– Электросталь.
– А до Москвы отсюда далеко? – поинтересовался Баклан.
– Рукой подать, – ответил работяга. – По железной дороге километров шестьдесят будет. На электричке за час с небольшим доберешься. Тебя там уже заждались.
– Кто это меня заждался?
– Да менты вокзальные. Ты рожу-то свою видал?
До метро дойти не успеешь, как заметут.
– Там посмотрим, – сказал Баклан и поспешно удалился.
– Не туда! – крикнул ему вслед водитель погрузчика. – Во-о-он там вокзал!
Баклан кивнул в знак благодарности и торопливо зашагал в указанном направлении. Его одолевали сомнения. По краям черной дыры, зиявшей в центре его контуженной памяти, были в великом множестве разбросаны обломки воспоминаний.
Баклан помнил, что там имеется Красная площадь, Третьяковка, Пушкинский музей, площадь трех вокзалов, ВВЦ, метро и жесточайший паспортный режим.
Действительно, думал он, шагая по пыльной улочке, действительно, работяга прав. В таком виде ему не пройти по Москве и ста метров. О чем он думал, когда послушался Шибздика? А с другой стороны, сказал он себе, что я должен был делать? Бродить по лесам вокруг Йошкар-Олы, дожидаясь, когда меня выловят вертухаи в масках? Идти в местную милицию: помогите, мол, разобраться, кто я такой?
Баклан покачал головой: ему почему-то слабо верилось в то, что милиция ему поможет. Некоторое время он размышлял над тем, откуда в нем такое стойкое предубеждение против милиции. Может быть, он сам был бандитом? Ведь недаром же он так профессионально умеет драться! И недаром во взгляде Шибздика, который он время от времени ловил на себе во время их совместного побега, кроме восхищения, читался самый обыкновенный страх.
На секунду он даже остановился посреди улицы, озадаченный собственным предположением. Мысль о том, что он был бандитом, ему не понравилась. Правда, он не совсем соответствовал собственному представлению о людях этой уважаемой профессии. Насколько ему было известно, бандиты, как правило, грубы, невоспитанны, с головы до ног покрыты татуировками и имеют особую, совершенно несвойственную ему лично, манеру выражаться. Созданный его воображением образ российского бандита больше напоминал шарж или даже карикатуру, которая ни в одной своей детали не совпадала с его собственной внешностью или манерой поведения.
«Ну и что? – с чувством, близким к отчаянию, подумал он. – Ну и что, что не похож? На свете есть не только боевики. На свете есть платные киллеры из бывших военных, фальшивомонетчики и масса других преступников, которые не распускают пальцы веером и не ботают по фене. Конечно, то, что я – один из них, еще не доказано, но в данный момент мне не нужны такие доказательства. Шансы у меня пятьдесят на пятьдесят. Очень может быть, что, обратившись за помощью в ближайшее отделение милиции, я узнаю, что нахожусь в розыске.»
Он нашел водоразборную колонку, спустил до талии пыльный комбинезон, стянул через голову насквозь пропотевшую, покрытую засохшими пятнами крови майку и некоторое время, кряхтя, отмывался под тугой струей ледяной воды. Мыться было неудобно, поскольку приходилось одной рукой давить на тугой рычаг, но все равно эта процедура доставила ему огромное удовольствие. Потом он кое-как простирнул все в той же ледяной воде свою майку.
Без мыла было плохо, но все-таки лучше, чем до стирки. Он свернул майку жгутом и выкрутил так, что старая ткань протестующе затрещала, встряхнул и натянул еще влажную майку на умытое тело.
После купания он почувствовал себя лучше во всех отношениях. Прошлое уже не казалось ему таким темным, а перспективы – туманными. В конце концов, решил он, Москва – очень большой город, в котором легко затаиться на какое-то время. Может быть, там действительно удастся найти кого-то, кто сможет ему помочь, а может быть, память постепенно вернется к нему, и он перестанет нуждаться в посторонней помощи. Потом, когда он все узнает и поймет, можно будет вернуться в Куяр и посчитаться с Черемисом и его бандой головорезов в черных масках. Баклан почему-то не сомневался, что сможет это сделать.
В маленьком зале ожидания было прохладно и малолюдно. Слева от входа скучала за заваленным газетами и книгами в пестрых бумажных обложках лотком худосочная девица с торчащими лопатками и лошадиным лицом, наполовину скрытым огромными очками с мощными линзами. С первого взгляда было видно, что торговля у нее идет вяло и что ей на это наплевать. Напротив нее толстая тетка в грязноватом белом халате торговала мороженым и пирожками.
Кроме этих двоих, в зале находилось еще человек восемь или десять.
Баклан подошел к висевшему на стене расписанию движения электричек. Сверившись с укрепленными на другой стене электрическими часами, он выяснил, что до ближайшей электрички на Москву осталось почти сорок минут.
Покосившись на лоток с пирожками и мороженым, Баклан решил не валять дурака и поискать буфет, а еще лучше – столовую. Последний раз он ел сутки назад, и это была далеко не самая вкусная трапеза.
Выходя из зала ожидания, он заметил, что продавщица мороженого подозрительно покосилась в его сторону, и ускорил шаг. «Да, – подумал он, – это не жизнь. Что же мне теперь, так и шарахаться от каждой тени? Надо бы бритву купить, что ли, а то зарос как дикобраз…»
Бакланов остановился на привокзальной площади, высматривая буфет, и тут его тронули за плечо. Он резко обернулся, почти уверенный, что увидит размалеванную камуфляжными пятнами фигуру без лица, и уперся взглядом в белесую веснушчатую физиономию. Над физиономией имела место залихватски заломленная на затылок форменная серая каскетка с кокардой, а ниже располагался форменный же мышастый костюмчик с погонами старшего сержанта.
Широкий кожаный пояс был обременен пистолетной кобурой, резиновой дубинкой и парой вороненых наручников. «Вот в этих браслетах меня и поведут», – с тоской подумал Баклан, незаметно шаря взглядом по сторонам в поисках какой-нибудь щели, в которую можно было бы нырнуть.
– Старший сержант Ерохин, – вялой скороговоркой представился милиционер, небрежно поднеся к правому уху сложенную горстью ладонь. – Попрошу предъявить документы.
«Вот так, – подумал Баклан. – Черт возьми, как быстро!»
– У меня нет при себе документов, – стараясь говорить спокойно, ответил он.
– Ясно, – все так же вяло откликнулся старший сержант. – Придется пройти.
– Куда пройти? – заупрямился Баклан. – Зачем?
– В опорный пункт, – скучающим тоном объяснил сержант. – Для установления личности.
Баклану вдруг стало весело. Установление личности, подумал он. Ну-ну. Ты не поверишь, парень, но в этом я заинтересован гораздо сильнее, чем ты. Если бы ты был способен установить мою личность, я бы для тебя горы свернул, в лепешку бы расшибся… А так придется, видимо, расшибить в лепешку тебя.
Он огляделся в последний раз в поисках пути к отступлению и увидел, что через площадь, направляясь к ним, ленивой походкой движется еще один милиционер. Этот выглядел постарше Ерохина и был гораздо крупнее. Кобуру он носил не на бедре, а на левой стороне живота, как эсэсовец. Лицо у него было загорелое, широкое и прямоугольное, как полуторный кирпич. Баклан понял, что момент упущен. Этот здоровяк не станет раздумывать и сразу же примется палить из своего табельного пистолета. До него метров двадцать, и пули, второпях выпущенные с такого расстояния, могут попасть в кого угодно…
Видимо, его намерения каким-то образом отразились на лице, потому что старший сержант Ерохин вдруг подобрался и торопливо отступил на шаг, потянувшись рукой к поясу.
– Все, все, – поспешно успокоил его Баклан. – Пройти так пройти. Куда идти-то?
Ерохин открыл рот, чтобы ответить, но ему неожиданно помешали. Какая-то располневшая тетка, имевшая самый простецкий, вовсе не столичный вид, вдруг налетела на сержанта, как грозовая туча.
– Ты чего к нему пристал? – возмущенно спросила она, тесня Ерохина своим далеко выступающим вперед бюстом. – Чего привязался, спрашиваю? Чего тебе надо? Какие еще документы? Ты что, не видишь, инвалид он, в Чечне контуженный. Кто его такого с документами из дому выпустит? Потеряет ведь! Да он уже и потерял, вот в Москву его везу, правду искать, а то у нас ничего не добьешься…
Ошеломленный этим напором сержант растерянно отступил еще на шаг, дав тетке возможность втиснуть свой массивный бюст между ним и Бакланом.
– Паспортный режим… – начал он, но тетка не дала ему договорить.
– Ну что ты заладил про паспортный режим? – перебила она. – Потерял он паспорт! Я же тебе человеческим языком объясняю. Сын это мой, ясно? Коля он, Николай. Дроздовы наша фамилия. Вот тебе мой паспорт, читай, убеждайся. – Господи! – в ее голосе вдруг послышались слезы. – За что же мне такая мука? Насилу ведь его живого дождалась из Чечни этой распроклятой, насилу выходила, травами отпоила, на руках выносила… И ни пенсии, ничего… А теперь вот еще тут прохода не дают, господи! Сами небось тут отсиживались, а сыночка моего.., кровиночку…
