Ознакомительная версия.
– Люся, как зовут твоего специалиста-техника?
– Анвар Латыпов.
– Где его можно найти?
– В морге. Он умер минувшей ночью.
– От чего?
– Да какая мне разница? Он – умер! Хусаинов – пропал! Кто-то зачищает концы. «Кто следующий?» – подумала я и знаешь, что решила?
– «...и мнится – очередь за мной...»
– Именно. А вообще, Дронов, ты точно ненормальный. Нашел время цитировать Пушкина.
– Если я цитирую Пушкина, а ты знаешь, кого я цитирую, значит, не все потеряно.
– Идиоты, – бросила сквозь зубы Бетти.
– Твоя подружка понимает по-русски?
– Да. Только она не моя подружка.
– Тогда – и обид не будет!
Одним ударом ствола Кузнецова раскроила Бетти губу.
– Сука! – выговорила Кински.
Я попытался вмешаться, но Кузнецова с усилием нажала на спусковой крючок, хлопнул выстрел, и пуля, опалив мне волосы, улетела в пространство неба, оставив о себе напоминанием аккуратную дырочку в заднем стекле.
– Извини, Дронов, я сейчас слишком напугана... И способна натворить гнусностей. Ты милый клоун, Дронов, ты хочешь найти в мире совершенство, но мне теперь даже не до шуток с тобою и уж тем более не до бесед... Как ты сказал? «И мнится – очередь за мной...» Штука здесь в том, что очередь эта будет, скорее всего, автоматной и дожидаться ее я не собираюсь! Я давно бы уже смылась, а тут – ты с этой малахольной девкой, да еще с дурными играми в премиальный фонд памяти Сен-Клера-младшего!
– «Замок снов» принадлежит Сен-Клерам?
– В мире много что им принадлежит. Но никто не может наверняка сказать что.
– Зачем ты ехала в особняк за городом?
– Вещички забрать. Женщины, знаешь ли, сентиментальны и жадны до тряпок и побрякушек. И я из таких. Как затмение нашло. Так что – спасибо вам. Открыли глаза. Уходить нужно налегке. Как волна от берега.
– «От берегов, где никому не нужен, уйду в края, в каких никто не ждет...»
– Дронов, ты становишься невыносим. Я пойду. Прощай. Пообщайся тут с милой девушкой, раз уж вы нашли друг друга. Только не двигайся с места, пожалуйста, пока я не уеду. Твоя... компаньонка права: от нас, русских, всего можно ожидать.
Людмила вышла, устроилась за рулем автомобиля Бетти Кински, сделала мне ручкой:
– Доброй охоты, Дрон. Надеешься выжить?
– Надеюсь.
– Тогда напомню тебе старую итальянскую пословицу: если ты на кого-то охотишься, то кто-то охотится на тебя.
«Кто был охотник, кто – добыча, все дьявольски наоборот, что понял, искренне мурлыча, сибирский кот...»
Бетти Кински я решил оставить в обездвиженном автомобиле. Связанной по рукам и ногам. Не по-товарищески, конечно, но... Она сама жаловалась, что не спала всю ночь. Пусть отдохнет. Может быть, я и подкинул бы ее в более цивилизованное место, но шины она пробила сама.
– Ты не можешь меня так здесь оставить. – Молчавшая до того Бетти заговорила, когда я явно собрался уходить.
– Отчего же?
– Это дорога к особняку. Меня здесь найдут и убьют.
– Ты ни для кого не дичь, Бетти.
– Я слишком засветилась прошлой ночью, наводя справки о «Замке снов», ее хозяйке, особняке. Они меня точно убьют.
– Кто – они?
– Не знаю. Но ты не можешь меня так бросить!
Резон в ее словах был. Зачем мне грех на душу? Недолго думая я взвалил ее на плечо и пошел в подлесок. Прошагал с километр. Уложил девушку на мягкий дерн, в тенечке.
– Ты... Ты решил меня убить?
– Нет. Поспи. Если хочешь. Ты ведь жаловалась на недосып и усталость.
– Ты меня не развяжешь?
– Девушка, ты создаешь опасные проблемы. Себе и окружающим. Отдохни, а?
– Сволочь.
– Ну а не желаешь спать – распутывайся. Часиков через восемь сумеешь. Может быть, даже раньше.
– Да я даже пошевелиться не могу!
– В жизни не бывает легких сетей, – сказал я, развернулся и пошел прочь.
К дороге я вышел примерно через час. Было далеко за полдень. Шоссе раскалилось. Я прикинул, где нахожусь, вынул мобильный – разумеется, он принадлежал Бетти, вызвал такси и через двадцать минут был у «Замка снов». Там сел в машину Бартеневой и отправился... Сам не зная куда.
Состояние мое было странным. У меня было ощущение, что ничего и не произошло, просто пленка прокручивается в обратном направлении. И все разговоры были пустыми и все действия – тщетными... Словно я плыл в мутной воде.
Ничего никак ни с чем не связывалось. Алина Арбаева, Сен-Клер, Бартенева, Соня Марч...
Можно и сбрендить. И немудрено – после всего. Самое противное, что это «все» – ничего не стоило и ничего не значило хотя бы потому, что ни черта я не понимал в происходящем! Куда теперь? Да к океану! Тем более людей сейчас там – никого. Сиеста. Жара. Смертельная жара.
Жара плоха в городах. Особенно если ты вынужден целый день париться в офисе, таращась в экран монитора. Или – в сварочном цеху. Или на стройплощадке. Да какая разница где... У океана жара хороша. Можно бесконечно брести вдоль берега, что-то себе напевая, время от времени бросаться в волну, проплывать сотню-другую метров и – снова идти – без цели, без смысла, ни о чем не думая и не терзаясь ни прошлым, ни будущим. Прошлого уже нет, будущего еще нет, а настоящее... Линия горизонта, где темно-синее сливается с темно-синим в единую линию... И ты понимаешь, что мир вечен, и оттого, наверное, приходит ощущение, что вечен ты сам, что как океан плескает волны свои накат за накатом – года, века, тысячелетия, так и ты бродишь по кромке его, впитывая эту энергию, мощь и бесконечность...
Я выехал за город, отмахал километров тридцать по шоссе, нашел между уступами скал съезд к океану; здесь было всегда малолюдно, да к тому же, если оставить машину неподалеку от съезда и не полениться перелезть нагромождения камней, останешься совсем один: ничто и никто не потревожит тебя на почти десятикилометровом пляже, кроме таких же одиноких бродяг, впрочем, по эту пору здесь редких. Искупаться и поплавать мне хотелось уже нестерпимо; казалось, каждой клеточкой утомленного тела я уже впитывал прохладу солоноватой воды...
Автомобиль меня обогнал впритирку, скатился по съезду и перегородил мне путь. Не знаю, чего поднялось в душе моей больше – досады на несостоявшееся купание или ярости: ничего хорошего нежданные встречи мне не сулили.
В автомобиле был только водитель, но это меня не успокоило. Я перебросил рычаг коробки передач на заднюю и дал газ. Теперь машина «условного противника» осталась внизу, метрах в двадцати; иметь запас скорости и хода, когда твой недруг встал поперек – никогда не вредно. В конце концов, таран у нас – национальный вид спорта. Вот только – зачем он так намеренно подставился?..
Пистолет милой девушки Бетти я оставил, и сейчас он грел мою ладонь. Но это – так, средство для самоуспокоения. Крутые только у нас на ночных увеселениях и у них в голливудских боевиках – шумливые, крикливые, агрессивные, размахивающие стволами и крушащие черепами стены. А во всем мире они «cool». Прохладные. Настороженные. Спокойные. Доброжелательные. Просчитывающие десятки ходов и умеющие выбрать верный. Или – ничего не просчитывающие. Просто живущие в согласии с природой, временем и положением вещей в меняющемся мире и сохраняющие притом присутствие духа, достоинство и благородство. И – немного прохлады. Особенно если жара кажется смертельной.
Дверца автомобиля распахнулась, оттуда вышел человек – седой, поджарый, снял солнцезащитные очки, прищурился, помахал мне:
– Не напрягайся, Дрон! Узнал?
Это был Вересов. Я поставил автомобиль на ручник, выпрыгнул, подошел. Поздоровались сдержанно.
– Спустимся к воде?
Вдвоем мы подошли к плавной линии прибоя. Стояли, глядя на океан, и – молчали.
Прошлое не исчезает. Ни тебе от него никуда не деться, ни ему от тебя. Вот и теперь, стоя рядом с Женей, я думал вовсе не о том, что было когда-то, и даже не о том, каким могло бы быть мое теперешнее настоящее... Каждый человек интуитивно выбирает ту систему жизненных ценностей, какая представляется ему наиболее важной. И тем самым – отвергает все остальное. Но эти самые «ценности» не разложены на блюде изысканным Снайдерсовым натюрмортом; одни из них мы осознаем, другие – ощущаем, третьи – знаем наверняка.
Наши с адмиралом ценностные категории «по жизни» разошлись давно, а вот принципы отношения к ней, возможно, совпадают. Вот только... Если мужчина в чине адмирала появляется через пятнадцать лет из того кусочка твоего прошлого, какое и тебе самому уже кажется просто сном из чужой жизни, и жаждет с тобой поговорить на уединенном берегу, дела, скорее всего, хуже некуда. Остается лишь выяснить: у него, у тебя или у вас обоих.
Мы прошлись вдоль пустынного побережья. Молчание затянулось.
– Жарко тут у вас, – произнес, наконец, Вересов.
– Кому как. У вас тоже, я полагаю. Раз ты здесь.
– Я понимаю, Дрон, у тебя есть ко мне вопросы...
– Всего два. Первый: почему я?
– По сути происходящего у тебя вопросов нет?
– Если бы ты знал ответы, мы бы здесь не стояли.
Ознакомительная версия.
