу в условиях сильного прилива.
После двух ночи Николсон послал боцмана и Вэнниера на нос впередсмотрящими. Еще несколько человек вызвались встать на вахту, но Николсон приказал им оставаться на своих местах, располагаясь на дне шлюпки для большей ее устойчивости. Он мог бы сообщить, что глаза Маккиннона видят лучше, чем все остальные, вместе взятые, но не сказал этого.
Еще через полчаса Николсон внезапно увидел еле заметные изменения. Вытянутая низкая зыбь, идущая с северо-запада, изменилась. Волны уже не шли накатом, стали короче и круче, но он так устал и так был физически вымотан, управляя наугад шлюпкой всю ночь, что чуть было не упустил из виду эти изменения. Ветер оставался таким же, не слабел и не усиливался за все прошедшие ночные часы.
— Маккиннон! — хрипло выкрикнул Николсон, заставив сидящих насторожиться и выпрямиться. — Нас занесло на отмель!
— Ага, вы правы, сэр.
Ветер четко донес не особенно обеспокоенный ответ боцмана, который стоял у мачты слева по борту, держась одной рукой за нее, а другой прикрывая глаза и вглядываясь вперед, в ночь.
— Вы видите что-нибудь?
— Ничего, черт побери, — откликнулся Маккиннон.
— Продолжайте наблюдение. Вэнниер...
— Сэр?
Голос слегка возбужденный, но достаточно твердый. Находясь на грани срыва менее двенадцати часов назад, Вэнниер чудесным образом преобразился и стал жизнедеятельнее и энергичнее всех остальных.
— Спустите паруса. Не свертывайте их: на это нет времени. Ван Оффен, Гордон, помогите ему.
Шлюпка стала сильнее зарываться в быстро мелеющую воду.
— Все еще ничего не видите, боцман?
— Ничего, сэр.
— Развяжите Сирана и двух его людей. Отправьте их на середину шлюпки. — Николсон подождал полминуты, пока трое, спотыкаясь, приблизятся. — Вы со своими людьми садитесь на весла. Гордон, вы тоже. Когда я дам команду, опустите весла и начнете грести.
— Только не сегодня, мистер Николсон.
— Что вы сказали?
— Вы слышали, что я сказал. Не сегодня, — холодно и презрительно повторил Сиран. — У меня онемели руки. И вообще у меня нет желания с вами сотрудничать.
— Не будьте болваном, Сиран. От этого зависят наши жизни.
— Но не моя. — Николсон увидел в темноте блеск обнажившихся в улыбке зубов. — Я отличный пловец, мистер Николсон.
— Вы оставили сорок человек на верную смерть, не так ли, Сиран? — рассеянно спросил Николсон, щелкнув предохранителем кольта.
Во внезапно наступившей тишине щелчок прозвучал неестественно громко. Секунда. Две. Три... Сиран вставил уключину, потянулся за веслом, отдавая приказ своим людям.
— Благодарю вас. — Николсон повысил голос. — Все слушайте! Предполагаю, что мы приближаемся к берегу. Вполне вероятно, что у берега будут скалы или рифы. Или сильный прибой. Шлюпка может перевернуться и затонуть. Не обязательно так случится, но вполне может быть. — Если этого не произойдет, то случится чудо, мрачно подумал он про себя. — Если окажетесь в воде, то держитесь вместе. Цепляйтесь за шлюпку, за весла, за спасательные пояса — словом, за все плавающее. И что бы ни произошло, держитесь вместе. Все понятно?
Все что-то тихо пробормотали в ответ. Николсон обвел фонариком шлюпку. Судя по тому, что он увидел в хилом желтом свете, никто не спал. Позы людей свидетельствовали об особой напряженности. Он быстро выключил фонарик. Но и слабого света хватило, чтобы сузившиеся зрачки перестали что-либо видеть в темноте.
— Все еще ничего, боцман? — окликнул он.
— Совершенно ничего, сэр. Черно, как... подождите минуту... — Маккиннон замер, одной рукой держась за мачту и молча вглядываясь вперед.
— Что там, приятель?! — закричал Николсон. — Что вы видите?
— Волнорезы, — отозвался Маккиннон, — или прибой. Я слышу...
— Где? Где это?
— Впереди. Еще не вижу. — Он опять умолк. — Кажется, справа по носу.
— Спустить второй парус, — приказал Николсон. — Мачту снять, Вэнниер.
Он наклонился к румпелю и повернул шлюпку против ветра, носом в море. Та медленно, с трудом послушалась руля. В ней было около двухсот литров морской воды, скопившейся в основном в кормовой части. Но все-таки шлюпка приняла нужное положение. Полузатопленная, в бушующем море, шлюпка еще слушалась руля.
— Теперь я вижу их! — крикнул с носа Маккиннон. — По правому борту, сэр.
