Митяй уже и знать не хотел своих бывших подельников, приятелей по несчастью.
«Упекли и правильно сделали. Уроды, насильники долбаные, пидары гнойные!»
После тюрьмы и зоны у него к гомосексуалистам выработалось стойкое отвращение, гомики и насильники были последними людьми в тюрьме.
«Насильники, пацана трахнули.., сейчас вас на зоне трахают во все щели и дырки, – злорадно потирал руки Митяй, когда знакомые рассказали ему о злоключениях двух его приятелей. – Знал бы, сдал бы их тогда и, возможно, вместо пяти лет получил бы тройку, парился бы на нарах меньше. А в тюрьме день за пять идет».
Митяй вышел на свободу два года назад со стойким отвращением к нарам и к тюремной жизни. Как многие бывшие заключенные, он поклялся себе, что ни за что в жизни за решеткой больше не окажется, и ерундой заниматься не станет. Но одно дело – благие намерения, а другое – реальная жизнь.
А она встретила Митяя не ласковыми объятиями.
Все друзья-ровесники как-то в ней устраивались, как-то зарабатывали деньги. Он ткнулся в одну контору, во вторую, в третью, но его документы говорили о нем больше, чем он мог рассказать сам. Как-никак судим, и сидел в тюрьме пять лет.
– Нет, такие нам не нужны. Вы уж извините, место занято.
Кто говорил прямо, глядя в глаза, ничего не опасаясь, кто отказывал уклончиво. Помыкавшись месяца три и не найдя нормальной работы, Митяй был вынужден заняться прежним ремеслом. И, надо сказать, дело пошло как нельзя лучше. Удача буквально повалила.
Первые три квартиры и дача, которые он с приятелями обворовал, принесли солидный куш. А связи у Митяя имелись, он знал места, где можно легко избавиться от краденого. И от экономной жизни Митяй с приятелями вскоре перешли к жизни роскошной. Они тратили деньги, не жалея, понимая, что следующая квартира, следующее дело принесут немалый доход.
Так оно и шло. Проколов не случалось, работали чисто и аккуратно. Забирали: где мебель, где видеотехнику, где деньги и драгоценности. Работали по наводке и без нее. Увидят спутниковую антенну на крыше или на балконе, стеклопакеты в окнах – значит; хозяин квартиры мужик со средствами, значит, квартиру можно поставить. И ставили. Замки открывать Митяй умел еще до тюрьмы, а в тюрьме, поучившись у опытных взломщиков, свое мастерство укрепил, так сказать, отточил и усовершенствовал. Для него уже не существовало дверных замков, которые он не мог вскрыть с помощью отмычек. Иногда приходилось повозиться, но что это за дело, если без возни? Всякая работа требует определенных затрат энергии, работа вора тоже требует определенных трат.
И все бы шло хорошо, если бы не странная квартира, на которую вышли, заметив новые рамы в окнах, а в ней и взять-то толком ничего не взяли, денег немного – несколько тысяч – правда, нашлись там ствол, ножи. Но так быстро их высчитал, все забрал, да еще и морды набил странный мужик – хозяин. Как детей «развел». Кто он, откуда взялся?
Митяй крякнул, ударил кулаком с татуированными пальцами по верстаку.
– Бля буду, – сказал он, – кончать этого мужика надо, а иначе он нас кончит. Вот вам крест! Кончит, как не фиг делать, сдаст в ментовку.
– Он сам, наверное, мент.
– Я уже это слышал. Мне по хрен – мент он, военный, парашютист, инженер, банкир, кончать его надо и все! Сдаст, чую задницей, позвоночником чую! Уже мурашки по спине бегают. А как вспомню о наручниках на запястьях и о казенной фуфайке, то жить не хочется. Завтра же пойдем и кончим его!
– Э, Митяй, а может, не надо? – негромко прошептал водитель микроавтобуса, который занимался тем, что стоял на шухере и вывозил награбленное.
– Я тебе, урод, сказал: ты его привел, и ты пойдешь со мной. Кончаем его, мужики!
– Да, кончаем.
Вторая бутылка была уже пуста, когда четверо мужчин решили, что завтра займутся хозяином квартиры, который обошелся с ними так жестоко.
– Я ствол достану, – сказал Митяй, – у моего кореша есть, вместе со мной сидел.
– Какой у него ствол? – спросил рыжий.
– Хороший, – ответил Митяй, – обрез из двустволки. С такого медведя завалить можно, а уж того козла, если что, завалю, как пить дать. И баллистическая экспертиза ни хрена не покажет.
– Грохоту будет, Митяй, – сказал рыжий, вытаскивая из-под верстака третью бутылку водки.
– Вот и я думаю, грохоту будет, поэтому лучше тихо горло перерезать уроду, и все дела.
– Крученый он какой-то, Митяй.
– Крученый не крученый, а нож под ребра – и будет прямой и холодный.
Мужики самодовольно заржали. Напившись водки, они почувствовали свою силу. Как-никак их было четверо, все мужики крепкие.
– Значит, так, – уже приказывал, а не рассуждал Митяй, – завтра собираемся здесь.
– А может, не будем тянуть? Перегорим же… – вставил рыжий. – Прямо сейчас пойдем и замочим? А то, как бы сегодня он нас не сдал. Завтра приедем сюда утром, а тут уже пятнистые в масках и бронежилетах.
Повалят на землю, ноги раздвинут, отмудохают, наручники защелкнут и в машину. А там этапы, этапы…
– Не трынди, рыжий, – угрожающе сказал Митяй, – ты там не был, и не тебе про это говорить. А тюрьмы бояться – в лес не ходить.
Мужики снова заржали.
– А ты дело говоришь. На хрена тянуть? Может, сейчас и пойдем, сейчас его и завалим?
– Думаешь, он дома, Митяй? – спросил водитель.
– Дома, не дома, какая разница? Подкараулим, выждем, будет выходить, тогда и порешим. Собирайтесь.
– А ствол?
– Ствол, ствол… – Митяй забурчал, – за стволом заедем.
– Куда ехать?
– Недалеко. Полчаса туда и обратно.
– А если твоего кореша на месте не окажется?
– А где ж он будет? Он инвалид, сидит дома в коляске и никуда, в отличие от нас, не ездит.
– Митяй, а что за кореш? Не сдаст?
– Не сдаст. А если сдаст, ему голову отвертят и в унитаз засунут.
Довольный смех наполнил гараж, вернее, даже не смех, а гогот, похожий на лай злых собак, давным-давно не кормленных забывчивым хозяином.
– Так я же поддатый, Митяй, как мы поедем?
– Ничего, поехали. Окошко откроешь, проветришься. У меня таблетки есть, глотнешь, и они не во рту, а прямо в кишках запах отбивают.
– Дай.
– Держи.
– Ты ж их не водкой, а пивом, хотя бы, запей.
Заскрипела дверь гаража, звякнули замки, скрежетнули ключи. И четверо мужчин погрузились в микроавтобус, отправляясь на дело. Микроавтобус добрался до Павелецкого вокзала без приключений.
– Куда теперь? – спросил водитель.
Митяй тряхнул головой:
– Бля, забыл! На Серпуховской, улице свернем, а там я вспомню.
Добрались до Серпуховской улицы. А из нее попали на третий Павловский переулок.
– Вот теперь ждите здесь, – сказал Митяй, выбираясь из микроавтобуса.
Он отряхнулся, застегнул куртку до самого горла, размял затекшие от сидения в микроавтобусе ноги.
– Через полчаса буду.
– Полчаса сидеть здесь? – спросил рыжий.
– Сиди и не дергайся.
Сам же Митяй зашел во двор, затем взбежал на площадку четвертого этажа и постучал в дверь, обитую рваным коричневым дерматином.
– Кто? – раздался сдавленный голос.
– Свои, – отозвался Митяй и трижды с силой ударил в дверь.
– Дверь задрожала. Ударь Митяй немного крепче, и замки навряд ли выдержали бы.
– Не ломай! Не ломай.., твою мать!
– Твою мать, – с площадки крикнул Митяй.
Дверь открылась.
– Здорово, Бурый! – сказал Митяй вваливаясь в квартиру и наклоняясь к инвалидной коляске, в которой сидел мужчина с черным кучерявым чубом в тельняшке с короткими рукавами, из-под которых торчали худые синие от татуировок волосатые руки.
– Чего тебя принесло? – сразу же задал вопрос Бурый.
– Дело есть к тебе.
– Я же завязал, ты знаешь.
– Знаю я. Бурый, как ты завязал. Небось, краденым торгуешь?
– Это.., как положено.
– Были бы ноги твои целы, не отморозил бы ты их, так, наверное, не краденым бы торговал.
– Если бы да кабы… – скривился Бурый и, тряхнув головой, перебросил кучерявый черный чуб слева направо. Затем пригладил его жилистыми руками и, развернув в узком коридоре никелированную коляску, поехал в квартиру, в большую комнату. Митяй двинулся следом. – Ты один? – спросил он.
– Один, один, говори смело. Чего надо?
– А чего мне надо, как ты думаешь?
– Хрен тебя знает. Наверное, золотишко продать?
– Нет, Бурый, не угадал. А выглядишь ты хорошо, хоть и без ног, а сытый.
– Друзья не забывают, иногда подкидывают деньжат. Может, и ты принес?
– Принес, принес, – Митяй вытащил из внутреннего кармана пачку денег и бросил на круглый стол, застланный цветной скатертью. На краю стола была пепельница, полная окурков «Беломора», стояла бутылка, рядом с ней стакан. Бутылку на треть наполняла водка.
– Потянешь, Митяй?
– Нет, Бурый, я к тебе по делу.
– Перетрем, перетолкуем, смогу, окажу посильную помощь.
– Сможешь, Бурый. Мне твоя гармонь нужна.
